Изабелла Баварская. Приключения Лидерика. Пипин Короткий. Карл Великий. Пьер де Жиак
Шрифт:
Дофин, находившийся в Бурже, где он собирал свое войско, одновременно узнал о почетной сдаче Шато-Гайяра и о неожиданном падении Понтуаза. Кое-кто, разумеется, не преминул представить дело так, будто Понтуаз был продан врагу. Некоторое правдоподобие такой версии придавало то, что герцог Бургундский поручил его охрану одному из наиболее преданных ему вельмож, а вельможа этот, хоть и известный своей храбростью, допустил захват города, ничего не предприняв для его защиты. Враги герцога, окружавшие дофина, воспользовались этим, чтобы возродить в душе принца Карла давнее к нему недоверие. Все требовали разорвать договор, чтобы вместо фальшивого и ненадежного союза вести открытую и честную войну. Один только Танги, при всей своей ненависти к герцогу, о которой все знали, умолял дофина просить еще одной встречи
Дофин принял решение, которое примиряло оба мнения: с двадцатитысячным войском он выступил в Монтеро, чтобы одновременно быть готовым и к переговорам, если герцог согласится на новую встречу, и к возобновлению войны, если он от нее откажется. Танги, который, к удивлению всех, знавших его решительный характер, настаивал на примирении, был послан в Труа, где, как мы сказали, находился герцог: он повез ему письмо от дофина с предложением встретиться в Монтеро. Так как для Дюшателя и его свиты в замке места не было, де Жиак оказал ему гостеприимство.
Герцог согласился встретиться, однако при условии, что дофин прибудет в Труа, где находились король и королева. Танги вернулся в Монтеро.
Дофин и его советники сочли ответ герцога равносильным объявлению войны и уже были готовы взяться за оружие. Один только Танги, хладнокровный и неутомимый, советовал дофину искать пути к примирению и упорно противился каким-либо враждебным мерам с его стороны. Те, кто знал, какую ненависть питает этот человек к герцогу Бургундскому, ничего не могли понять: они решили, что он просто подкуплен, как были подкуплены многие другие, и поделились своими подозрениями с дофином, который рассказал об этом Танги и прибавил:
— Ведь правда же, отец мой, ты мне не изменишь?
Наконец пришло письмо от де Жиака: благодаря его настояниям герцог с каждым днем все больше склонялся к переговорам с дофином. Такая новость изумила всех, кроме Танги, который, казалось, этого ждал.
В итоге Дюшатель от имени дофина направился в Труа. Как самое удобное место для встречи он предложил герцогу мост в Монтеро. Дюшатель был уполномочен предоставить ему тамошний замок и правый берег Сены с предложением разместить в крепости и в домах на этом берегу столько вооруженных людей, сколько герцог посчитает нужным. Сам дофин предполагал разместиться в городе и на левом берегу реки; узкая же полоса земли между Ионной и Сеной объявлялась нейтральной, не принадлежащей никому, а так как в те времена земля эта была совершенно необитаема, если не считать одинокой мельницы, возвышавшейся на берегу Йонны, то легко было убедиться, что оттуда не готовится никакого нападения.
Герцог принял эти условия; он обещал выехать на Брэ-сюр-Сен 9 сентября, 10-го должна была состояться встреча, и де Жиак, неизменно пользовавшийся доверием герцога, был избран им, чтобы сопровождать Танги и позаботиться о том, чтобы как с одной, так и с другой стороны были приняты все меры безопасности.
Теперь мы приглашаем наших читателей бросить вместе с нами беглый взгляд на географическое положение города Монтеро, дабы возможно яснее представить себе то, что произойдет здесь, на мосту, том самом мосту, на котором в 1814 году, при Наполеоне, совершилось другое памятное событие.
Город Монтеро расположен на расстоянии примерно двадцати лье от Парижа, при слиянии Йонны и Сены, там, где первая из них, впадая во вторую, утрачивает свое имя. Если, выехав из Парижа, подняться вверх по Сене, то около Монтеро, слева, возвышается гора Сюрвиль, на вершине которой построен замок, а у ее подножия лежит небольшое предместье, отделенное от города рекой: эта сторона и была предложена в распоряжение герцога Бургундского.
Прямо перед собой мы увидим полосу земли, очертаниями напоминающую острый угол буквы “V” или же стрелку возле парижского Нового моста, где когда-то были сожжены тамплиеры. Оттуда и должен был прибыть из Брэ-сюр-Сен герцог Бургундский. Полоса эта, омываемая Сеной и Ионной, расширяется все больше и больше в сторону Беньеле-Жюифа, откуда Сена несет свои воды, между тем как Йонна берет начало неподалеку от того места, где находился древний Бибракт и где в наше время стоит город Отек.
