Избалованные смертью

— Он же чудовище, не так ли?

— Почему ты так говоришь? — спросила Ева.

— Помнишь того типа, который похищал женщин и пытал их до смерти? Он был чудовищем. Айконы с их безумной наукой и игрой в Господа Бога тоже были чудовищами. И этот такой же. Он использует свое положение, хотя ничем это положение не заслужил, ничего сам для этого не сделал, но он хочет запугивать или унижать, потому что только так он чувствует себя значительным и всесильным. А теперь у него и вовсе началось обострение — он убивает из спортивного интереса, для забавы. Богатство и положение достались ему по наследству, но вместо того, чтобы что-то с этим наследством делать или хотя бы продолжать приумножать, он воспринял его как право на исключительность и вседозволенность, как право делать все, исполнять любое, даже самое потаенное свое желание, даже желание убивать.

— И опять-таки с этим не поспоришь. — Ева окинула взглядом пиццу, которую официант поставил на стол. — На вид — просто обалденно. Вторая беседа была еще круче. Ты уверен, что хочешь услышать за ужином?

— Ну, у нас же всегда так, верно? — Но Рорк разглядел что-то в ее взгляде. — Если хочешь, это может подождать.

— Лучше не стоит. Я имею в виду ждать.

И она рассказала ему о предательстве, жестокости и насилии. Ей показалось, что так легче — высказать все это, выложить, пока вокруг раздавался шум города, пока они ужинали вместе, пока он накрывал ладонью ее руку в знак полного понимания и сочувствия.

— Ты чувствуешь связь с ними, особенно с Патрицией Делотер.

— Может, даже больше, чем следовало бы.

— Нет. — Рорк опять накрыл ладонью ее руку. — Не больше, чем следовало бы.

— Они ведь не обязаны были мне рассказывать — ни та, ни другая. Они сами так решили. Вот и Ава решила рассказать Патриции, что с ней сделали, хотя могла бы просто уйти и выкинуть все из головы. Они поступили правильно, но это было для них непросто.

— Тем двум, что живы и окружены семьями, я думаю, теперь станет легче. Мне кажется, когда ты со всем этим покончишь, тайники страха опустеют.

Ева отпила вино и подумала: «Нет, тайники страха никогда не опустеют до конца». Но она не стала говорить об этом вслух.

— Они оба — чудовища. Убийцы вовсе не всегда бывают чудовищами, — добавила Ева. — Многие убивают по ужасным причинам — из эгоизма и ревности, но чудовищами не становятся. Тот кретин в Ирландии был дураком и эгоистом, он отнял жизнь у Холли Керлоу, а за что, спрашивается? Она оскорбила его нежные чувства? Или он просто был пьян и зол? Но он никогда не забудет того, что сделал. До конца своих дней он будет вспоминать эту сцену, потому что он не чудовище.

«А ты навсегда запомнишь ее имя, — подумал Рорк, — и ее лицо».

— Некоторые убивают, потому что они сбиты с толку, неверно ориентированы, напуганы. Некоторые убивают из жадности, из зависти. Но эти двое… Они убивают, потому что вбили себе в голову, будто имеют на это право. Под их лоском скрывается чудовище. Но я тебе больше скажу: внутри этого чудовища сидит вздорный избалованный ребенок.

— Теперь ты сумела лучше их узнать.

— Я их узнала, — согласилась Ева. Ее глаза приняли бесстрастное выражение. Глаза копа. — Узнала кое-какие их слабости, увидела дефекты в полировке. Их следующая жертва… у нее должна быть какая-то связь с ними в прошлом… Пибоди была права на этот счет, и мы эту связь найдем. Не знаю, поможет ли это нам их остановить, но это точно поможет мне запереть покрепче дверь, когда мы засадим их в камеру.

— Я тебе помогу, когда вернемся домой. Разделим поиски и посмотрим, что у нас получится. — Рорк подлил ей в бокал еще вина. — Я думаю, ты была права. Они практиковались.

