Избранницы правителей Эёрана: история демонов Нарака. Трилогия

Угомоняются все примерно к трем часам ночи. Последние полчаса угасания всеобщего ажиотажа Манакриза сидит на кровати и разглядывает нож, вынутый из оброненной котиком коробки, – обещанный подарок.

– Баланс хороший, лезвие тоже, – так охарактеризовала нож Манакриза поначалу, а теперь, уединившись, изучает тончайшую резьбу на рукояти и лазерный узор на лезвии из какого-то незнакомого нам сплава. В их мире технологий для такого украшения оружия нет, и ей, хоть она и сказала, что все это непрактично и бессмысленно, нравится все это рассматривать.

Нож чудесный, конечно, и разрезал лист бумаги, поставленный на него вертикально, но по мне очень уж острый, опасный.

Впрочем, к трем часам ночи мне становится все равно, я даже почти не беспокоюсь о куда-то уползшей Саламандре – слишком хочу спать.

Улегшись, наконец, в постель, сую руку под подушку и натыкаюсь на кольцо… Долгожданный сон мгновенно улетучивается. Ощупывая подаренную драгоценность, вертя в пальцах, слушаю, как окончательно стихают звуки и выравнивается дыхание соседок. Меня укачивают обрывки каких-то мыслей, смутных воспоминаний, в которых все чаще фигурирует Леонхашарт, хотя я прошу себя не думать о большом рогатом демоне, не верить ему.

В тишине и темноте я задремываю, теряю связь с телом, и оно лежит тяжелое и неподъемное с кольцом в руке. Я уже проваливаюсь в сон, в темноту, где нет ничего, даже Леонхашарта, когда в комнате появляется новый, незнакомый звук.

Кто-то скребется в дверь.

Наверное, Саламандра вернулась и войти не может. Я все глубже погружаюсь в сон, но это шуршание тянет назад, и сознание прошивает беспокойство: вдруг проснутся девчонки, вдруг кто-нибудь выйдет в коридор и заметит ее.

Наконец ответственность берет верх, и оцепенение проходит, я встаю, чтобы впустить Саламандру в комнату. Позевывая, открываю дверь. Воздух передо мной идет рябью, как при движении мимикрирующей Саламандры, и поднимается до самого лица, еще выше…

ГЛАВА 25

Отнять у Юмаат маскировочный плащ оказывается не так-то просто. Сначала она уверяет Леонхашарта, что такого у нее нет. Под давлением неоспоримых фактов признает его существование, но клятвенно заверяет, что он сломался, и даже угрозы лишить финансирования вызывают лишь сокрушения о том, что такая ценная вещь больше не работает.

Но Леонхашарт знает ее слишком хорошо и понимает, что найти плащик в лабиринте НИИ самому ему не удастся, а Юмаат может подсунуть неработающий образец в доказательство искренности своих слов.

– Если увеличу финансирование, ты быстро починишь маскировочный плащ? – предлагает Леонхашарт взаимовыгодный вариант, и глаза Юмаат загораются азартом.

Вторая проблема получается вовсе неожиданной: плащ маленький, если накинуть сверху, он закрывает Леонхашарта только до колен, а маскировочное поле на ноги не распространяется.

– И что мне с этим делать? – интересуется Леонхашарт расстроенно.

– Присесть и на корточках передвигаться, – отмахивается Юмаат. – Деньги переведи на мой счет, чтобы я не бегала в твой фонд с отчетами по их использованию. Поверь, так будет лучше.

Разглядывающий торчащие из-под маскировочного плаща ноги Леонхашарт сильно сомневается, что действительно будет лучше. Но он понимает: с их планом шпионить за сектором Возмездие Юмаат надо выделить неподотчетные средства на экстренные нужды.

