Из Питера в Питер

— Нет ничего проще, — отрезала Энн Крук. — Пусть кто угодно встретится с детьми и убедится...

— Увы, миссис Крук, ваши высокие принципы, ваша бесконечная доброта помешали вам увидеть тот террор, который царствует в вашей детской колонии...

— Какой террор?

— Красный. У нас, миссис Крук, есть своя информация. Ваши дети запуганы, терроризированы незначительной по численности, но спаянной группой старших воспитанников, зараженных большевизмом. Под угрозой физической расправы, моральных унижений дети не скажут, о чем действительно думают и мечтают. Они будут твердить о навязанном им желании вернуться в красную Россию, но это ничего не доказывает...

— Сэр, я работаю в Красном Кресте двадцать лет! — возмутилась миссис Крук. — И все время с детьми! Если вы считаете, что мое мнение ничего не стоит, что я не заслуживаю доверия...

— Что вы, миссис Крук...

— Тогда перестаньте слушать нелепые сплетни! Этих детей не запугать. Их нельзя терроризировать. Я советую вам, сэр, запомнить мои слова. Кажется, я понимаю, почему моих детей поселили на заброшенном острове, отрезанном от Нью-Йорка...

И, не слушая возражений, вне себя от гнева, она выскочила, хлопнув дверью.

Ни тогда, ни после Круки ни с кем не делились своими горестями.

Ребята недоумевали, почему после такой теплой встречи в Сан-Франциско их изолировали от нью-йоркцев, засунув на заброшенный островок, который за час-другой можно было пересечь вдоль и поперек.

Удивляли и сердили ребят также строгости, заведенные на этом островке. Казармы, где они жили, были обнесены забором. Охрану лагеря несли солдаты-негры. Они относились к ребятам по-дружески, но никуда не выпускали. Всем в лагере командовали белые солдаты-инструкторы с какими-то нашивками. В шесть утра — подъем по свистку. Полчаса отводилось, чтобы убрать постели и умыться. Полагалось каждое утро мыться до пояса. Затем целый час занимались гимнастикой, строевым шагом, военизированными упражнениями...

Миша Дудин так пристально и внимательно вглядывался в лица инструкторов, что его рано или поздно спрашивали:

— В чем дело, парень?

— Я ищу Майкла Смита, — объяснял он.

— Какого Смита?

— Был такой...

Ребята хмурились. Уж не начинают ли и правда втихаря готовить из них разведчиков?

За каждое отступление от правил полагалось наказание, как в настоящей казарме. Питание стало скудным... Такой же порядок был заведен и для девочек, только с ними занимались несколько злых и неразговорчивых женщин в скаутской форме.

Все это можно было вытерпеть, если бы сказали ясно и точно, когда их повезут домой. Вместо этого стало известно о «плане Бордо».

Аркашка, необыкновенно быстро сходившийся с разными людьми, завел и здесь дружбу со здоровенным солдатом-негром. Ребята провели на острове уже около десяти дней. Аркашка учил своего солдата русским словам и просил, чтобы тот приносил нью-йоркские газеты, вроде — для учения... Иногда солдат совал ему газету. Там писали о чем угодно, только не об их неуютной судьбе.

Но однажды солдат сказал:

— Скоро будем прощаться.

Аркашка молча впился в него черными глазами.

— Вас повезут во Францию.

— Куда? — не поверил Аркашка.

— В лагерь, около французского города Бордо. Там собирают детей, жертв большевистской революции. Вам повезло: начальником лагеря назначен тот самый, кого ищет ваш малыш, — Майкл Смит. Хорошо, что знакомый, правда?

Через час штаб красных разведчиков решал, как быть.

— Удрать из лагеря — раз плюнуть, — размышлял Ларька. — Забор и охрана пустяки. А потом что? На острове никто не живет, лодок нет. На чем добираться?

— Для смены караула приходит катер, — напомнил Аркашка. — Захватим его!

Ларька только улыбался, а Гусинский рассердился:

— Как ты его захватишь? И вообще кончай свои анархистские штучки!

— А ты что предлагаешь?

— Даже если б удалось захватить катер, — успокаивал их Ларька, — нам не удастся добраться до города. Перехватят в заливе...

— Дадим бой!

— Чем? Кулаками?

— А хотя бы и кулаками! Налетят репортеры! Мы успеем сказать им всю правду!

— И они ее тотчас напечатают, — посмеивался Ларька.

— Ты что, — нахмурился Аркашка, — не понимаешь, что надо любой ценой пробраться к товарищу Мартенсу? Ты помнишь, что говорил Джером Лифшиц? Если можно поднять всемирный хай, так самое время его поднимать! Иначе будет поздно...

— Вот если бы кто-нибудь умер, — неожиданно заговорил Миша Дудин, — тогда можно бы в гроб вместо этого мертвеца положить, скажем, меня... Гроб отвезут в город, на кладбище, а я откопаюсь и выберусь к товарищу Мартенсу... Только для этого надо, чтобы кто-то умер.

Тут стало известно, что в лагерь приехала миссис Крук и хочет видеть Ларьку и Катю.

Наверно, впервые в жизни миссис Крук испытывала странную неловкость, что-то похожее на стыд... В глубине души она с горечью сознавала, что предпочла бы сейчас не появляться в лагере. Но у Джеральда Крука, с его куда более мягкой натурой, чуть не слезы наворачивались на глаза, когда надо было ехать в лагерь. Он умоляюще смотрел на жену, и скрепя сердце Энн Крук брала эту миссию на себя... Что могла она ответить русским ребятам на самый главный для них вопрос? Теперь, когда «Асакадзе-мару» требовалось каких-то две недели, чтобы доставить ребят домой, миссис Крук не знала, попадут ли они туда вообще... И прятала глаза.

Катю и Ларьку она встретила уверенно и требовательно, как в лучшие времена.

— Возможно, что на днях вам предложат дать концерт в Нью-Йорке, — сказала миссис Крук. — Местные импрессарио узнали о ваших успехах в Сан-Франциско. Удалось подключить прессу... Постарайтесь прогреметь еще оглушительнее!

Ларька и Катя разом посмотрели друг на друга, потом на миссис Крук.

— Ну? — потребовала она. — Никаких секретов!

Ларька не решался, но Катя спросила:

— Мы слышали, нас хотят отправить во Францию. В лагерь, где командует Майкл Смит. Это правда?

— Думайте о концерте, — помолчав, хмуро посоветовала миссис Крук. — Вы не понимаете, как это важно. Чтобы нью-йоркцы вас поняли и полюбили...

— Скажите нам адрес представителя Советской России, товарища Мартенса, — попросила Катя.

Миссис Крук взглянула на Катю, потом на Ларьку и строго покачала головой:

— Подумайте как следует. У вас сейчас есть солидный шанс привлечь нью-йоркскую публику. Удалось организовать концерты, прорвать вашу изоляцию... И в этот момент вы хотите связать себя с большевиками?