Из современной английской новеллы

Наконец Майкл проснулся, помаргивая от солнца, чей диск клонился все ниже к западу, а лучи пробивались сквозь деревья, ложась бликами на голые ноги человека и придавая им сходство с ногами фавна.

— Ах, хорошо! Ужасно хорошо! — воскликнул он и протянул худые руки высоко над головой, а потом, сев, — в ту сторону, где открывался великолепный вид. Дворняга при этом возгласе подняла голову и застучала хвостом по земле. — А ты что делал? Неужели так и не сдвинулся с места за все это время?

Тим качнул головой.

— Я размышлял, — сказал он. Но сказал неточно — на самом деле он лишь все глубже погрязал в трясину недовольства собой, презрения к себе.

Имаи-сан, судя по всему, не обиделась на них за опоздание, хоть непременно обиделась бы, если б к обеду опоздали не Тим и Майкл, а Тим и Лора. Встретив гостя на первых порах враждебно, она теперь сама спрашивала каждый день, не нужно ли ему что-нибудь постирать и, забывая лишний раз вытереть пыль в хозяйской спальне — благо, что Лоры не было, — каждый день неукоснительно наводила блеск в комнате Майкла.

После первого блюда Майкл закурил сигарету.

— Ты что, больше ничего есть не хочешь?

— Хочу, конечно. После эдакого похода я нагулял себе зверский аппетит. Но разве нельзя сперва подымить?

— Имаи-сан…

— Да не волнуйся ты, милый. Главное — не волнуйся! Имаи-сан вполне довольна.

И — что задело Тима больней, чем сама сигарета, — очевидно было, что это утверждение справедливо. Он услышал, как прислуга на кухне что-то напевает сама себе, прежде он такого за нею не замечал — голосок ее не без приятности выводил пятитонный мотив народной песенки, которую он неожиданно для себя откуда-то знал, только не помнил откуда.

Спустя немного Майкл бросил недокуренную сигарету за каминную решетку.

— Нельзя все время торопиться, — сказал он мягким, ласковым голосом, словно наставляя ребенка.

— У меня столько дел.

— Да, я знаю. Надо стараться брать на себя поменьше.

— Каким образом?

— Отбрыкивайся.

— Легко сказать. Невозможно сбрасывать с плеч нагрузки и обязанности с той же легкостью, с какой ты сбрасываешь с себя одежду.

Машинально Тим встал со стула, подошел к камину и достал оттуда тлеющий окурок. Потом подошел к окну и швырнул его в темноту, на миг озарив ее дугообразным дождем искр.

— Извини, глупо с моей стороны, — сказал Майкл, но тон его говорил, что это со стороны брата глупо обращать внимание на такие мелочи. — Забыл, что ты не любишь, когда я бросаю в камин сигареты.

— То есть не люблю, когда ты бросаешь горящие сигареты. От них потом такая вонь.

— Ну да, конечно.

После обеда Майкл подошел к винному шкафчику и нагнулся за бутылкой бренди.

— Тебе налить глоток? — Они поменялись ролями — теперь обычно Майкл приглашал хозяина дома выпить.

Тим покачал головой. Он был уверен, что не выдал свою досаду, однако Майкл обернулся, подняв брови.

— Но ты не против, если я выпью глоток?

— Нет, что ты. Сделай одолжение.

— Бедняжка Триция. Совсем извелась, шутка ли — столько прогонять за обезьянами, а они знай себе лопочут где-то наверху. Поди сюда, моя хорошая. — Он опустился на диван, поставил стакан рядом и похлопал себя по колену. Собака немедленно вскочила и, скребя лапами по полу, тщетно попробовала взобраться на диван. Майкл, смеясь, подхватил ее на руки, и снова она тихонько взвизгнула, то ли от боли, то ли от удовольствия, — возможно даже, и от того, и от другого разом. До того как приехал брат, Тим никогда не слышал, чтобы она издавала такие звуки.

Тим взял книгу и уткнулся в нее, чтобы лишний раз не растравлять себя зрелищем того, как собака, устроясь у сгиба братниной руки, будет мести хвостом по покрывалу из японской камки, которое они с Лорой выбирали так долго и купили так дорого. Он теперь редко когда брался за книгу ради собственного удовольствия. На будущей неделе ему предстояло читать лекцию в Японской ассоциации преподавателей английского языка, и ее темой его попросили сделать творчество Марка Резерфорда — автора, которого он никогда не читал и о существовании которого до сих пор имел лишь смутное представление.

Майкл издал довольный вздох, дальше вытянув ноги, глубже уйдя головой в подушки, и дворняга отозвалась не менее довольным урчанием. Два эти звука, исходящие один от брата, другой от собаки, вызвали у Тима все то же привычное ощущение, будто где-то внутри его черепа, в самой его сердцевине, кто-то царапает по стеклу острыми осколками стекла. Но почему? Что в них было такого, в этих звуках, чтобы вывести его из равновесия? Все всегда поражались его умению сосредоточиться, отключиться от окружающего — писать деловые отчеты в Лондон, когда под боком визжали и куролесили дети, а Лора слушала музыку.

Раздвижная дверь покатилась в сторону, и из-за нее показалось лицо Имаи-сан, не молодое и не старое, поникшее на непомерно длинной шее. Глаза ее обратились не к хозяину, а к Майклу.

— К вам дама. — Странно, что они не слышали звонка. Возможно, Мичико вошла в дом сама, так как дверь до ночи оставалась незапертой, а возможно, столкнулась в дверях с прислугой, когда та собралась уходить.

— Дама? Какая такая дама? — спросил Майкл.

— Это может быть только Мичико, — отозвался Тим.

Имаи-сан ниже склонила голову.

— Курода-сан.

Войдя в комнату, Мичико, как и прислуга, первым делом обратилась к Майклу. Можно было подумать, что хозяин здесь он.

— Вы простите меня за беспокойство, — проговорила она полным притворного смущения голосом, так уже хорошо знакомым Тиму.

— Что вы, пожалуйста, — ответил Майкл, сразу входя в роль доброго дядюшки, которую она теперь отвела ему в своей личной драме и которую до сих пор играл Тим. — Куда желаете присесть?

По обыкновению, она остановила свой выбор на стуле с прямой спинкой и села, по обыкновению сдвинув колени и лодыжки и сложив на коленях, одну поверх другой, безжизненные руки.

Тим пристально смотрел на нее, пока она не поняла, что пора как-то отозваться на его присутствие. В прежнее время она обычно столь же оскорбительно медлила, раньше чем отозваться на присутствие Лоры.

— Добрый вечер, мистер Хейл.

— Добрый вечер, Мичико.

Она почуяла неладное.

— Я надеюсь, вы не сердитесь, что я к вам пришла в воскресный вечер?