Избранницы правителей Эёрана: история демонов Нарака. Трилогия

Парни все как один неловко ерзают на плите, да и Леонхашарту с Васандром не по себе, хотя они понимают, что защищены своей магией.

«В принципе, — Леонхашарт обдумывает этот рассказ. — Для неинициированного мага высокого потенциала такое воздействие возможно…»

Больше ничего интересного эти парни рассказать не могут, но подтверждают, что Анастасия ходила в школу вместе с ними, там училась хорошо, участвовала в командных состязаниях.

Когда Леонхашарт и Васандр усаживаются в машину, последний замечает:

— Сильна, чертовка, — улыбается восхищенно.

Дернув уголком губ, Леонхашарт раздраженно барабанит пальцами по ноге:

— Похоже на ментальное внушение, но менталисты не командные игроки, они больше одиночки…

Его раздражает восхищение Васандра, восхищение некоторых из тех, кого они уже допросили, вся эта загадочность, то, что прекрасная теория рассыпается в прах.

Нарушив хронологический порядок встреч от тех, кто последним общался с Анастасией, до тех, кто знал ее ребенком, они заезжают в соседний квартал. Там они об Анастасии спрашивают у сидящего на лавочке старика. У того выпучиваются глаза, и он, придушенно вскрикивая, отползает от них по жухлым цветам, скатывается по лестнице в подвал…

— Вы чего Трясуна пугаете? — хмуро спрашивает дородная бабка со второго этажа. — Не видите, человек не в себе! Имейте уважение к старости…

Леонхашарт и Васандр переглядываются.

— Похоже, история с отсыханием правда, — замечает Васандр и почесывает скулу возле шрама. — Это уже больше целительским воздействием отдает, они же не только лечить, они и калечить могут. Но запах целителей мне знаком, и сходства с ее запахом у него еще меньше, чем у ментального.

На смартфон Леонхашарта прилетает еще один ролик с тестдрайвом кабриолета, но роскошный автомобиль привлекает его намного меньше, чем Анастасия.

Несколько десятков встреч спустя (в том числе и с учителями, половина из которых возмущались ее дерзостью, а вторая половина восторгалась ее умением добиваться побед), в легких сумерках, они подъезжают к добротному домику в один этаж. Бородатый мужчина выкапывает из клумбы корни большого куста.

— Шестой муж, — тихо сообщает Васандр.

Опять он берет на себя знакомство и заводит слегка очарованного хозяина в дом. Леонхашарт уже дал добро начинать с простых разговоров, так что соглашается выпить чай с вареньем. Васандр нахваливает мягкость вываренной с сахаром вишни, а его заклинание развязывает язык хозяину дома, и тот охотно делится воспоминаниями.

— Настена… — взгляд почесывающего бороду мужчины теплеет, и Леонхашарт снова ловит себя на том, что злится, негодует, почти ревнует к этому теплом домашнему «Настена», хотя Анастасии при жизни в одном доме с этим мужчиной было семь лет, и ни о какой романтике здесь речи нет. — Добрая она девчонка, хоть мамка у нее и дурная.

— Тогда зачем вы на ней женились? — строго спрашивает Леонхашарт, и Васандр морщится, стараясь удержать заклинание, нарушенное вмешательством чужого голоса.

— Так… сам не знаю. Черт дернул как будто. Я таких женщин не люблю_: мне домашних, хозяйственных подавай, — он кивает на стену с многочисленными фотографиями скромно одетой женщины в платке и двух детей. — А Маргариту я увидел и просто пропал. Спать не мог есть не мог, хотелось мне с ней жить, и казалась она мне очень хорошей: в доме всегда чисто, дочка опрятная, добрая, меня папой сразу звать стала. Это потом-то я увидел, что Настена за порядком в доме следила, а папами всех хахалей называла по просьбе Маргариты. Мы тогда здорово с Настеной друг другу помогли, видать, судьба моя была в их семью ненадолго войти.

— И чем же вы помогли?

— Я ей подсказал, что не обязана она на себя взрослые обязанности брать, что мамка ее должна о ней заботиться, а не наоборот, и не обязана она по указке папой никого называть, лишь того, кто к ней действительно будет добр. А она… Она в меня жизнь и волю вдохнула.

Леонхашарт едва сдерживается, чтобы не переглянуться с покосившимся на него Васандром.

— И как она это сделала? — спрашивает тот.

