Из жизни Пушкина

Нет, как нынче говорят – тут что-то пошло не так. В памяти случился сбой. В моем возрасте такое бывае. Приношу извинения. Беру передышку. Вот тут я все-таки заврался – умерла вовсе не Сара Израилевна, зубной врач, а некая гражданка Циглер, которую я зрительно совершенно не помню. Она поселилась в коридоре на совсем недолгое время. Мне рассказали, что она прибыла из мест не столь отдаленных, как и многие в то время возвращающиеся из ссылок представители чуждых элементов. Пожила она после возвращения столь мало, что я ее так как следует и не разглядел. С трудом припоминается маленькая старушка на костылях. Видел я ее очень редко и всегда издалека.Виной тут вероятно территориальная отдаленность другого конца коридора. Для ребенка это была другая планета. Отсюда наверное и поздняя путаница.

Когда нашей семье дали вторую комнату с противоположной стороны коридора за ее освобождением одинокой соседкой, попавшей под машину прямо напротив дома, я под руководством бабушки по красным дням календаря стал изучать портреты членов Политбюро на здании Гознака через дорогу. Интересно было сравнивать состав портретов от праздника к празднику – кто из прежних пропал, а кто появился впервые.

Да, была раньше такая традиция вывешивать портреты вождей страны по всенародным праздникам и их можно было запоминать, таким образом они должны были становиться доступней народным массам, да и советский народ вроде становился к ним как-то ближе.

Описываемый мной коридор и его обитатели – все это было так давно и вместе с тем совсем недавно – каких-то 60 лет назад. Ничтожное время по историческим меркам, однако, уже в нашем веке такой временной отрезок очень плотен и насыщен существенными событиями. А тогда мир жил гораздо медленней. Или мне это только так кажется из сегодняшнего дня? Это было время открытых проводок с витыми шнурами в комнатах, репродукторов с одной программой и четким расписанием вещания ( «Пионерская зорька» в 7-40, детские передачи в 16-00, «Театр у микрофона» по вторникам в 19-30 и т.д. ), молочниц с огромными бидонами, газировщиц с тележками, постовых милиционеров на перекрестках, гужевого транспорта и борьбы с комнатными насекомыми (применение дуста только что запретили). Стало общим местом вспоминать о точильщиках ножей у магазинов или татарах-старьевщиках, выкрикивающих с запряженных лошадками телег: « Старье берем!». Но по-моему никто пока не вспоминал о такой черте времени, как похоронные процессии с оркестром. Эти оркестры, исполняющие один и тот же музыкальный шлягер, были почти обязательным атрибутом похорон любого мало-мальски значительного покойника. Летом, окна были открыты настежь, траурный марш оглашал все закоулки большого двора своими печальными звуками. Малышня реагировала на эти звуки должным образом – бежала посмотреть на покойника и процессию. Я же по этим звукам просто констатировал, что кто-то из соседей по большому дому помер. Теперь траурные марши раздаются только на похоронах государственных мужей, в повседневной жизни их не слышно. А жаль Без громкой траурной музыки нам стало трудно узнавать, что кто-то рядом с нами оказывается тоже проживал еще не так давно.. Разве случайно встретишь кого-то в дверях внизу у лифта и недоуменно посмотришь на него – мол, мы с вами где-то встречались? А может и нет, может мы видимся с ним впервые, и это был единственный в жизни раз. Счастливый шанс !

Народ тогда уже в основном перебрался из подвалов и поселился в коммунальных, а иногда и в отдельных квартирах. Хрущевки и дальнейшее улучшение условий жизни советских людей стремительно воплощались в жизнь. Никита Хрущев, которого я имел счастье лично видеть в маленьком зеркальце, направленном бабушкой на трибуну под углом таким образом, чтобы я рассмотрел его получше, когда он выступал с речью перед собравшимся народом. Это великое событие (я говорю об этом без иронии, так как именно тогда Никита провозгласил, что через 20 лет в стране будет построен коммунизм) имело место в конце 50-х или в самом начале 60-х (точную дату мне уже не вспомнить) на сцене за главным павильоном ВДНХ.

