Изабелла Баварская. Приключения Лидерика. Пипин Короткий. Карл Великий. Пьер де Жиак
Шрифт:
Оба противника развернули коней. Де Барбазан взял другое копье; трубы протрубили во второй раз. Им ответили трубачи, находившиеся около заграждения, и соперники снова углубились под своды. На этот раз их сопровождало множество французов и англичан, ибо теперь предстояла последняя схватка на лошадях, а потом, как мы уже говорили, противники должны были спешиться и продолжать бой на секирах, так что в подземелье допустили зрителей.
Расстояние при этом втором поединке было до того точно рассчитано, что оба рыцаря встретились в самой середине пути. На этот раз англичанин ударил своим копьем в левую часть кирасы де Барбазана; скользнув по ее полированной поверхности, острие копья поддело металлическую пластинку наплечника и на один дюйм вонзилось в плечо. Де Барбазан так сильно ударил копьем в щит противника, что от этого удара лопнула подпруга у лошади англичанина,
Де Барбазан соскочил на землю, неизвестный рыцарь тотчас поднялся; оба выхватили секиры из рук оруженосцев, и поединок возобновился с еще большим ожесточением. Однако и нападая, и защищаясь, оба проявляли осторожность, которая говорила о том, насколько высокого мнения они были друг о друге. Их тяжелые секиры с быстротою молнии опускались на щит соперника, выбивая тысячи искр. Поочередно отклоняясь назад, чтобы сильнее размахнуться, они походили на дровосеков: казалось, любой их удар мог бы свалить и могучий дуб, а между тем каждый отразил не менее двадцати таких ударов, и оба оставались на ногах.
Наконец де Барбазан, утомленный этой титанической борьбой и желая покончить со всем разом, бросил свой щит, мешавший ему действовать левой рукой, и оперся ногой о перекладину заграждения; обеими руками он так вращал свою секиру, что она свистела, словно праща, потом пронеслась мимо щита противника и со страшным грохотом ударила его по шлему. К счастью для неизвестного рыцаря, как раз в это мгновение он инстинктивно отвел голову чуть влево, что ослабило силу удара, острие секиры скользнуло по шлему и угодило в правое крепление забрала, раздробив его словно стекло. Забрало отвалилось, и де Барбазан, к своему изумлению, увидел Генриха Ланкастера, английского короля. Тоща де Барбазан почтительно отступил на два шага, опустил секиру, снял шлем и признал себя побежденным.
Король Генрих оценил все благородство этого жеста. Он снял перчатку и протянул старому рыцарю руку.
— Отныне, — сказал он ему, — мы братья по оружию. Вспомните об этом при случае, мессир де Барбазан. Сам я этого никогда не забуду.
Де Барбазан принял это почетное братство, которое три месяца спустя спасло ему жизнь.
Оба соперника нуждались в отдыхе: один из них возвратился в лагерь, другой — в город. Многие же рыцари и щитоносцы продолжили этот необычайный поединок, и он длился почти целую неделю.
Поскольку осажденные не прекратили сопротивления, через несколько дней английский король пригласил французского короля и обеих королев к себе в лагерь; он поселил их в доме, который велел построить вне досягаемости пушечных выстрелов и перед которым, по его приказанию, утром и вечером играли на трубах и других инструментах: никогда, надо сказать, английский король не держал столь большою двора, как во время этой осады.
Однако присутствие короля Карла не заставило осажденных сдаться: они отвечали, что, если королю угодно войти в свой город, он волен войти туда один и будет принят с радостью, но что они никогда не согласятся отворить ворота врагам королевства. Впрочем, в армии герцога Бургундского все роптали на то, что король Генрих не проявлял к своему тестю должного внимания, а также на то, что дом его доведен до крайней скудости.
Осада Мелена затянулась, но утешением королю Генриху служили другие крепости и замки, сдавшиеся англичанам, такие, как Бастилия, Лувр, Нельским замок и Венсен. Он направил в Бастилию своего брата герцога Кларенса с титулом парижского губернатора.
