Из жизни полковника Дубровина

Десятка три подвод. На подводах дети.

– Что случилось? Что это за явление?
– спросил барон, обращаясь к офицеру.

Офицер пожал плечами и пообещал немедленно справиться. Но я догадался и без его справки.

– Эго дети из санатория!
– ответил я барону и взглядом задержал офицера.
– Все понятно. Они слишком поздно эвакуировались. Танки перехватили все дороги, и они возвращаются назад, а с ними, быть может, и учителя, и врачи...

Офицер подтвердил мое предположение.

– Такие вещи и раньше случались, - пояснил он барону.

– А дети больные, - добавил я.

– Сами они ходить не могут... Здесь лечат больных костным туберкулезом...

– Кто лечит?
– спросил барон.
– Кто платит за лечение, хотел я спросить?

Но я помнил о своем положении при штабе генерала п не торопился с пояснениями.

– Должно быть, - ответил я уклончиво, - к нам сейчас явятся воспитатели... Они все и объяснят!

– Если вы окажете любезность быть переводчиком!

Барон, видимо, решил мелкими уколами вывести меня из себя. Он не мог не понимать моего душевного волнения в ту минуту, хотя и не знал, что это село близко мне не только как обычное русское село.

– Делегацию привести ко мне!
– распорядился барон.

Обоз между тем на подъезде к замку был остановлен автоматчиками, офицер пошел передать распоряжение барона. Мы остались вдвоем.

– Вы всерьез решили сделаться хозяином этого замка?
– спросил я.

Барон покачал головой.

– Вы неисправимы, мой молодой друг! В Германии такое имение стоит целого состояния, через администрацию я этот замок получу почти даром... Мне нравится здесь...

– Тогда я, вероятно, могу с вами говорить как с хозяином этого имения?

– Я понял вас! Вы будете просить разрешения разместить этих детишек в замке... Гуманность и прочее.

Сначала послушаем их воспитателей!

Дверь открылась, и офицер пропустил вперед женщин. Они переступили порог и остановились, не зная, кто в зале главный, к кому обращаться. Офицер указал на барона. У меня возникли серьезные опасения - вдруг кто-то из них видел меня здесь до войны и узнает. Но никак я не ожидал того, что выпало на мою долю.

К барону подошли... моя мать и Марьюшка... У меня не только не оставалось времени что-то сделать, но даже обдумать свершившееся. Уйти я не мог ни под каким предлогом, ведь мне предстояло переводить.

Марьюшка здесь... Это еще объяснимо, она могла приехать к отцу, поступила воспитательницей к детям... Но как же оказалась здесь моя мать? Как могло случиться, что ее застигли немцы?

Мгновения, отпущенные мне на то, чтобы опомниться, истекли. Мать обратилась к барону на немецком языке, назвав себя и Марьюшку воспитателями детского санатория.

– О-о!
– воскликнул барон.
– Нам не нужен переводчик!

Барон сдержанно поклонился.

– Я представлюсь вам! Барон фон Рамфоринх!

И тут он обернулся ко мне...

– Это мой друг...
– произнес он, указывая глазами на меня.
– Я иногда пользуюсь его услугами при переводе с русского...

Мать и Марьюшка оглянулись на меня.

Мне ничего не оставалось, как приблизиться к ним.

Марьюшка тут же отвела взгляд, но мать, мать-то меня сразу узнала. Не дай бог, как говорится, пережить такое даже во сне...

Я знал ее выдержку, она ничем не показала, что узнала меня. Самое страшное мгновение проскочило. Но теперь ей предстояло преодолеть второй барьер, и не менее сложный. Перед засылом в Германию меня предупредили, что и она не будет посвящена, куда и зачем я уезжаю, Для нее я уехал в Испанию... Война в Испании давно окончена, я исчез, и вдруг здесь, рядом с бароном, да еще в роли его "друга".

Но я не заметил ни тени волнения на ее лице, она, конечно, мгновенно все поняла и сумела подавить волнение. Мать взяла Марьюшку за локоть как раз в ту секунду, когда она опять посмотрела на меня.

– Я предупреждала вас, Маша, - раздался неожиданно строгий голос матери.
– Я вас предупреждала, что вы ничему не должны удивляться! Ничему!
– повторила она с ударением.

– Переведите!
– попросил меня барон.

– Я это могу сделать сама!
– ответила мать.
– Я предупредила свою спутницу, чтобы она ничему здесь не удивлялась... Она молода, не знает жизни, не понимает вашего мировоззрения...

– А вы знакомы с нашим мировоззрением?
– спросил барон.

– Я - знакома!

– Вы немка?

Мать отвечала без промедления, навязывая стремительный ритм беседы.

– Нет! Но я много лет жила в Швейцарии и в Германии...

– Да, у вас прекрасное произношение...

Теперь я чувствовал по быстрой ее речи, что она в крайнем волнении, но боялся лишь за Марьюшку, что она не сможет понять мое появление.

– Политическая эмиграция?
– спросил барон.

– Политическая эмиграция...

– Кто же революционер? Вы или ваш муж?

– И я и мой муж!

Зачем она все это ему говорит? В этакой откровенности нет никакой нужды, коммунисты никогда не вызывали симпатий у барона.

– Вы интеллигентный человек. Вы из дворян?

– Да, я из дворянского сословия...

– Коммунистка?

– Да!

– Итак, - продолжал барон, неуклонно продвигаясь к своей цели услышать откровения о войне, - вы заявили, что вам известно наше мировоззрение... С какой просьбой вы решили обратиться к нам?

– Теперь уже к вам, господин Рамфоринх, если только вы не однофамилец главы международного химического концерна...

– О-о! Вы знаете не только немецкий язык, вы осведомлены о германской промышленности... Я действительно...
– барон помедлил, подыскивая слово, и вдруг улыбнулся, ему показалось, что он нашел остроумный ответ, - акула империализма, король вооружений, закулисный хозяин Гитлера. Я понятно выразился? Мне кажется, что именно так называют нас в ваших газетах...

– Приблизительно так!
– согласилась мать.
– Но я имею в виду то, что ваша власть выше военной власти.

Мы просим вас разрешить оставить детей в помещении санатория. Мы не успели увезти детей в далекий тыл...

Танки нас обогнали...

– Разрешите поинтересоваться, а что за эту любезность будут иметь немецкие власти? Согласно нашему мировоззрению мы не занимаемся благотворительностью.

Детей нужно кормить, им нужны медикаменты... На какие средства? Этот замок - наш военный трофей! Какая может быть с вашей стороны компенсация?