Из рода Караевых
Шрифт:
— Этого субчика я знаю, товарищи! Он доброволец марковского полка, кадет, сукин сын и палач трудового народа!
У Игоря даже рот раскрылся — так неожиданно и нагло первым сделал выпад жандарм.
— Не успел улизнуть со своими, белый гад! Помогите-ка, товарищи!
Помощники нашлись тотчас же. Игорю вывернули руки за спину, оттащили в сторону, притиснули к забору.
Жандарм в фуражке, натянутой на самые глаза, торопливо объяснял:
— Я, как глянул, сразу вижу: он! У нас они на квартире стояли… я этого запомнил, глазастого!
Многопудовая
— Да у него все обличье кадетское! Ишь, барчонок, так и рыскает глазищами! Тьфу на тебя!
Она сладострастно плюнула Игорю под ноги.
Хмурые, отчужденные лица, глаза, горящие ненавистью. Только что эти люди улыбались и шутили вместе с Игорем.
— Господа! — сказал Игорь, беспомощно озираясь. — Господа, даю вам слово…
Толпа свирепо зашумела:
— Нету здесь господ!
— Господа к Черному морю тикают!
— Посуньтесь трохи, я з этим господином побалакаю!
— Я не доброволец! — выкрикнул Игорь с отчаянием. — Я гимназист здешней гимназии, даю вам слово. Моя фамилия Ступин. А он, — Игорь — его держали за руки двое — показал глазами на своего врага, — переодетый жандарм с вокзала! Усы сбрил, чтоб его не узнали!
Жандарм побелел. Его бритая верхняя губа по-собачьи поднялась, обнажив мелкие желтые зубы. Он засмеялся скверным деланным смехом, обернулся к толпе:
— Вот заливает! Обыскать его надо! Оружие при нем должно быть!
Содрогаясь от омерзения, Игорь ощутил, как по его карманам стали шарить.
Тетка с семечками поднесла к носу Игоря извлеченные из бокового кармана его шинели две карамельки в бумажной обертке, сказала с чувством:
— Конхветами питается, паразит!
Жандарм запустил руку в нагрудный карман и вытащил на свет божий… черные марковские погоны, которые Игорь сорвал, спасаясь от этого же жандарма тогда, на вокзальной площади, и про которые потом совсем забыл!
— Видали! — Жандарм со злобным восторгом показал толпе свою находку. — Погоны носит в кармане, змееныш!
Толпа грозно загудела, придвинулась вплотную. На Игоря пахнуло жаром ее дыхания, как из распахнутой настежь печки. Сейчас кто-то ударит первый… Только бы сразу потерять сознание! Игорь зажмурился. Вдруг он услышал какую-то возню, крик, ругань и, открыв глаза, увидел, что рядом с ним стоит красноармеец его лет — в белой папахе с красной лентой, в ловком кавалерийском кожушке. В кулаке — маузер.
— Назад! — кричал красноармеец, угрожая пистолетом самым нетерпеливым и горячим крикунам. — Прекратить самосуд!..
В ответ посыпалось:
— Товарищ военный, отойди, не мешай народу!
— Они наших дорогих товарищей без суда стреляли и вешали!
— Убери от греха свою пушку, солдат!
— Нельзя, граждане! — надрывался в крике красноармеец в белой папахе. Его доброе курносое лицо налилось кровью от натужного крика, но даже тени растерянности или страха не было на нем. — Дисциплинку надо соблюдать, товарищи!
Советская власть категорически против самосудов!Крикуны не унимались.
— Что же, по-твоему, по головке его сейчас погладить?
Заслонив собой прижавшегося к забору Игоря, красноармеец бесстрашно выкрикнул в ответ:
— Нужно будет — его в особом отделе по головке без тебя погладят! Без проверки нельзя, граждане!
— Да ты видел — у него погоны нашли марковские в кармане!
— Все проверят! Заслужил — безусловно передадут в трибунал. И — к стенке! От пролетарской руки ни один белый палач не уйдет! А самим — нельзя! Иначе у нас получится анархия, мать беспорядка. В ревком его надо отвести. Или в комендатуру.
Вперед выдвинулся жандарм.
— Товарищ военный! — льстиво и вкрадчиво обратился он к красноармейцу в белой папахе. — Его же, гада, все равно шлепнут! Зачем же тянуть с этим делом? Одолжите нам ваш пистолетик на пять минут… тут вот как раз дворик удобный имеется… Сделаем все чистенько. Ни нам, ни вам, как говорится!
Игорь отстранил своего защитника.
— Даю вам слово, это — переодетый жандарм, самый настоящий палач. Я его узнал, и поэтому он хочет меня убить!
— Ах ты!..
Жандарм грязно выругался, оттолкнул красноармейца и вцепился Игорю в горло железными руками. Но в тот же миг парнишка в белой папахе схватил его сзади за шиворот, сильно рванул на себя, отбросил назад и, подняв руку с маузером, выстрелил в воздух.
Толпа отхлынула от забора. И сейчас же в образовавшемся пустом пространстве возник перед Игорем Иван Егорович — живой, целый, только очень похудевший и осунувшийся. Теперь он был в черной поношенной кожаной куртке с красным бантом в петлице.
Игорь радостно бросился к нему:
— Иван Егорович!
— Здорово, Игорь!
Иван Егорович обратился к толпе:
— Что тут было? Из толпы ответили:
— Марковца словили!
— Вот и погоны его! На груди прятал!
Иван Егорович брезгливо, двумя пальцами взял протянутые ему черные погоны, бросил в лужу. Остановив порывавшегося заговорить Игоря, обратился к толпе:
— Кто из вас меня здесь знает?
Веселый густой бас из толпы:
— Я знаю! Вы товарищ Толкунов, Иван Егорович, председатель революционного комитета!
Иван Егорович кивнул:
— Правильно! Это я и есть. Товарищи, объявляю вам, что этот парнишка, — он показал на бледного как смерть Игоря, — наш парнишка. Я за него ручаюсь. Понятно?!
— Иван Егорович! — произнес наконец Игорь. — Это все жандарм с вокзала подстроил! Он переоделся и усы сбрил, а я его узнал!
— Где он?!
Но жандарма уже не было. И никто не видел, когда и как он успел скрыться.
— Ладно, далеко не уйдет! — сказал Иван Егорович и обратился к притихшим людям: — Разбираться надо, товарищи. Враг у нас хитрый, верткий, смотрите, как вас всех обштопал и утек. А вы в это время с гимназистом в кошки-мышки играли… Заходи, Игорь, в ревком ко мне… Ступайте на вокзальную площадь, сейчас митинг начнем!