Моя фантазия ( в отличие от некоторых более полезных для жизни качеств) развивалась правильно – когда я засыпал, то на потолке рассматривал узоры, создаваемые светом фар проезжавших во двор автомашин – комната была над воротами во двор, и в голове конструировались многообразные построения, лица и абстрактные орнаменты. Все причудливые очертания ложились на потолок и на стены, оклеенные обоями с турецкими огурцами или геометрическими фигурами. Фантазии было где разгуляться. Она и разгуливалась. А для самовыражения очень подходил платяной шкаф с зеркалом в полный рост. Этот шкаф был достопримечательностью комнаты – он переехал сюда вместе с бабушкой из гостиничных номеров Делового двора на Варварской площади (Четвертый Дом Советов), где она жила и работала. Шкаф был сделан на варшавской фабрике. Самовыражение состояло в моем кривлянии перед зеркалом. Я строил рожи сам себе, подражая неизвестно кому. Предполагаю, что мне было просто интересно узнать до какой степени я могу изменить свою внешность. Вот где зарождалось артистическое начало, которое, как это часто бывает, родители так и не углядели. Задним числом могу сказать, что это было скорее хорошо, чем плохо, так как натура артистической не стала. Однако полностью скрывать на лице свои эмоции я так и не научился.

Первая моя школа была рядом. Она тоже, как наш дом, была построена до войны. Место, где она стояла, называлось «Церковная горка», а в центре собственно горки, которая была небольшим холмиком над речкой Копытовкой возвышалась церковь Тихвинской божьей матери. Рядом с ней когда-то был путевой дворец царя Алексея Михаловича. Речку очень долго загоняли в трубу, и в овраге, где она текла продолжительное время, стояли озерца, в которых плавали лягушки и водились караси. Я, юный дурак, отчего-то испытывавший от этого первобытный восторг, наученный кем-то (разве я мог додуматься до этого сам? ) бросал в лягушек и головастиков камни, смотрел как они либо прячутся, ныряя вглубь, либо всплывают брюхом вверх, притворившись убитыми мною. В какой-то оцепенелой очумелости мне это было интересно наблюдать. Алексеевская церковь стоит там и сейчас, как и несколько столетий назад, но деревянная «воронья слободка» вокруг нее уже исчезла безвозвратно. В этой деревянной слободке жили некоторые из моих одноклассников. Когда я там появлялся по некоторым школьным делам, суть которых теперь от меня уже ускользает, было ощущение, что я внезапно очутился где-то в далекой деревне. Наверное и в других частях города тогда могли возникать такие ощущения. Вдоль Ярославского шоссе в районе ВДНХ тогда еще стояли вполне одноэтажные деревянные дома, а за оконными рамами на вате лежали яблоки. Кстати сказать, с деревней я познакомился примерно в то же время. Мы, как и большинство москвичей того времени, снимали на лето дачу, которая представляла собой просто комнату в деревенском доме на Сходне. Большая часть поселка была дачная, а другая часть вполне еще деревенская – с крестьянским хозяйством, свиньями и курами. . Там я впервые увидел колодец, настоящий серп, воткнутый в бревно, тех же кур и свиней, как растут грибы и пил воду из родника.

По Москве тогда было много строек и каждая из них была огорожена деревянным забором. Заборы из полноценной древесины ограждали не только стройки, но и предприятия некрупного пошиба, базы и прочие разнобразные заведения. Целые леса изводились на заборы. Леса в буквальном смысле применялись в строительстве. И мостовые вокруг строек тоже были деревянными.понизу были положены деревянные дорожки из досок. Москва еще оставалась частью «Деревянной страны»! За минованием надобности все это уходило в дым. И постепенно с улиц стали исчезать лошади, которых я еще застал за хозяйственной работой .