По трансляциям с кристаллов невест убедившись, что иномирные студенты, наконец, расходятся спать, Леонхашарт подъезжает к аварийному входу сектора четвертого факультета. А там опять начинаются сложности: если камеры он зациклить может, то глаза студентов – нет, и торчащие из воздуха ноги – не совсем то, что он хочет кому-то показывать.

Но длины плаща катастрофически мало.

Приходится Леонхашарту выполнить совет Юмаат: сесть на корточки. Только и в этой позе оттянутый рогами плащ до пола не достает, в щель между ним и полом видно ноги. Так что Леонхашарт вынужден скрючится еще сильнее и почти ползти по коридору жилого сектора.

«Я ведь архидемон, действующий архисоветник, а занимаюсь… – ворчит он про себя. – Веду себя, как ребенок. И все ради чего?»

Он ведь может своей силой распугать всех студенток так, что ни одна не высунется из комнаты – только и Настю это массовое воздействие заденет.

Может пройти по коридору открыто и, если опять студентки поднимут шум и станут в него чем-нибудь бросаться, приструнить их законными методами – вызвать охрану, ввести особое положение, надеть ошейники самым ретивым.

Но ничего этого Леонхашарт не делает, потому что это отдалит Настю: он же прекрасно понимает, на чьей она будет стороне в конфликте между властями Нарака и иномирянами, поэтому ему приходится ползти к ней. И скрестись в дверь, как какое-нибудь домашнее животное.

Скрестись и скрестись, надеясь, что выйдет именно Настя или, на худой конец, ее подруги не поднимут шум, а позовут ее.

Дверь, наконец, распахивается.

Настя в белой сорочке стоит сонная, немного растрепанная и такая прекрасная, что Леонхашарт забывает обо всем. Он резко поднимается и, расстегнув прозрачный изнутри плащ, крепко ее обнимает и вытаскивает в коридор.

Она теряет равновесие, но Леонхашарт удерживает ее, притискивает к стене. Всего миг смотрит на нее сверху: такую невероятную, мягкую со сна и нежную, запрокинувшую голову, чтобы смотреть на него, и наклоняется, задевая рогами стену, касается ее губ слишком торопливо и жадно, не в силах преодолеть безумное желание ее целовать.

Это похоже на вспышку и фейерверк, намного ярче и слаще, чем Леонхашарт мог себе представить, и руки Насти, обвившиеся вокруг его талии, притягивающие, окончательно выбивают из его головы все иные мысли.

* * *

Вспомни демона, он и появится… Не будь я такой сонной, сразу бы сообразила, к чему все эти обжимания ведут, а потом уже поздно – слишком жарко, слишком чувственно и трепетно, слишком хорошо. Мы целуемся и целуемся, горячие губы, горячие руки, и мои так судорожно охватывают талию Леонхашарта, прижимая его ко мне в надежде уловить тепло его тела, но броня тепло не пропускает. Только это не останавливает, не гасит бешеной пульсации эмоций, жажды, острого блаженства от прикосновений губ, языка, пальцев, скользящих по лицу, шее, плечам. Воздух горит и плавится, горю и плавлюсь я, ни словом ни жестом не возражая, когда Леонхашарт поднимает меня над полом и несет, то и дело наталкиваясь на стены, захватывая мой рот в глубоких, безумных поцелуях. Дальше и дальше от комнаты, и кажется даже из жилого сектора.

И точно – мы вваливаемся в какую-то аудиторию, со скрипом отъезжает в сторону стол, падают стулья, и я уже сижу на соседнем столе, обхватив Леонхашарта коленями.

Так, стоп!

Запрокинув голову, чтобы разорвать безумно одуряющий поцелуй, сипло шепчу:

– Спокойно. Сядь на стул, иначе я уйду.

– Разве можно спокойно, когда ты рядом, так? – столь же сипло отвечает Леонхашарт. Он нависает надо мной, и в радужках его глаз пляшут багряные искры, а полоски индикаторов у накопителей под потолком дружно ползут к максимальному значению.