Из-за девчонки (сборник)
Шрифт:
Игорь был поражен. В девятом классе на второй год не оставляют – во всяком случае, о подобной «экзотике» слыхом не слыхали в этих краях. Все мамины разговоры о «лоботряске» Игорь относил к восьмому классу, когда решался вопрос о ПТУ.
Но Соня, пусть с грехом пополам, тогда проскочила этот рубеж.
Впервые в жизни Игорь видел вблизи живую второгодницу (вдалеке они еще порой мелькали). По его представлениям, все они должны были быть крупными нечесаными девахами с лошадиной походкой и хриплыми голосами, непременно намазанные и курящие. Но перед ним стояла красавица (во всяком случае, такой Игорь
Надо было что-то спросить, чем-то поинтересоваться, посочувствовать, что ли. Но как? Ему не приходило в голову. А Соня, казалось, наслаждалась его остолбенением.
– Вот так, дорогой! – усмехаясь, сказала она. – Теперь у вас в классе буду учиться. А у меня там знакомых никого нет. Кроме тебя, конечно.
Игорь открыл рот – и ничего не сказал. Его бросило в жар. В самом сообщении не было ничего необычного, и, если бы у него имелось время раскинуть мозгами, он сам пришел бы к выводу, что деваться ей некуда: в девятом «Б» – перебор.
А ведь это означало, что теперь они ровня. И что Соня для него теперь такая же одноклассница, как все Ивановы, Петровы, Сидоровы, к которым можно спокойно забежать на полчасика, поболтать просто так. Было от чего обмереть.
– Ты что же, не рад? – спросила Соня. – А я-то думала: вот Игорек будет рад!
Первый раз в жизни она назвала его по имени, и это еще раз подтверждало, что теперь они – ровня.
– Хочешь, я с тобой буду сидеть?
Игорь почувствовал, что краснеет. Смешной вопрос, хочет ли он этого!
– Ну заходи, – сказала Соня. – Что мы, собственно, стоим на пороге?
«Поймала репетитора!» – говорила потом мама. Всё это были, разумеется, оскорбительно взрослые домыслы, но ведь и в самом деле – она как будто его дожидалась.
Они вошли в ее комнату с голубыми обоями, там были тогда еще только тахта и старый письменный стол. Ни коврика на полу, ни картинки на стене, а воздух действительно прохладный и синий, без следа пыли и солнца, из-за задернутых штор.
– Отчего у вас дверь все время открыта? – спросил Игорь, стесненно оглядываясь. – Не боитесь жулья?
– А, у нас нечего красть, – сказала она, пренебрежительно дернув плечом. – Все никак не можем устроиться.
Игорь снова покраснел. Он вспомнил, что говорила об этой семье мама: «Из ломбарда не вылезают, а дочку одевают, как княгиню». По странной ассоциации из этих слов Игорь сделал вывод, что их квартира должна быть заставлена большими прямоугольными ящиками, но никаких ящиков не было.
– А двери открыты – оттого что маме воздуха в Москве не хватает. У нее аллергия на пыль, – пояснила Соня. – Еще вопросы есть?
Вопросов не было. Игорь, стоя с ней рядом, машинально отметил, что он выше ее почти на голову, – то ли вырос за лето, то ли издали Соня казалась взрослее и выше. А может быть, и то и другое.
Вошел мальчишка двух лет от роду. Штаны надеты косо, рубашка выползла, палец во рту.
– Зачем проснулся? – строго спросила Соня.
Малыш не отвечал, только исподлобья глядел на Игоря.
– Откуда он взялся? – поинтересовался Игорь, инстинктивно пытаясь опередить его реплику. Опыт подсказывал ему, что такой
детеныш может брякнуть что угодно.– Это брянский мальчик, племянник мой, – неохотно ответила Соня. – Как ни странно, я, знаешь ли, тетя.
Она испытующе взглянула на Игоря: как он отнесется к этому сообщению? Но Игорю было все равно, тетя так тетя. Главное, он стоял рядом с ней, в ее комнате, разговаривал с ней – это было почти что чудо.
– Ты с ним сидишь? – спросил он.
– Да нет, – возразила Соня, – Иван у нас сам по себе. Правда, Иван?
Иван вынул палец изо рта и мрачно сказал:
– Гуляба.
Покончив таким образом с Соней, он повернулся к Игорю и, ясно улыбнувшись, протянул руки.
– Ишь ты, нахал, – сказала Соня. – Ты ему понравился. Иди, Иван, иди, не приставай к посторонним. На кухне конфеты.
Иван послушно побрел на кухню, подтягивая на ходу штаны.
– Ну, сядем? – спросила Соня и сама ответила: – Сядем.
Игорь присел рядом с ней на краешек тахты и, набравшись смелости, поднял глаза и взглянул ей в лицо. В книгах нередко встречаются высокопарные слова: «Он был ослеплен ее красотой». До сих пор Игорь относился к ним с недоверием, но теперь он точно знал: да, так бывает.
– Мне говорили девочки, что ты за мной гоняешься, – лукаво сказала Соня. – Я что-то не заметила. Это правда?
– Вопрос терминологии, – ответил Игорь.
Соня прищурилась.
– Ого! – сказала она. – Ну что ж, замнем разговор.
Но разговор был замят ненадолго.
Поговорили о пустяках: о знакомых ребятах, об учителях. Соня вела себя просто. Рассказывая о чем-нибудь, она брала его за руку – без умысла, просто так. Сначала он вздрагивал, потом привык.
И вдруг она сказала:
– А ты мне всегда нравился. Вот так. Это – чтобы не было недоразумений.
И поднялась, строго глядя на Игоря.
Игорь тоже машинально поднялся, ошеломленный тем, что услышал. Рухни сейчас потолок – его бы это даже не удивило.
– Пойдем куда-нибудь? – помолчав, спросила Соня. – Я только сдам Ивана, примерно через полчаса, и выйду.
Счастливый, умиротворенный Игорь поднимался домой. Он настолько забыл о домашней ссоре, что, когда отец открыл ему на звонок и, ни слова не говоря, ушел в гостиную, искренне удивился:
– А что случилось, товарищи?
Вспомнив и ахнув, он побежал на кухню. Мама плакала и повторяла: «Больше так не делай, больше так не делай…» Игорь обнял ее за покатые вздрагивающие плечи, поцеловал в щечку, румяную от кручины, искренне, от души попросил, сам не зная за что, прощения, и они помирились. Бедная мама, она даже не подозревала тогда, что все только начинается.
Дальше замелькало, как в тревожном сне. Солнце едва успевало всходить и закатываться, лужи – высыхать на асфальте, дождь – проходить. В памяти Игоря эта осень была совершенно бредовой: шапки снега на желтой листве берез, яркие грибные дожди сквозь оледенелые ветки. У него был особый отсчет времени: вчера он взял ее за руку и поднес ее светлые пальцы к губам, а она смотрела на него, склонив по-взрослому голову, с участливым любопытством; сегодня они сидели на скамейке в сквере, и он поцеловал ее в щеку, а потом еще раз, в краешек рта, и она сказала: «А вот этого совершенно не нужно».