— Я не могу исправить то, что они уже совершили, могу только с помощью следующих случаев попытаться остановить их. Но, Рорк, у меня слишком мало улик, я не смогу, не успею помешать очередному убийству. В глубине души я знаю, что уже опоздала. Чьи-то часы тикают, чье-то время уходит прямо сейчас. — Ева взглянула на мельтешащую толпу, на туристов, на других посетителей кафе, потягивающих вино на свежем воздухе за столиками с яркими скатертями. — Может, сейчас их будущая жертва вот так же сидит за столиком, пьет вино… Или работает допоздна, или собирается пойти в гости. В общем, он сейчас занят чем-то обыденным, тем, что обычно люди делают летним вечером в Нью-Йорке. И даже не подозревает, как мало времени ему отпущено. Даже не подозревает, что чудовище уже поджидает его у двери. А я опоздаю.

— Может, так оно и есть, и я знаю, что ты будешь страдать, если это так. Но, Ева, чудовища даже не подозревают, что ты дышишь им в затылок. Они понятия не имеют, что их время тоже утекает.

Ты должна об этом знать. Ты должна это помнить. — Рорк поднес ее руку к губам и поцеловал. — Поехали домой. Вдруг нам все-таки повезет и мы успеем их опередить?

16

Люк Делафлот подъехал к элегантному дому в Верхнем Ист-Сайде ровно в восемь часов вечера. Он всегда гордился своей пунктуальностью. У ворот Делафлота встретил внушительного вида робот, сопроводивший и его, и водителя, нагруженного тщательно упакованными продуктами, в просторную кухню с окнами, выходящими во внутренний дворик. Из окон открывался вид на маленький пруд с японскими карпами и сад.

Орудия своего ремесла Делафлот всегда возил с собой, что, по его мнению, свидетельствовало и об их значении, и о его собственной значительности и эксцентричности.

Пятьдесят два года назад он родился в Топеке, штат Канзас, и звали его тогда Марвином Клинком. Талант, учеба, труд и огромное честолюбие позволили молодому Марвину стать Люком Делафлотом, шеф-поваром из Парижа. Он составлял меню и готовил обеды для королей и президентов, услаждал своими блюдами эмиров и султанов. Он спал с герцогинями и посудомойками.

Знатоки говорили, — он это знал, потому что сам запустил эту рекламу, — будто те, кому посчастливилось попробовать его паштет из утки, знают, что такое пища богов.

— Можете идти. — Делафлот небрежным движением руки отпустил водителя. — Ты. — Он указал на робота. — Покажешь мне посуду.

— Минутку, — обратился робот к водителю и выдвинул несколько глубоких ящиков, где размещались кастрюли, горшочки для запекания, различные формы и сковороды. — Я провожу водителя и вернусь вам помочь.

— Помочь? Мне не нужна помощь. Держись подальше от кухни. Кыш!

Оставшись один, Делафлот открыл ящик с ножами, мерными ложками и другими орудиями своего ремесла. Он вынул штопор и открыл одну из бутылок вина, отобранных лично им. Потом достал из хромированного шкафчика подходящий бокал.

Потягивая вино, он оглядел свое временное хозяйство: плиту, духовые шкафы, рабочие прилавки — и одобрительно кивнул.

Для клиента, щедро оплатившего ему приезд в Нью-Йорк, чтобы приготовить поздний романтический ужин на двоих, он намеревался создать набор закусок, среди которых главное место отводилось черной икре, лично им выбранной и подаваемой в хрустальной формочке на ложе из колотого льда. Когда аппетит разгорится, счастливая пара насладится первым блюдом — муссом из лососины с его фирменными багетами и тонкими ломтиками авокадо. Основное блюдо — запеченная пулярка а-ля Делафлот — будет подано с глазированными мини-овощами и посыпано свежим розмарином, выращенным им самим.

О, какой аромат…

Салат из свежей зелени, собранной всего за час до того, как он сел в свой частный самолет, потом набор зрелых сыров. Завершит ужин знаменитое шоколадное суфле.

Весьма довольный собой, Делафлот включил свою любимую музыку — романтические баллады, на французском, разумеется. Прекрасное дополнение к романтическому ужину. Он надел фартук и принялся за дело.

Нередко ему приходилось исполнять и обязанности помощника: шинковать, нарезать, счищать кожуру. Ему это не казалось обременительным. Форма овощей, текстура продуктов, запах специй — все волновало его и доставляло наслаждение. Для Делафлота чистка картошки могла быть наслаждением не менее чувственным, чем раздевание любовницы.