Из рода Караевых
Шрифт:
— Я вас предупредил, Елена Ивановна! — сказал он, застегнувшись наконец. — Теперь… извиняйте, пожалуйста!
Нельзя было допустить, чтобы этот старый кабан ушел!
Игорь бросился в кухню. В углу за печкой стояла отцовская шашка. На этот раз она выдернулась из ножен легко и лихо.
С обнаженным клинком в руке Игорь настиг домовладельца уже в прихожей, схватил его за барашковый воротник нового пальто.
Страшно вскрикнула Елена Ивановна. Григорий Иванович вырвался, оглянулся, отчаянно завизжал. Глаза у него стали белые. «Тресну его плашмя по шапке», — подумал Игорь и, захмурившись, занес свой карающий
Когда Игорь опомнился, он увидел, что домовладелец полусидит-полулежит у его ног, прислонившись к стене. Рот его искривлен, один глаз закрыт, другой бессмысленно устремлен на Игоря. Слюна пузырится на лиловых губах.
— Что с ним, Игорь?! — прошептала Елена Ивановна.
— Не знаю! Я не успел ударить его, мама, честное слово!
— Надо его уложить. Бери за ноги, а я за плечи. Отнесем ко мне в спальню!
С трудом Ступины оттащили тяжелую тушу домовладельца в комнату Елены Ивановны и уложили на постель. Тут Григорий Иванович очнулся, открыл второй глаз.
Елена Ивановна тихо спросила:
— Что с вами, Григорий Иванович?
Но вместо слов из искривленного рта Григория Ивановича стали выскакивать какие-то странные звуки: «Буль… буль… буль…»
Елена Ивановна с ужасом посмотрела на Игоря:
— У него удар! И, кажется, язык отнялся!
Она склонилась над домовладельцем:
— Вот видите, Григорий Иванович, как вас наказал бог за ваш дурной помысел!
Игорь подумал, что он, пожалуй, больше, чем господь бог, повинен в том, что случилось с Григорием Ивановичем, но эта мысль не вызвала у него чувства раскаяния. Ничего, кроме гадливого отвращения, не внушал ему этот беспомощно распростертый на кровати булькающий «правдолюбец»!
Теперь квартира Ступиных превратилась в настоящий лазарет. Врач был необходим уже двоим. Игорь снова собрался идти за доктором Потаниным, и снова его остановил требовательный и резкий стук во входную дверь.
— Кто там?
— Патруль! Откройте!
В прихожую вошли двое. В английской защитной форме. Только на плечах — черные марковские погоны. Винтовки на ремнях.
Одним из вошедших был Юрий Балкович. Кадет похудел, побледнел. Еще больше он был похож теперь на молодого старика.
Глаза Игоря и Балковича встретились, и Игорь невольно опустил свои: такой лютой ненавистью была налита потускневшая, мертвая синева глаз кадета.
Марковцы вошли в столовую, и второй патрульный, рослый широкоплечий брюнет с густыми мохнатыми бровями-гусеницами, с унтер-офицерскими нашивками на погонах, четко козырнув, сказал Елене Ивановне, стоявшей у стола и приготовившейся ко всему:
— По приказу командования ваша улица входит в зону повальных обысков. Кто здесь живет?
— Здесь живет вдова военного врача, действительного статского советника Ступина с сыном Игорем. Это я! — ответила Елена Ивановна, и достоинство, с которым были произнесены эти слова, восхитило Игоря.
— Сколько у вас комнат?
— Кроме этой еще две.
— Покажите!
Так же спокойно Елена Ивановна отворила дверь.
— Пожалуйста, смотрите!
Патрульные вошли в ее спальню. Григорий Иванович лежал на кровати, задрав к потолку аккуратно подстриженную седую бороденку, дышал трудно,
с хрипом. Пальто, ботинки и калоши Игорь и Елена Ивановна с него сняли, когда укладывали на кровать; костюм — тоже новый, со слежавшимися складками — оставили, только ворот рубашки Елена Ивановна расстегнула, чтобы облегчить дыхание.— Это кто? — резко спросил Балкович. В глазах его вспыхнул огонек.
Игорь подумал: «Если сейчас начнет стонать Забейворота, мы пропали».
Елена Ивановна сказала, приложив пальцы к вискам:
— Ой, у нас такая неприятность, господа! Ночью, когда поднялась стрельба, к нам прибежал владелец дома Григорий Иванович Кувшинов. Наверное, он очень испугался… и вот с ним произошел удар. Срочно нужен врач. Сын как раз собирался идти, когда вы постучали.
Бровастый марковец усмехнулся, бросил насмешливо:
— Нервный какой старичок.
Григорий Иванович застонал и открыл глаза. Взгляд его, как с ужасом заметил Игорь, стал осмысленно-злобным. Домовладелец заерзал, задвигался, забормотал:
— Буль… буль… буль!..
Елена Ивановна, белая, как наволочка подушки, по которой беспомощно металась голова Григория Ивановича, тихо сказала:
— Язык отнялся! Ужасное несчастье!.. Лежите спокойно, Григорий Иванович! — прибавила она властно, обращаясь к домовладельцу. — Вам нужен полный покой. Скоро придет врач.
Григорий Иванович затих.
Брезгливо косясь на его ноги в рваных носках, рослый марковец пошутил галантно:
— Очень сожалеем, мадам, что из-за нас у вас такие хлопоты. Знали бы — стреляли потише. Идемте, Балкович!
Игорь искоса взглянул на мать, и, наверное, в этом взгляде было столько подозрительной радости, что бдительно наблюдавший за ним Балкович тотчас же сказал:
— Мы еще не все комнаты осмотрели!
— Пожалуйста, смотрите! — Елена Ивановна невозмутимо пожала плечами.
Патрульные вышли в столовую, Елена Ивановна взялась за ручку двери в комнату Игоря, где тихо лежал раненый «большевистский повстанец» и, улыбаясь, сказала:
— Я перенесла сюда ночью мою спальню. И там еще не убрано. Поверьте, господа: там никого нет!
Балкович решительно поправил ремень винтовки.
— Пропустите!
— Vous ^etes mal 'elev'e [3] , молодой человек! — выпрямившись во весь свой прекрасный рост, произнесла Елена Ивановна.
Смутившись, рослый унтер-офицер командирски тронул кадета за рукав шинели:
3
Вы плохо воспитаны (франц.).
— Пошли, вольноопределяющийся Балкович!
Вместе с марковцами Игорь вышел на крыльцо. Утро было ясное, чистое. Ни облачка в синем, по-весеннему влажном небе. По крыше дома Григория Ивановича, томно стеная, танцующей походкой семенил перед беленькой голубкой ярко-сизый крупный голубь.
Бровастый марковец достал папиросу из самодельного деревянного портсигара, с лирическим вздохом, глядя на танцующего голубя, произнес:
— Ухаживает, подлец!
Кадет грубо выругался, снял с ремня винтовку и прицелился в беленькую голубку. Однако выстрела не последовало, потому что бровастый мгновенно вырвал у Балковича винтовку.