До поступления в школу я ходил в детский сад, который, как и роддом, находился неподалеку. Я помню, что именно там я не полюбил комковатую застывшую торосами манную кашу и навсегда приобщился к живопись – на стенах висели дежурные репродукции русских передвижников (очаровательная картина Василия Перова «Рыболов» – вы ее тоже должны знать) и на всю жизнь запомнил несколько революционных и патриотических песен: «Вихри враждебные», «Песня про Щорса», «Там вдали за рекой», «Орленок» (особенно жалостливая) и некоторые другие, которые мы, дети, научились петь, держась за руки и идя крохотной колонной в парк и из парка Сокольники, где мы наслаждались природой. Как же я мог забыть – конечно, мы пели и песню «про паровоз». А как же! Известно, что все, что закладывается в детстве остается с тобой на всю жизнь. Так и с этим «паровозом». Подними меня ночью и я спросонок без ошибок спою эту старинную русскую песню. Вот только вспоминаю, что я не мог правильно спеть слова « в Коммуне остановка», а пел «кому не остановка ». То есть понимал смысл этих слов так, что автор вроде как спрашивает, мол, кому ехать дальше, а кто выходит раньше – коль ему не по пути. Про какую-то Коммуну я тогда еще ничего не знал. А еще какая-то девочка рассказывала мне про боженьку на небе и парящих ангелочков вокруг него. Другая, испанская девочка по имени Лолита Мартинес, подарила мне на память свою фотографию, когда возвращалась на родину с родителями.

После моего поступления в первый класс московской школы мы вскорости всей семьей, исключая бабушку, уехали в ГДР, а точнее в ГСВГ – Группу советских войск в Германии, куда отправился служить отец. Меня впереди ждали три новые школы в трех разных населенных пунктах, куда последовательно переводили по службе отца. Было это, если не ошибаюсь, в 1958 году., и об этом периоде я тоже поведую позже Часть детства осталась в Москве. Из первых школьных впечатлений вспоминаются школьная форма в виде гимнастерки, а не пиджака, фуражка с блестящим козырьком и ремень с железной пряжкой, деревянная парта и в ней чернильница – непроливайка, пенал с запасом перьев, промокашки, из которых мальчишки умело скручивали слюнявые шарики для бросания в одноклассников..

Вот Захарик некстати меня спрашивает – какими же были мои самые первые воспоминания детства? Точнее, что я помню как самые первые впечатления ? Наверное это: я стою в кроватке, которая сама представляет собой шедевр советского производства товаров народного потребления по терминологии тех лет: никелированные перильца, между ними прочная сетка, красивые блестящие металлические шарики-навершия по углам, сверхпрочное дно. Не сломаешь и не вывалишься. Надо мной склоняется усатое улыбающееся лицо. Позднее я узнаю, что это муж сестры моей бабушки – дядя Кузя, который приехал со своей женой из Уфы навестить родственницу. Был он по профессии столяр-краснодеревщик. Мне тогда было не больше двух лет. Наверное Иосиф Виссарионович уже помер. Последующие ранние воспоминания, как-то : катание на санках во дворе с горки, жизнь летом на Сходне, детский сад, избиение лягушек – это более взрослый период детской жизни. А вот когда и как я научился читать – этого я вспомнить не могу. У меня ощущение, что я незаметно для себя и окружающих, листая «Мурзилку» или «Крокодил», освоил русский алфавит. Скорей всего это произошло во время моих многочисленных болезней. Освоенная мной грамота привела к тому, что я принялся читать все подряд, начиная с магазинных вывесок и фамилий жильцов, указанных рядом с кнопками звонков в их квартиры. Помню загадочную фамилию Магид и свое ощущение некой тайны, скрытой в ней. Я представлял себе образ, непохожий на всех кого я знал, почему-то предполагая однажды увидеть высокого и немолодого мужчину неясного происхождения. Однажды и увидел. Это была немолодая еврейка, немного походившая на Бабу-Ягу, какой я ее себе представлял. Но она меня совершенно не напугала, потому что улыбнулась доброй и приятной улыбкой, а я с ней вежливо поздоровался. Я был воспитанный ребенок.Фамилия соседа Гераськин вообще у меня никаких фантазий не вызывала. Выходя гулять во двор, я первым делом, если это было не зимой, смотрел на крышу соседнего дома. Меня привлекал смелый силуэт бегущего по ней с гиканьем паренька. Он размахивал длинной палкой с прикрепленным к ней обрывком белой простыни. Он гонял голубей. Его лихость меня восхищала, я ему завидовал. А вот другое явление, точнее событие, состоявшееся примерно в это же время не вызвало у меня особых эмоций. Это была американская выставка в Сокольниках ( теперь я понимаю, что это было уникальное событие). Я на этой выставке не побывал. О ней, захлебываясь в собственных словах, у подъезда мне рассказывал мальчик на пару лет старше меня..Ему повезло там побывать. Его восторг вызвали две вещи: кока-кола, которую он попробовал, и роскошные американские автомобили. Слушал я его конечно с интересом, но никаккой зависти к этому мальчику не испытал. Наверное в силу своего юного возраста. Не дорос. Когда я подрос, то с приятелями стал посещать в Сокольниках разные международные выставки и приносить оттуда пачки многоцветных фирменных буклетов. Меня не интересовали достижения передовой западной технологии. Меня привлекало высокое качество полиграфии, красивые картинки. Я их подолгу рассматривал и любовался. У нас такого я не видел.

