Из жизни полковника Дубровина
Шрифт:
И вдруг из-за холма, из какого-то укрытия выкатились всего четыре танка, всего четыре "тридцатьчетверки"... Они ударили с фланга, их огонь приходился по бортам немецких T-1V. Огонь с расстояния в бросок гранаты. Но четыре танка против сотни! Немецкие танки развернулись и двинулись в обход "тридцатьчетверок".
Но "тридцатьчетверки" не попятились. Они промчались вдоль строя немецких танков и исчезли так же мгновенно, как и появились.
Вдруг совсем с другой стороны такая же стремительная четверка. Я даже был готов подумать, что это те же танки. Но уж очень быстро они изменили позиции, действуя,
Я уже знал от генерала и его командиров, что "тридцатьчетверку" немецкий танк мог поразить, только зайдя ей сзади. Но советские танкисты не подставляли спины, они все время шли сбоку от немецких танков, поражая их в самые уязвимые места.
– Они кое-чему научились!
– выдавил из себя генерал.
Он приказал прекратить атаку и сосредоточиться для нового рывка. На этот раз в броске должны были участвовать двести танков и сто бронетранспортеров с пехотой.
Шел дождь, подступали осенние сумерки. "Юнкерсы"
ничем не могли помочь танкам. Но двести танков и без "юнкерсов" сокрушительная сила.
Командир дивизии явился к нам на наблюдательный пункт с донесением, что все силы дивизии сосредоточены для атаки, что они должны ударить почти в одну точку.
Он даже осмелился спросить, не сядет ли генерал в свой командирский танк посмотреть, как будут сбиты позиции русских. Генерал колебался. Еще дребезжали сумерки, но уже расплывались далекие очертания перелесков.
Вдруг дрогнула земля, и откуда-то из-за пригорка возник оглушающий рев и свист. Стало светло как днем, огненные кометы опоясали землю. Рев нарастал, как в кошмаре. Генерал и несколько офицеров из опергруппы сидели в надежном убежище, в километре от сосредоточившегося для атаки танкового тарана.
Опытный глаз уловил, что удар огненных комет проносится мимо, а если бы и не проносился мимо, то и на землю падать в блиндаже не имело бы смысла.
Взрывы слились в один сплошной звук горного обвала. Вспыхнула земля, заплясали языки жаркого пламени. В общий грохот ворвались звуки рвущихся боеприпасов. Горели танки... Горели, как подожженные солнечным жаром. И огонь-то был необычным, языки пламени имели странный голубоватый оттенок.
Генерал, ни слова не обронив, стремительно выбежал по ступенькам из блиндажа. Внизу, в долине, где сосредоточились танки для атаки, все пылало и плавилось...
– Я слышал об этом под Ельней!
– обронил он сквозь зубы.
– Без разведки ни шагу вперед! Боюсь, что Советы здесь успели против нас выставить танковую армию...
Ночью генерал продиктовал письмо в ставку. Он потребовал приезда из Берлина комиссии, которая удостоверилась бы в превосходстве над немецкими танками советских "тридцатьчетверок".
Утром пришло донесение о потерях: сорок три танка немецких и два русских...
Командир дивизии казался потерянным. Я его помнил по первым дням наступления, помнил под Ромнами.
Таким его видеть не приходилось. Он не мог скрыть дугневного потрясения.
– Вас смутило новое оружие русских?
– спросил его генерал.
– Никакое оружие не может изменить соотношения сил...
– Мастерство их танкистов, - парировал полковник, - это уже постоянно действующая
величина... Они бьют из засады, а мы гоняемся дивизией за несколькими танками... Я не верю, что перед нами танковая армия...Несколько десятков танков остановили дивизию...
– Ну, до этого мы еще не дожили!
– оборвал его генерал.
– Наши подбили русский танк... Водитель жив...
– И сейчас жив?
– нетерпеливо воскликнул генерал.
– Сейчас? А вот этого не знаю!
– Я требовал "языка" для личного с ним разговора!
Полковник поморщился.
– После того как наши горели в долине? Я отдал распоряжение, чтобы его перевязали, привели в порядок... Но я не могу ручаться!
– Немедленно доставить его ко мне!
Мне генерал бросил на ходу, что я должен быть у него переводчиком.
Привели русского танкиста. Обгоревший комбинезон, рука на перевязи, обмотана бинтами шея, повязан левый глаз. Лицо черное, от въевшейся в кожу гари.
– Водитель танка?
– спросил генерал.
Пленный ответил утвердительно.
Последовал сразу же главный вопрос:
– Сколько на шоссе Орел-Мценск сосредоточено русских танков?
Я не успел перевести вопроса, вмешался полковник:
– Он дал об этом нелепые показания... Пленный увеояст, что перед нами сосредоточено более трехсот танков... В одной точке мы не встречались с такими танковыми силами русских... Оно не могло не быть замечено нашей авиаразведкой... Я положил перед ним карту н попросил указать, где же сосредоточены эти танки?
Он указал на пустые места...
Генерал расстелил на столе карту. Поманил пальцем пленного. Танкист оглянулся на меня.
– Подойди к карте!
– предложил я ему.
– Где танки?
– спросил генерал и протянул танкисту карандаш.
Он был тяжело ранен, ему с трудом давался каждый шаг. Он опять оглянулся на меня и сказал:
– Объясните генералу, что я не обучен читать карту.
Могу и ошибиться...
– Передайте ему, - ответил генерал, - что, если он расскажет правду, хотя бы как он ее знает, мы сохраним ему жизнь. Мы положим его в госпиталь... И я даю слово после госпиталя отпустить его и не посылать в лагерь для военнопленных.
Пришлось перевести с полной точностью слова генерала, я не исключал возможности, что полковник знал русский язык.
Спокойно и даже вроде бы ласково взглянул на меня голубой глаз танкиста. Если он и разыгрывал покорность, то должен сказать, что бог его наделил актерским талантом.
Танкист подвинулся к карте...
Генерал ткнул указкой в точку, указывая на Орел:
– Здесь? Это город Орел!
Танкист кивнул головой. С трудом давалась ему речь.
– Был приказ взять Орел с ходу! Мы вот здесь на станции наткнулись на вашу противотанковую батарею.., и отступили... Несколько танков прорвались в город. Бой шел всю ночь.
– Танки вернулись?
– живо спросил генерал.
– Три танка не вернулись, остальные прошли сквозь город и вышли обратно к нам...
Генерал обернулся к полковнику.
– Пока что он говорит правду...
– И о тех танках, которые вернулись из города? Мне думается, что в город и ворвались всего лишь три танка...
– Сколько танков ворвались в город?
– спросил у танкиста генерал.
– Батальон шел...
– ответил танкист.
– Разве вы больше, чем тройку, подбитых насчитали?