Между тем осажденные давно уже нуждались в продовольствии: хлеб у них кончился, и они ели лошадей, кошек и собак. Они писали дофину, объясняли ему свое бедственное положение и просили о помощи. Однажды утром, как раз коща осажденные ожидали ответа от дофина, они вдруг увидели вдали довольно большой отрад, приближавшийся к городу. Подумав, что идет подкрепление, они поднялись на городские стены. Весело зазвонили колокола, и защитники города стали кричать своим врагам, чтобы те поскорее седлали коней, ибо все равно им придется уходить. Но вскоре они поняли, что ошиблись: это прибыл отряд бургундцев, приведенный правителем Пикардии, господином де Люксембургом из Перонна на помощь англичанам. С поникшими головами осажденные сошли с укреплений и велели прекратить бессмысленный колокольный звон. На другой день прибыл ответ дофина, в котором он сообщал, что у него слишком мало сил, чтобы им помочь, и уполномочивал их ко первому требованию английского короля заключить с ним мир на лучших
условиях; они вступили в переговоры, и истощенный гарнизон сдался в плен с одним-единственным условием: что ему будет сохранена жизнь. Эта милость не касалась лишь убийц герцога Бургундского, тех, кто, будучи свидетелями убийства, не воспрепятствовал ему, а также всех английских и шотландских рыцарей, находившихся в городе. В результате Пьер де Бурбон, Арно де Гилем, де Барбазан и шестьсот или семьсот благородных воинов были отправлены в Париж и заключены в Лувр, Шатле и Бастилию.На другой день два монаха из монастыря Жуаан-Бри и рыцарь по имени Бертран де Шомон, в сражении при Азенкуре перешедший на сторону англичан, а потом опять от англичан к французам, были обезглавлены на городской площади Мелена. После этого, оставив в городе английский гарнизон, король Генрих, король Карл и герцог Бургундский отправились в Париж, намереваясь устроить торжественный въезд.
Жители ожидали их с нетерпением и приготовили роскошный прием. Дома, мимо которых лежал их путь, были украшены флагами. Оба короля ехали верхом. За ними следовали герцоги Кларенс и Бедфорт, братья английского короля, а по другой стороне улицы ехали герцог Бургундский, одетый во все черное, и его рыцари и щитоносцы.
Проехав половину большой Сент-Антуанской улицы, процессия была встречена парижским духовенством: священники шли пешком, неся святые мощи для целования. Французский король приложился к ним первым, за ним — король Английский. Затем духовные отцы с пением провели их в собор Нотр-Дам, где они совершили молитву перед главным алтарем, после чего, снова сев на лошадей, отправились каждый в свою резиденцию: король Карл — во дворец Сен-Поль, герцог Бургундский — в свой дворец Артуа, а король Генрих — в Лувр. На следующий день в Париж прибыли обе королевы.
Не успел еще новый двор разместиться в столице, как герцог Бургундский решил мстить за смерть своего отца. По этому поводу король Франции устроил в нижней зале дворца Сен-Поль заседание парламента. На одной с ним скамье сидел английский король, а поблизости находились мэтр Жан Леклерк, французский канцлер, Филипп де Морвилье, первый председатель парламента, и другие высокопоставленные советники короля Карла. По другую сторону, ближе к середине залы, сидели герцог Филипп Бургундский и окружавшие его герцоги Кларенс и Бедфорт, епископы Теруанский, Турнейский, Бовэский и Амьенский, мессир Жан де Люксембург и многие другие его рыцари и щитоносцы.
Но вот со своего места поднялся Никола Ролен, адвокат герцога Бургундского и герцогини, его матери, и попросил у обоих королей позволения говорить. Он рассказал о расправе, учиненной над герцогом Жаном; в этом преступлении Ролен обвинял дофина Карла, виконта де Нарбона, де Барбазана, Танги Дюшателя, Гильома ле Бутилье, председателя Жана Луве, мессира Робера де Луара и Оливье Лейе; в заключение своей речи он потребовал наказания виновных. Он настаивал на том, чтобы их посадили на телега и в течение трех дней возили по улицам Парижа с обнаженной головою, с горящей свечой в руке и чтобы при этом они во всеуслышание каялись в том, что из зависти подло и коварно убили герцога Бургундского; чтобы затем их доставили на место убийства, то есть в Монтеро, где они дважды повторили бы слова раскаяния; чтобы, кроме того, на том месте, где герцог испустил последний вздох, была сооружена церковь и к ней были назначены двенадцать каноников, шесть священников и шесть служителей, единственной обязанностью которых было бы молиться за душу убиенного. Сверх того, на средства виновных эта церковь должна быть убрана, в ней должны быть алтарь, чаши, молитвенники, покровы — словом, все необходимое; к тому же Ролен требовал, чтобы за счет осужденных каноникам назначили содержание в двести ливров, священникам — в сто ливров и служителям — в пятьдесят ливров; чтобы над порталом новой церкви большими буквами было написано, почему она воздвигнута, дабы увековечить память об этом покаянии, и чтобы такие же храмы и с той же целью были возведены в Париже, Риме, Генте, Дижоне, Сен-Жак-де-Компостеле, а также в Иерусалиме, там, где принял смерть сам Спаситель.
Эту просьбу поддержали Пьер де Мариньи, королевский адвокат в парламенте, и Жан л’Арше, доктор богословия, ректор Парижского университета.
Затем взял слово канцлер Франции и от имени короля Карла, равнодушно выслушавшего все эти предложения, заявил, что милостью Божией и с помощью английского короля — его брата и сына, регента Франции и наследника короны — требования герцога Филиппа Бургундского будут исполнены в соответствии с законом.
На этом заседание было закрыто, и оба короля и герцог вернулись в свои дворцы.