Из Тьмы, Арка 5

И раз уж речь зашла об их славной предводительнице, то непонятная, но однозначно интересная, бурная деятельность, начатая ею в Кукуте — на самом деле раньше, но обратил на это внимание он лишь в том городе — заставила парня переосмыслить некоторые свои мысли и поступки. Тогда, на юге, Куроме неожиданно показала себя, как весьма коварную и продуманную личность, не чуждую эстетики настоящей игры.

Ведь что является лучшей сценой, как не настоящая жизнь? И кто, как не человек, способный зажечь восхитительное пламя хаоса, а потом заставить его танцевать по своим правилам — с тем, чтобы убить уже ненужный огонь в последнем акте — является гениальным режиссёром? И это при том, что до этой миссии эти качества никак не проявлялись (или, как теперь считал Кей, тщательно маскировались их маленькой принцессой Зла).

Первый номер Рейтинга, притворяющаяся мрачной колючкой любительница черноватого юмора, истребительница сладкого и самозваная повелительница мертвых, а также Доктор Боль в одном флаконе, после предательства сестры получила жёсткий моральный удар. Как многие до неё и многие после, Куроме погрузилась в мрачные размышления, перемежаемые попытками переосмыслить своё прошлое и будущее так, чтобы новая картина мира причиняла меньше боли.

И переосмыслила. Да настолько, что даже ему, великому Кей Ли-сама, гениальному артисту в театре жизни, стало стыдно за себя...

И до крайности завидно!

Сам он, пережив своеобразный катарсис, решил, что если век члена Отряда — пусть и ярок, но короток и местами безрадостен, то следует добавить огонька самому. Это весело, круто и в бесконечное число раз лучше глупого горя или злобы, кои толкнули к смерти добрую половину убийц, потерявших дорогих людей или смысл существования.

Но… как ни печально это осознавать, Кей, как и все остальные до него, просто смирился. Играл пусть и превосходно, но следуя чужому сценарию. Принял правила заведомо проигрышной игры и просто постарался сделать так, чтобы в процессе медленного умирания она хотя бы стала приносить больше радости ему и ребятам.

Куроме же вместо того, чтобы пойти по этому пути, решила бороться. Не последовать примеру сестры, которая, переметнувшись на сторону добрых — ха-ха! — борющихся за народное благо — ха-ха-ха-ха! — бунтовщиков, предала их всех и себя. Нет, она ни много ни мало решила изменить будущее, уже написанное другими! Ну, или хотя бы ту её часть, что касалась её и Отряда.

И, оглядываясь назад, можно заключить, что она преуспела. Причём как-то даже слишком быстро и легко.

До чего же круто! Завидки берут, аж скулы сводит!

И что десятикратно обидней — он, мнящий себя не последним умником, понял смысл действий Куроме лишь, когда она практически перестала скрываться, чуть ли не напрямую заявляя о своих намерениях всем (ладно, всем в команде и отчасти — в Отряде) кто видит, слышит и достаточно сообразителен.

То есть, если подумать, ему одному.

Ах, если бы Кей знал, что так удачно стукнуло боевой сладкоежке, никогда ранее не проявлявшей подобных наклонностей — непременно стукнул бы себя тем же самым! В то же самое место. Два... нет, лучше три раза!

Но вернёмся к изменениям в характере сокомандницы, её не до конца понятной, но очень серьезной и занимательной игре, а также наблюдавшему за ней тайному, но оттого ничуть не менее восторженному поклоннику.

Пожалуй, самый сильный удар понимания, который подтолкнул вереницу его мыслей в нужную сторону, произошел на аттестационном экзамене на ранг Мастера. Наблюдая, как Куроме абсолютно без всяких колебаний общается с генералиссимусом и главой разведки, как свободно и в какой-то степени непринужденно ощущает себя в этом обществе, Кей буквально физически почувствовал, насколько далеко она оторвалась от серой массы остальных убийц, в том числе и от самого Кея «Великолепного». И, судя по тому отношению, с которым она говорит о своих контактах с Сайкю, Будо — и, чтоб его тентакли полюбили, самим Императором! — в будущем маленькая повелительница Зла и Печенья взлетит еще выше…

Если не убьют. Что нынче стало той ещё задачкой. Сам Кей, например, не взялся бы. А если бы получил такой приказ — подумал скорее о дезертирстве, чем о попытке его выполнения.

После того занимательного вечера он куда внимательнее стал слушать, что говорит новоиспечённая дворянка, приближённая министра разведки и ученица Будо, а также начал присматриваться к её поведению. Аккуратно поддевать, провоцировать, сопоставлять факты, анализировать события, свидетелем которых являлся. Всё-таки они никогда не были особенно близки с Куроме или кем-то из её закадычных друзей… которые к нынешнему моменту уже все выбыли.

Разумеется, совместная служба помогала понять друг друга лучше и вольно-невольно сближала всю их небольшую компанию, однако, чтобы постигнуть мотивы и способ мышления довольно-таки скрытной девчонки, потребовалось бы гораздо больше времени, чем он мог себе позволить. Да-да, именно поэтому он её поддевает, а не потому, что ему просто нравится данное занятие, ха-ха-ха!

Гм, неважно.

Главное, что чем дальше Кей изучал свою цель, тем более интересная перед ним складывалась картина. Множества фрагментов не хватало, но уже сейчас рисовалась что-то оч-чень небанальное. Или даже грандиозное.

Способность ориентироваться среди криминала — а ведь это он со своей командой частенько работал с полицией, не Куроме! — понимание психологии политиков и поведения толпы, непонятно откуда всплывающие знания и огромные суммы золотом...

Конечно, можно объяснить наличие денег и информации вытрушиванием оных из вредных для исполнения задания или просто подвернувшихся под руку личностей, но… Их учили пытать и выбивать ответы, а Кей, как лидер команды, часто действовавшей совместно с правоохранителями, в частности дознавателями, прекрасно знал, что мастерство палача — это труд и временами целое искусство. Лишь профаны считают, что достаточно напугать жертву и заставить испытывать боль, и та сразу всё выложит. На деле же это работает лишь в том случае, когда требуется тупо раздавить человека: что-то забрать или «повесить» на неудачника чужое преступление.

Хочешь вытащить из настоящего, матёрого бунтовщика его контакты? Будь готов слушать ложь, потом ломать его болью, дабы выслушать новую ложь и, поймав цель на несоответствии, начать новый этап пыток и допросов, призванных выудить крупицы правды из вороха вранья и словесного мусора. Он слышал, что в некоторых случаях с особо упёртыми объектами приходится работать неделями и даже месяцами, прогоняя через новые и новые круги пыток после каждого неосторожно оброненного утверждения, противоречащего уже снятым показаниям.

Что можно устроить за пару часов? Лишь простой и банальный полевой допрос. А полевой допрос он на то и полевой, что направлен на прояснение моментов в и так более-менее известной ситуации, вроде численности противников или их точного месторасположения. И то желательно иметь несколько источников информации, которых надо допрашивать отдельно и с пристрастием, чтобы уж точно не нарваться на дезу. А скоростное вытаскивание тонкостей, способных уничтожить и товарищей, и семью, и дело жизни пытуемого… тут уж даже самый слабовольный трус станет юлить и недоговаривать. Ну, пытаться. Или наоборот: начнёт признаваться во всём, о чём ни спросят, пытаясь утопить мастера допросов в потоке сорной информации.