Взгляд мужчины слегка плывет, когда он обращается к воспоминаниям:

— Я тогда бизнесом пытался заниматься. Но не клеилось у меня: то работники кинут, то проверка, то крыша взбеленится, то еще напасть какая-нибудь. И как-то раз, когда совсем туго было, а эта дуреха Маргарита последние деньги на тряпки с маникюрами спустила, казалось, что все, конец, потому что платить нечем, сил нет, хоть ложись помирай, я пришел домой с чекушкой, уселся в темноте за стол. Зарыдал, как ребенок, понимая, что ничего то у меня не выйдет, и возвращаться мне в НИИ на нищенскую зарплату. Тут из темноты меня позвала Настена. Она там сидела в углу, заплаканная тоже… — у мужчины дергаются губы, словно эти воспоминания причиняют ему боль, а Леонхашарт вдруг понимает, что не представляет Анастасию плачущей.

Какой угодно, но только не плачущей, и поэтому на миг ему кажется, что говорят о ком-то другом, но потом разум берет верх, и Леонхашарт хмурится из-за кольнувшего сердце холодка, когда признает, что слезы в жизни Анастасии были, просто не могли не быть.

— …совсем маленькая, хрупкая, только волосищи черными волнами стекают с плеч, словно она диковинное какое-то создание неземное. Спросила она, что случилось, а я ей все как на духу — и какой я дурак, и какой слабак, и что справиться не могу. А она пересела ко мне поближе, склонила голову на плечо и давай утешать меня, говорить, что я умный, не зря же у меня степень научная, что я волевой, что всегда придумаю выход из ситуации, и что в людях я хорошо разбираюсь, просто плохое видеть не хотел, но если захочу — увижу, и никто не сможет меня обмануть или волю мою сломить. И знаете, — он прижимает ладонь к груди. — Мне вдруг так полегчало, словно гора с плеч, я в себя прямо поверил. Я ведь, право слово, всегда старался внимания не обращать на сигнальчики тревожные, избегал конфликтов, быстро сдавался, но из-за нее мне захотелось стать лучше, стать таким, каким она меня описала… Я думал, это временно, но утром встал с теми же ощущениями. Я стал думать. Стал вертеться. И… я справился. Маргарита меня, конечно, бросила, ушла к тому, кто ее содержать сразу мог, но мне только легче стало. Я крутился так, как никогда прежде, и дело в гору пошло, потом я и женщину хорошую встретил, Танюшу мою. И дочку свою Настей назвал в память о маленькой волшебнице. Мы и потом встречались с Настеной, она всегда добрым словом меня поддерживала, и я ей помогал, чем мог: на работу устроиться, выделял автобусы команды ее на междугородние состязания возить.

Допрашивать этого мужчину магией Леонхашарту отвратительно до тошноты, поэтому он не слишком усердствует и после подтверждения всего нескольких ответов на вопросы, отступается.

Дальше они с Васандром заглядывают к следующим школьным учителям, к бывшим мужьям Маргариты (те с умилением вспоминают темноглазую малышку, называвшую их папой, чего не говорили более поздние временные отцы), добираются даже до садика, и на ночь глядя заезжают к взбалмошной бабушке Анастасии, огорошившей их вопросом:

— А вы, козлы безрогие, зачем о моей внучке выспрашиваете, а?

Васандр нервно фыркает, а Леонхашарт трогает голову, проверяя, не полезли ли рога.

Подозрительность старушки так сильна, что даже заклинанием Васандр с трудом заставляет ее пустить их в квартиру. Бабушка живет одна, замужем не была, к любому вопросу относится с подозрением, мужчин терпеть не может, потому что они обидели ее и обижают ее «любимую кровиночку, Маргариточку, потому что она без отца росла, некому за нее заступиться». Этот разговор не дает ничего полезного, у Леонхашарта только голова ноет от извращенной логики старушки и шумящего телевизора. Давить на нее магией он не решается, и они с Васандром уходят, удовлетворившись подтверждением общих фактов биографии Анастасии.

Шагая к машине, Васандр задумчиво произносит:

— У бабки тоже есть слабо выраженные ментальные способности, но они на ней зациклены, как защита. Честно говоря, не могу точно сказать, насколько она была откровенна.

— Проверку моей магией она может не выдержать, — роняет Леонхашарт и открывает дверь автомобиля.

Последним в списке их встреч остается отец Анастасии.

— Крошка оказалась весьма интересной, — Васандр разминает шею.

Справившись с желанием дернуть его за спрятанный рог за такое панибратское обращение, Леонхашарт вынужден признать правоту утверждения: Анастасию боготворили и ненавидели, а она плыла сквозь чужие жизни, безвозвратно их изменяя в лучшую или худшую сторону,