Избранницы правителей Эёрана: история демонов Нарака. Трилогия

Наружная стена квартиры, в которой за пределами этой комнаты прорезано кухонное окно, прошивает глубокая трещина. Да они так дом снесут!

Гаснет свет.

В кромешной тьме грохот обостряется до невыносимости, заглушает даже мысли. Саламандра прижимается к моей ноге, обхватывает. Грохот всё громче, ближе, кажется, весь дом содрогается и трещит.

Это конец? Или мне повезёт, и инкубы с суккубами нас не обидят? Может, просто сдаться и надеяться на чудо?

Да ну!

Лучше взять всё в свои руки и управлять судьбой.

Отцепив лапы Саламандры от ноги, сажусь и в темноте обхватываю её крепко-крепко. Она тоже обнимает меня лапками, цепляет коготками.

– Послушай! – кричу сквозь грохот со всей возможной уверенностью в своих словах, я обнимаю её, говорю, верю и чувствую в себе магию. – Ты – сильная! Ты большая и сильная, а стены вокруг – они как картонки, они не могут тебя удержать, потому что ты непобедима, ты неостановима, ты самая лучшая, самая сильная, самая прекрасная Саламандра на свете! И ты знаешь это, ты веришь в себя, ты всё можешь, сейчас ты собираешься с силами, ты крепнешь, к тебе возвращается мощь. А стены истончаются, они ждут, когда ты проломишь их и вырвешься на свободу. Ты всё можешь!

Магия пронизывает меня до головокружения, и кажется, что я растворяюсь в ней, растворяюсь и в Саламандре, и в стенах, о которых говорила…

Саламандра вырывается из моих объятий, поднимается. Она… большая, больше, чем была только что, я ощупываю её лапы: под чешуёй бугрятся каменные мышцы.

Она правда стала больше. Я ощущаю исходящую от неё силу, я сама верю в неё.

Ударом хвоста Саламандра сносит столы и полки. Взвизгивает Кэсс.

В темноте тело Саламандры наливается огненно-золотистым светом. Она неярко, но так красиво сияет: между чешуйками кожа ярче, а их маковки темнее. Глаза пылают таким же ярким огнём, в зрачках кружатся его водовороты, огненные узоры расползаются по морде и хребту, дополняя образ.

Самая прекрасная Саламандра на свете…

Поднявшись на задние лапы, она разворачивается в тесной мастерской. Твёрдо упирается в пол всеми четырьмя лапами, наклоняет узорчатую голову. Рывок – и Саламандра проламывает стену. Нас с Кэссом окатывает пылью и штукатуркой. Он кашляет, а я, прикрывая глаза, иду за Саламандрой.

За стенами что-то ломают, но на миг останавливаются, и в резкой тишине звенит изумлённо-восторженно-испуганный крик Кэсса:

– Кто ты?!

Оглядываюсь вся такая в облаках подсвеченной Саламандрой пыли, и Кэсс смотрит на меня с ужасом и благоговением… Пафосный какой-то момент получается, требует эпичного крутого заявления.

– Просто девушка с Земли! – изрекаю я, прежде чем непафосно ломануться следом за Саламандрой, потому что нам пора бежать.

*** 

Удар руки с белыми когтями – и стена с грохотом разлетается, обдавая Гатанаса Аведдина осколками. Они отскакивают от его брони, марают пропылившиеся белые одежды.

Никогда ещё Гатанас не позволял себе так свободно, с таким почти упоением разрушать. Непривычно долго он находится в половинчатой трансформации, чтобы вместе с Леонхашартом разносить перегородки и лаборатории ради собственного спасения.

Именно ради спасения.

Логическая часть его разума, конечно, верит, что Юмаат, поизучав их пару недель, отпустит их целыми и невредимыми, и в этом плену рискует пострадать только архидемоническая гордость. А вот эмоциональная составляющая как-то не очень желает проверять на собственной шкуре благоразумие знаменитой на весь Нарак учёной.

Скрипит металл, лопается пластик, штукатурка, куски камней и гипсолита летят во все стороны. Попадающиеся на пути приборы разламываются с диким хрустом, и этот непрекращающийся шум, эта дикость, чёрно-лиловый вихрь рядом с ним рождают в груди Гатанаса первобытный рык.

Ему всё труднее не заразиться безумием разрушения и не трансформироваться полностью: полная трансформация архидемона даже в этом подземном комплексе может привлечь Безымянный ужас.

Рядом мелькают крылья, чёрная смазанная фигура – одним мощным ударом рогов Леонхашарт сносит сразу три перегородки. Лиловые глаза ярко выделяются на суровом лице, а фигура теперь намного мощнее. Он тоже на грани полной трансформации, и Гатанас следит за ним, чтобы при необходимости остановить быстрым вырубающим ударом.

Чёрный и белый таран двигаются дальше. Порой лампы гаснут, и в сумраке видно, что глаза Леонхашарта слегка светятся. Сосредоточившись, он снова бросается на стену и сносит её, разметав каскад обломков и подняв очередные облака пыли. Она оседает на его мощном теле, чтобы в следующий рывок слететь.

Следит Гатанас не только за тем, чтобы Леонхашарт не трансформировался.

Гатанас анализирует это удивительное существо – архидемона со своей парой, архидемона с пробуждённым родовым артефактом. Тысячелетия в Нараке не было никого подобного, и вот теперь совсем рядом – только когтистую руку протяни.

Изумительно.

Наблюдать, как он, даже толком не осознавая этого разумом, стремиться защитить свою пару.

И как ему начинает подчиняться родная стихия.

Не сырая, неотёсанная магия, поток неодушевлённой силы, которую скармливали Безымянному ужасу, и которая, несмотря на всю опасность привлечь его внимание, не была и вполовину так хороша, сытна и великолепна, как магия одухотворённая, личностная.

Демонов не учат ею пользоваться, наоборот, с самого рождения делают всё, чтобы магия оставалась в сыром виде, не принимала свою, если так можно выразиться, причудливую форму. Не учат пользоваться этой формой. Учат лишать магию любых признаков, превращать в поток слепой силы.

Особенно это касается архидемонов. За исключением рода Гатанаса Аведдина – стражей, изучавший свой дар, чтобы в долгожданный момент освободить источники других родов от вечного сна.

Ещё исключение – агенты для работы в других мирах, но они не обладают такой восхитительной мощью.

А теперь Гатанас наблюдает, как пробуждается истинная форма магии Леонхашарта. И тот этого, похоже, даже не замечает.

Не видит, как стены проминаются за мгновения до его ударов, как они, ощущая его желание, начинают расходиться в стороны и ломаться. Не видит отскакивающих с его пути обломков и сдвигающихся камней, изменяющих траекторию камушков, загибающихся кусков металла.

Ослеплённый инстинктом защиты пары, Леонхашарт не осознаёт, что его разрушительность сейчас так велика не только из-за физической силы и напитанных магией мышц, а потому, что его пробуждающаяся магия начинает работать по-настоящему.

Он не может видеть, как сияют его глаза.

Скрежет разносится по этажу. Скрежет и хруст. Гатанас останавливается, а Леонхашарт не успевает и со всего размаха сносит стену.

– Этого достаточно? – Гатанас нервно оглядывается. – Сам понимаешь, я в архитектуре не смыслю.