Теперь хочу перенестись в другое врремя. Старое здание артистического общежития, причем настоящий клоповник, иначе и не скажешь, которое волей вышестоящего начальства в одночасье превратилось в финансовое учреждение, так как было отдано под уникальные тогда для страны международные операции. У этого учреждения была затейливая история, но я об этом рассказывать не буду Кому это интересно найдут много информации , а я буду говорить о себе.Я получил распределение после института на работу именно туда. Понятие «финансовый работник » в то время ассоциировалось с образом лысеющего и подслеповатого мужичка совсем не спортивного типа в нарукавниках, считающего на счетах или арифмометре и что-то постоянно записывающего в амбарную книгу. То есть понятия «финансист» или « банковский служащий» были синонимами «бухгалтера», который собственно и применялся в обиходе .Понятие «банкир» соотносилось либо с образами дореволюционного прошлого, либо с экзотическими заморскими реалиями. Но в любом случае в советской действительности только профессия бухгалтера имела право на законное общественное признание. Очень «романтическая» профессия! Недаром на экраны страны вышел фильм «Карьера Димы Горина», где герой аналогичного профиля деятельности нашел свое счастье, только завязав с ней, всей душой и телом устремившись в тайгу строить линии высоковольтных электропередач. Никто из простых смертных даже и не подозревал о скрытой подоплеке и перспективах бухгалтерских проводок и трансакций этого финансового учреждения. Заключалась эта деятельность исключительно в международного масштаба каждодневной рутинной работе тихих тружеников финансово-банковской сферы..Знание хотя бы азов английского языка, как языка банковской переписки, было обязательным. Непосвященная публика об этом даже не подозревала. На самом деле иностранный язык был нужен не во всех подразделениях, а переписка с иностранными корреспондентами зачастую требовала набора только стандартных фраз. На ключевых позициях были одни мужчины. А вся скрупулезно-методичная черновая работа, часто требующая удлиненного рабочего дня и поиска в архиве, лежала на женских плечах. Молодые специалисты после института только входили в курс дела, мальчики со временем замещали пожилых тетенек. Груды бумаг в папках, мешках и шкафах заполняли все комнаты и коридоры здания. Было тесно и душно. Но ровно в 11-00 по внутреннему радио раздавались сигналы производственной гимнастики, и мужчины по команде покидали комнаты, предоставляя женщинам возможность порезвиться, и покорно собирались на перекур у лестничных пролетов.