Изабелла, или Тайны Мадридского двора. Том 1

— Оставьте его, Топете, он брат Серрано! — закричал Олоцага. — Его нужно живым взять в плен!

Но капитан уже успел сильно ударить Жозэ.

— Уж поздно, да неужели этот мошенник — брат Серрано? В таком случае, сам сатана вмешался в его появление на свет! — сказал Топете, взглянув на падавшего Жозэ, которому шпага прошла сквозь грудь и плечо. — Однако не церемоньтесь с другим-то негодяем, он усердно на вас наступает и…

Топете замолчал… Олоцага уже убил карлиста. Вдруг издали раздался громкий барабанный бой и дошел до победителей.

— Что это значит? Сигнал к нападению, принятый в войске королевы! — воскликнул изумленный Олоцага. — А вот и Прим наконец проснулся от своего оцепенения и подал голос… отворите ему дверь и покажем ему поле битвы. Но прежде всего, благодарю вас за помощь, дон Топете. Хвала Святой Деве, что вы проснулись вовремя. Бьюсь об заклад, что эти мошенники подмешали нам какого-нибудь усыпительного зелья в вино. Но где же Серрано? — озабоченно спросил Олоцага, пока Топете выпускал Прима.

Барабанный бой и конский топот подходили все ближе и ближе.

— Вот здесь масса в плену, а может быть, он уж и умер! — послышался на улице громкий, знакомый дворянам голос.

— Да это Гектор, мой негр! — воскликнул Топете, зажегший свечу в комнате Прима и теперь отправившийся вниз по лестнице вслед за Олоцагой, который искал Серрано.

Какой-то глухой звук долетел до них. Оба дворянина на минуту остановились. Откуда доносился глухой, непонятный крик о помощи? Олоцага сошел с лестницы и, спустившись в сени, явственнее услышал голос Серрано. Он приблизился к .тому месту, с которого Франциско упал в подземелье, и теперь расслышал даже слова бедного пленника.

— Раздвинь доски там вверху, милый Олоцага, и помоги мне выбраться на Божий свет! Этот подлец-хозяин заставил меня упасть сюда, чтоб беспрепятственно выпустить пленных.

Топете помог Серрано выкарабкаться из своей тюрьмы посредством принесенной веревки и затем сломал дверь на улицу, чтоб впустить своего негра. Тот был удивлен, увидев своего господина и друзей совершенно бодрыми и веселыми, а Топете еще более изумился, увидев королевских улан, показавшихся при свете зари.

— О масса, Гектор достал помощь!

— Как, ты ночью ездил в Мадрид?

— Да, масса, в Мадрид и обратно! Молодая прекрасная королева прислала солдат!

Серрано и Олоцага, удивленные, с улыбкой посмотрели друг на друга.

— Слишком поздно явились уланы, — воскликнул Топете, — мы с негодяями уже справились!

— О, бедные солдаты. Они поздно приехали и не получат тысячи червонцев от молодой королевы! — говорил Гектор.

— Тысячу червонцев вы получите во всяком случае, — сказал Топете, — мы вас избавили только от работы!

Пока шепот радости слышался между уланами, Серрано обратился к Олоцаге, стоявшему возле него:

— Вы убили их всех, стало быть и Жозэ…

— И он лишился жизни, я не успел этому помешать! Но утешься, Франциско, вспомни, что он был в числе наших врагов!

Прим положил руку на плечо испуганного друга.

— Благороднейший человек, не жалей этого изменника, — прошептал он, — его постигла справедливая участь, он долго заставлял страдать тебя!

Франциско, в сопровождении Прима и Олоцаги, поспешил в окровавленную комнату, где первый дневной луч осветил четыре мертвых тела.

Жозэ уже не мог сказать Франциско, где была спрятана Энрика и ее дитя.

— Поедем поскорее в Мадрид, мой друг, — напомнил Олоцага, — я распоряжусь, чтоб сегодня же этот дом был объявлен казенной собственностью и занят караулом, а мертвые чтоб были погребены надлежащим образом.

Франциско последовал за своими друзьями. Хотя Жозэ и делал ему много зла, но в эту минуту великодушный брат его все-таки чувствовал боль в сердце.

Уланский офицер почтительно поклонился четырем дворянам, по изорванной, испачканной одежде которых было видно, сколько они претерпели всяких опасностей и трудов.

Когда взошло солнце, они сели на лошадей, которых им подвел Гектор и поскакали к ущелью Де-лос-Пикос, а оттуда во всю прыть в столицу, которой благополучно достигли через четыре часа езды.

Когда они подъехали ко дворцу, адъютант доложил королеве Изабелле, что дворяне гвардии прибыли в Мадрид невредимыми, после нескольких славных стычек.

— Хвала Пресвятой Деве! — прошептала молодая королева, потом прибавила, обращаясь к адъютанту, я хочу поговорить с моими храбрыми офицерами. Как только они приведут себя в порядок, сообщите им немедленно о моем желании. Я не нахожу достаточной почести для таких офицеров моего войска!

Между тем, в уединенном доме под горой один из карлистов, считавшийся убитым, медленно и осторожно встал с места. На его лице, искаженном злобой и болью, блуждала насмешливая улыбка. Это был Жозэ, принятый офицерами за мертвого. Он прислушался и злобно засмеялся:

— Постойте, я вас еще порадую, легковерные дураки! У Жозэ еще много дел на земле, ему нельзя умирать! А уж если вы попадетесь мне в руки, так я вас раню понадежнее, чем вы меня!

Удар Топете, не видевшего хорошенько в темноте, куда он метил, попал не в грудь Жозэ, а только в плечо. Он чувствовал только сильную боль, да лихорадочный озноб от раны, но через несколько недель он мог совершенно поправиться.

Зато оба карлиста и толстый Лопец лежали неподвижно, раскинув руки и ноги, без малейших признаков жизни.

— Что мне за дело до вас? Лишь бы мне только выбраться живым из этой западни! Воображаю, как разинет рот мой братец, когда я вдруг воскресну из мертвых! Вы хоть четвертуйте Жозэ, и тогда не можете быть вполне уверены, что он умер.

ПОСТАВЩИЦА АНГЕЛОВ

Поблизости от Пласо Педро, мадридского места казни, узкий переулок ведет к черным волнам Мансанареса. В этом месте он широк и не так загроможден домами, как в остальной части города. Берега с обеих сторон не вымощены и вечером не освещены, а вдоль реки попадаются кое-где низенькие полуразвалившиеся дома, притоны маньол и преступников. Днем жители их точно вымерли, но вечером и ночью выходят оттуда разряженные женщины и смелые разбойники.

Эта мертвая, уединенная улица на берегу Мансанареса называется Прадо Вермудес, в насмешку над великолепным Прадо в центре Мадрида, предназначенным для аристократии. Неприветливый Прадо Вермудес обязан своим прозвищем также и тому, что крайний его дом, или лучше сказать мыза, составляет собственность палача. Уже целые столетия это жилище принадлежит семейству Вермудес, в котором кровавая должность переходила всегда от отца к сыну, если только сын оказывался способным к ней по своей ловкости. Об этом заботился каждый раз отец, не только передавая своему наследнику многолетний опыт советами и ручными приемами, но и заставляя его делать упражнения, которые любому очевидцу внушили бы отвращение и ужас.