Справа взору открывается весь город Монтеро, живописно раскинувшийся среди полей и виноградников,
бесконечным пестрым ковром устилающих тучные равнины Гатинэ.Мост, где должна была произойти встреча дофина и герцога, еще и по сей день соединяет предместье с городом, пересекая Сену и ее приток. В месте их слияния, на самом конце описанной нами косы, стоит одна из его массивных опор.
В правой части моста, над Йонной, для предстоящей встречи был построен деревянный павильон с двумя входами, друг против друга, при этом оба запирались. В конце моста, ближе к городу, и на косе, чуть в стороне от дороги, где должен был проехать герцог, были устроены заставы. Со всеми этими приготовлениями управились очень быстро, за один день 9-го числа.
Род человеческий столь слаб и тщеславен, что всякий раз, когда на земле происходит событие, которое потрясает империю, низвергает царствующую династию или губит королевство, мы верим, будто Небо, небезучастное к нашим жалким страстям и ничтожным бедам, изменяет ради нас ход небесных светил, установленный в природе порядок[26 - 11 сентября 1419 года выпало довольно много снега, так что на полях толщина снежного покрова составляла два-три дюйма. Погиб весь урожай винограда, который не успели собрать.] и тем самым как бы подает некие знаки, с помощью которых человек, не будь он столь безнадежно слеп, мог бы избежать суровой участи; весьма возможно и то, что по совершении подобных событий люди, ставшие их очевидцами, припоминая потом малейшие обстоятельства, этим событиям предшествовавшие, уже задним числом усматривают между ними и разразившейся катастрофой некую зависимость, самую мысль о которой могла им внушить только эта катастрофа. Не случись она, предшествовавшие ей обстоятельства забылись бы среди множества других ничтожных событий, которые, каждое в отдельности, не имеют никакого значения, а в совокупности своей образуют основу таинственной ткани, именуемой человеческой жизнью.
Вот, во всяком случае, что рассказали люди, бывшие свидетелями этих странных происшествий, и что другие записали по их рассказам.
Десятого сентября, в час пополудни, герцог Бургундский сел на коня во дворе дома в Брэ-сюр-Сен, где он останавливался. Вместе с ним были де Жиак — по правую руку, и де Ноай — по левую. Любимая собака герцога всю ночь жалобно выла и теперь, видя, что хозяин ее собирается уезжать, выскочила из конуры, где сидела на привязи; глаза ее сверкали, шерсть вздыбилась. Когда же, поклонившись госпоже де Жиак, которая смотрела из окна на эти сборы, герцог тронул коня, собака с такой силой рванулась вперед, что ее двойная железная цепь порвалась, и у самых ворот она бросилась на лошадь герцога и вцепилась ей в грудь. Лошадь взвилась и едва не сбросила своего седока. Де Жиак хотел отогнать собаку и в нетерпении стал хлестать ее плетью, но та, не обращая внимания на удары, повисла на шее лошади. Решив, что собака взбесилась, герцог отстегнул небольшую секиру, висевшую на луке седла, и рассек ей голову. Собака взвизгнула, но кое-как добрела до ворот, где и свалилась замертво, как бы еще пытаясь преградить дорогу хозяину. Герцог со вздохом сожаления перескочил тело верного своего друга и выехал со двора.
Внезапно перед ним появился живший по соседству и занимавшийся черной магией старый еврей. Он остановил за удила лошадь герцога и сказал:
— Ради Бога, ваша светлость, ни шагу дальше.
— Чего ты, жид, от меня хочешь? — остановившись, спросил герцог.
— Ваша светлость, — продолжал старый еврей, — всю эту ночь я наблюдал звезды, и наука говорит, что, если вы поедете в Монтеро, назад вы не воротитесь.
Старик крепко держал лошадь за удила, не давая ей двинуться с места.
— А ты, де Жиак, что на это скажешь? — обратился герцог к своему молодому фавориту.
— Скажу, что этот жид — сумасшедший, — отвечал де Жиак, краснея от досады, — и заслуживает того же, что и ваша собака. Не то смотрите, как бы поганое его прикосновение не заставило вас целую неделю провести в покаянной молитве.
— Пусти меня! — в задумчивости сказал герцог, делая знак старику, чтобы он его не задерживал.
— Прочь с дороги, старый жид! — закричал де Жиак, толкнув старика грудью своей лошади так, что тот откатился шагов на десять. — Прочь, тебе говорят! Разве не слышишь, что его светлость приказывает тебе отпустить лошадь?!