Избранники Тёмных сил

Кажется, на этот раз они собирались схватить бездомных детишек. Марсель ничего не понимал. Только видел, что Августин двинулся вперед, но Эдвин легким и грациозным движением метнулся вперед и преградил ему дорогу.

— Нет! — спокойно и многозначно произнес Эдвин, будто между ним и главным инквизитором существовала какая-то тайна, позволяющая им требовать услуг друг от друга взамен молчания.

— Нет? — повторил Августин, его ноздри чуть раздулись, вдыхая запах гари от факелов. Возможно, он ощущал и другой запах огня, и даже жгучие поцелуи пожара, лижущего его собственную кожу. Он был в ярости и, тем не менее, напуган. Что-то не позволяло ему решиться на отчаянный шаг. Он даже сделал знак своим сотоварищам, готовым кинуться на выручку, чтобы те не вмешивались.

— Да, кто ты такой? — голос Августина срывался то ли на крик, то ли на вздох. Он тяжело дышал и смотрел прямо в глаза противнику, но было заметно, что дольше минуты он не выдержит взгляда сияющих лазурных глаз. Глаз, в которых ему одному видится отражение огня.

— Ты хочешь казнить этих сирот? — вдруг спросил Эдвин.

— Им место в узилище. Нельзя позволять бродягам слоняться по городу, — Августин впервые заговорил откровенно, без вымысла и высокопарных фраз, и сам испугался своей честности. Он обернулся через плечо к своим напарникам, проверяя не заметили ли они его оплошность, но те были, как всегда, уверены в нем и пропустили все мимо ушей. Даже если бы они все поняли, то предпочли бы притвориться дурнями, потому что слишком дорожили своим местом. «Вот уж у кого нет сомнений, что я злодей под маской святого, и, тем не менее, они готовы покрывать меня, потому что мое лицемерие приносит им выгоду», подумал Августин. И все-таки он не хотел ни перед кем раскрывать свою истинную сущность.

Он придвинулся поближе к Эдвину и, только убедившись, что остальные не слышат, горячо зашептал:

— Я не обязан щадить чернь, более высокопоставленные жители жалуются на своры нищих, брезгуют нищетой. Я должен угождать им, а не собственной жалостливости.

— Ты когда-то был точно таким же осиротевшим ребенком, — так же тихо прошептал Эдвин, и Августин приоткрыл рот от удивления. Он ожидал нечто подобное от необыкновенного златокудрого господина, но не ожидал, что кто-то так смело читает все его самые потаенные мысли.

— Власти жалуются, народ хочет взглянуть на костры, я должен обличать колдунов в этом состоит моя миссия, — Августин сам упрекал себя за то, что должен отчитываться перед незнакомцем, но поступить иначе не мог.

— Это дети колдунов, иначе бы они не околачивались ночью под чужими окнами, — уже громче произнес он. — Я не позволю, чтобы кто-то наводил порчу на добропорядочных жителей. Схватить их!

— Нет! — повторил Эдвин. Августин, сам не зная почему, сдался и слабым жестом остановил собственных приспешников.

— Ты уже отнял множество жизней. Костры поглотили виновных и невинных. Я не дам тебе убить еще и детей, — тихо, но твердо заявил Эдвин.

— А разве ты сам не убил множество детей, — Августин запнулся, и сам испугался собственных слов. Откуда вдруг пришла эта мысль. Ведь сам он ни о чем таком не думал. Августин зажал рот ладонью, чтобы не выболтать что-то более страшное, что-то, что шепчут ему незримые господа. С ним такое случалось тогда, когда он улавливал мысли госпожи. Ему просто нужно успокоиться и обуздать бешеную, демоническую силу в своей душе.

— Ваше величество? — неловкое положение спас возглас одного из инквизиторов, того, кто стоял в заднем ряду, и рассмотрел Эдвина только сейчас.

— Ваше величество? — настороженно повторил Августин. Он оглядывался по сторонам, словно ища ответа на свой вопрос. — Ты…ты король Виньены?

Он никогда не видел короля, не знал его в лицо, ответ ему опять шепнула госпожа.

— И ты считаешь, что блеск от твоей короны спасет твоего миловидного живописца? — Августин слабо, грустно усмехнулся. — Что если я прикажу схватить твоего художника за то, что он творит там, наверху, в своей мастерской? Что ты тогда сделаешь, чтобы меня остановить?

— Ты знаешь, что я сделаю, — спокойно, но многозначно произнес Эдвин, и Августин чуть подался назад, будто его ошпарили. Однажды его уже обожгли, он чувствовал на своей коже болезненный след от прикосновений огня, и теперь ожоги болели вдвое сильнее, потому что рядом стоял этот неземной незнакомец, и в его глазах отражался, как в двух зеркалах, тот пламенный ад, из которого Августин никогда бы не смог спастись собственными силами.

— Когда-нибудь я вернусь за ним, — пообещал Августин больше для острастки. Он знал, что в ближайшие несколько лет побоится тронуть художника.

— Когда ты вернешься, я буду рядом с ним.

— Я бы ведь мог отправить на костер и тебя, — Августин готов был рвать и метать от ярости, но вынужден был сдержаться. Он смотрел на Эдвина с холодной злобой, таким взглядом может одарить один преступник другого, будто желая сказать «я обличил тебя, ты такой же, как я, ты тоже в сетях порока».

Марсель заметил, как Эдвин едва уловимо отрицательно покачал головой. Угрозы в его адрес были пусты и бессмысленны. Оба: и король, и инквизитор осознавали это, но Августин упорно старался с честью выйти из ситуации. Ему нужно было даже в словесной баталии с монархом сохранить достоинство, чтобы поддержать свой авторитет.

Кто-то из монахов зашептал что-то на ухо Августину, предупреждение, советы или вопросы, невозможно было расслышать. Очевидно, то были расспросы о будущих приговоренных.

— Пусть живут…пока, — Августин небрежно махнул рукой в сторону затаившихся в темноте бродяжек.

— Вперед, — скомандовал он, пронесся мимо своих людей и быстро двинулся прочь. Кто-то из его свиты предпочел отвесить Эдвину поклон, то ли извиняясь, то ли рассчитывая на будущую благосклонность со стороны такого значительного лица. Никому не хотелось поддерживать конфликт с самим королем.

Марсель заметил, как Августин последний раз обернулся, как странно и жестоко сверкнули его глаза. Вскоре его светлая шевелюра скрылась в лабиринте переулков. Марсель чувствовал, что его немного мутит и оперся плечом о стену ближайшего здания.

— Так ты… — он не в силах был произнести титул. Эдвин оставался для него только Эдвином. Даже царский титул был бы для него недостаточно велик, ведь ангел был выше всех королей вместе взятых. И все-таки от присутствия рядом кого-то, настолько значимого Марселю стало неловко.

— Тебе ведь все равно кто я, Марсель? Ты бы пошел за мной ко двору, даже если б у меня не было никаких титулов.

— Но как так могло получиться, ты ведь не можешь быть сыном предпоследнего короля.

— Его сын погиб, и он должен был выбрать другого наследника самостоятельно, потому что не хотел, чтобы после его кончины это сделали за него мелочные и амбициозные придворные.

— Да, я знаю, но…Он знал о том, кто ты?

— Да, он знал, — легко признался Эдвин. Он ничуть не оскорбился такой подозрительностью, напротив, будто пытался досказать, что король знал о чем-то таком, о чем до сих пор так и не догадался сам Марсель. О чем-то страшном и тайном.