Из-за девчонки (сборник)

– Скорее всего, нет. – Что-то твердое блеснуло во взоре Колюни.

– Писать оттуда будешь?

– Не буду…

Она приподнялась на носочках и поцеловала его. Хотела, как сестра брата, в щеку, но Колюня не понял, испугался ее движения, отбросил голову назад, и получилось смешно: поцеловала его в подбородок.

– Позвони мне, ладно? – сказала она, повернулась и пошла прочь.

И он пошел, радостно размахивая двумя тяжелыми банками. От одного чересчур сильного взмаха его приподняло над бетонной дорожкой, и дальше он уже не шел, а низко летел над землей и улыбался, как улыбается во сне исцеленный от тяжелого недуга. В грудь приятно толкал латунный талисман…

Он и в квартиру не вошел, а влетел. Увидел на полу осколки битого стекла и камень. Пока ходил за помидорами, кто-то устроил в его комнате вентиляцию. Но возмущаться и тем более искать виновника не стал – сам когда-то совершал подобные подвиги. Взял совок, веник и стал подметать осколки…

Почти в то же самое время кто-то позвонил в квартиру Малышевых. Катя открыла дверь. На пороге, покачиваясь от горя, стоял Валерий. Все лицо у него было залито слезами.

– Что с тобой?!

– Я видел тебя с ним… как на ладошке…

– Выследил… Войди же. – Она закрыла за ним дверь. Платочком промокнула слезы. – Вот не думала, что ты можешь реветь, как девчонка. Ну прости меня! Я сама не знаю, что нашло на меня. Наверное, весна виновата…

Валерий заплакал еще сильнее.

– Да успокойся ты! – стала она его трясти за плечи. – Я совсем, понимаешь, ни капельки ему не нужна. У него все прошло. Честно-честно! Он сам мне об этом сказал.

… Покончив с разбитым стеклом, Колюня сел за телефон. Пока бабули нет, можно поболтать без оглядки. Из семи цифр Катиного номера он с дрожью в пальцах набрал шесть. А седьмую так и не смог! Осторожно положил трубку на рычаг, взял записную книжку и густо-густо зачеркнул номер Катиного телефона. Но имя ее оставил…

Колюня, Колюня!..

* * *

Что будет с моим героем дальше? Не знаю. Поживем – увидим… А сейчас простимся с ним и со всеми, кто вольно или невольно сделал тот год его жизни трудным, неудачным, но, может быть, самым значительным из всех, что он прожил и еще проживет на белом свете…

Валерий Алексеев Прекрасная второгодница Повесть [4]

4

1

Девятиклассник Игорь Шутинов вошел в прихожую, поставил сумку с продуктами на пол и, держась рукой за дверь, принялся развязывать шнурки ботинок. Был он из породы аккуратистов: шагу не сделает по квартире в уличной обуви, ни до чего не дотронется дома, не вымыв после улицы рук.

– «Неужели когда-нибудь, – бормотал Игорь, разуваясь, – неужели когда-нибудь подстригут все деревья? Неужели когда-нибудь по линейке рассадят кусты?»

Привычку бормотать стихи Игорь культивировал в себе сознательно: в прошлом году совершенно неожиданно выяснилось, что он обделен «чувством прекрасного», – именно так выразилась студентка-практикантка, давшая в восьмом «А» единственный и, как в один голос говорили учителя, неповторимый урок. С тех пор Игорь целеустремленно воспитывал в себе это чувство, идя пока чисто количественным путем. Рано или поз дно, он был убежден, количество освоенного материала обратится в качество восприятия. Случалось так, что с заученными стихами Игорь был внутренне не согласен; кстати, идея подстриженных и рассаженных по линейке деревьев не представлялась ему такой уж отвратительной, есть же, в конце концов, регулярные парки. Но свое несогласие Игорь подавлял: специалистам надо во всем доверяться, по крайней мере на первых порах, пока не вникнешь в суть дела.

В прихожей, вопреки обыкновению, горел свет. Возле обувной тумбы, которая одновременно служила и телефонным столиком, сидел отец. Прижимая к уху телефонную трубку, он в упор смотрел на Игоря и молчал. Выражение его лица, сокрушенного и в то же время полного ожидания радости, удивило Игоря.

– Что-нибудь?… – коротко, не произнося лишних слов, но с нужной интонацией спросил Игорь.

Отец досадливо поморщился («не мешай!») и взглядом показал на лежащую возле телефонного аппарата развернутую телеграмму.

– Костя?

Отец кивнул.

Никакие силы не заставили бы Игоря взять телеграмму немытыми руками, и он, бегло взглянув на нее издали, снял куртку, повесил ее на вешалку, прошел в ванную, тщательно вымыл с мылом руки, не менее тщательно их вытер и только после этого пошел знакомиться с новостями.

Прибываю шестнадцатого апреля отпуск связи сезоном дождей Константин.

– Здорово, – по обыкновению, ровно сказал Игорь, хотя все в нем запело от радости, и даже эти слова «запело от радости» он услышал в себе, но только как слова. Как будто кто-то механически произнес или, еще лучше, напечатал крупным шрифтом: «Все в нем запело от радости».

Так радовался Игорь. Это можно было принимать или не принимать, это можно было осуждать или одобрять, но он так радовался. Каким-то образом эта форма радости была связана с «чувством прекрасного», но каким – Игорь мог только предполагать.

– В Шереметьево? – спросил он отца.

Отец кивнул и после паузы проговорил:

– Музыку для меня играют. «Ждите, ждите» – и музыка. Я уже все вальсы Штрауса… – Тут он вскинулся и пронзительным голосом закричал: – Девушка, алло! Алло, девушка!..

Должно быть, тревога была ложная, потому что, умолкнув, отец сделал попытку затянуться погасшей сигаретой, и лицо его сморщилось, как у обиженного ребенка, а глаза стали обреченными.

– Бросил бы ты курить, – наставительно сказал Игорь и, взяв со столика спички, поднес отцу огня.

Терпение у отца было адское. Может быть, терпение вообще являлось его главным жизненным капиталом, но не ожесточенное терпение и не смиренное, а спокойное, выстраданное, как у Робинзона Крузо после неудачи с большой лодкой.

Константин был старший брат Игоря. Он уже год выполнял в тропических джунглях Андамана геодезические работы по ирригационному проекту «Шитанг». Работа была важная, от нее зависело благосостояние целого региона, о проекте «Шитанг» писали в центральной прессе (так выражался отец: «О пустяках в центральной прессе не напишут!»). И цветная фотография Константина, вырезанная из журнала, была приклеена к стене прихожей как раз над телефонным столиком. Худощавый, изжелта-смуглый, весь неуловимо тропический, с белозубой улыбкой на слегка изнуренном лице, Константин Шутинов увлеченно беседовал с одетым в длинную бледно-клетчатую юбку аборигеном Андамана. За их спинами виднелась лилово-зеленая гладь разделенного на рисовые чеки болота, белые и золоченые пагодки на островах тверди, соломенные хижины на сваях, крыши которых блестели под темным, низко нависшим небом.