Избранное в 2-х томах (Том 1, Повести и рассказы)
Шрифт:
Скридон подумал - хорошо бы, если б дверь очутилась рядом с постелью и он мог бы выскочить прямо во двор. Но дверь была далеко, Скридон наскоро умылся, оделся и вышел запрягать лошадей.
– Ты есть будешь?
Он молча разматывал вожжи.
– Слышишь, Скридон, ты будешь есть?
– Хватит с меня... уже наелся. Пошел ты, серый!
Да, какой-то шпион ходит по его следам и все записывает. Не успевает он дойти от Домники до дому, а его мать уже знает, о чем они говорили, слово в слово. Пять писем! Ни больше ни меньше. Кто мог знать, что пятое он не успел
Мало-помалу успокоился, но твердо решил: не будет он Скридоном, если не поймает шпиона. Пусть только попадется тот ему в руки. Смешает с землей.
На мосту увидел Веруню, которая, облокотившись о перила, любовалась своим отражением в крохотной лужице - все, что осталось от огромного пруда. В годы засухи пруды усыхали.
– Ты едешь на Реут, Скридон?
– Еду.
– Подвезешь?
Скридон остановил лошадей:
– Ну садись!
Пока он искал для нее местечко поудобнее, Веруня уселась рядом с ним.
– Подвинься немного.
Парень удивленно посмотрел на нее.
– Что, боишься, не хватит места? Хва-атит. Я не такая толстая, как кажется... Ты как поживаешь?
Скридон подвинулся и, почувствовав рядом мягкое, горячее бедро, подумал:
"Вот влип! Теперь пойдут разговоры... "И сидели они рядышком, кума, сидели, как голуби!" Домника выцарапает глаза".
– Сколько тебе лет, Скридон?
– Стар уже, Веруня. Очень стар...
– А чего ты не заглянешь ко мне?
– Да к тебе все начальство ходит! Не угодишь кому-нибудь - и крышка. Загонят на край света.
– И ты боишься? Ха-ха-ха!
На нее внезапно напал смех, а когда Веруня смеется, аж на землю может упасть, если не схватится вовремя за плечо соседа.
Скридон осторожно огляделся - не видит ли их кто?
– и удивился: что за черт, вроде ничего смешного не говорит, а эта дура помирает со смеху...
"Нужно свернуть разговор на что-нибудь серьезное..."
Но тут подвода спустилась в долину, а там какой-то мальчик пас телку и пристально смотрел на них. Заметив, что на голове у него новая синяя шапочка с лакированным козырьком, Скридон остолбенел:
"Трофимаш! Ну этот распишет меня..."
– И когда же ты придешь ко мне, Скридон?
– Я-то приду, а ты откроешь?
– Чего! Ха-ха-ха...
Скридон тут же бросил вожжи и быстро наклонился, чтобы их подхватить, и Веруня, не найдя на что опереться, перестала смеяться.
– Баде Скридон, а что вы мне дадите, чтобы я...
– начал было Трофимаш, но тут же спохватился. Был он тоже мужчина, а на свете нет ничего постыднее, чем когда мужчина выдает мужчину, и потому надо было быстро переменить тему.
– Куда едете?
– На Реут, Трофимаш.
Скридон хлестнул лошадей и уже не выпускал вожжей, пока не перевалили через холм.
– Нет, кроме шуток, Скридон, когда мне тебя ждать?
– Чего даром ходить...
– Тебе нужна плата?
– Не плата, но...
– Ну говори.
–
Полюби хоть, черт возьми!Тут Веруню разобрал такой смех, что ей уже мало было плеча Скридона и она добралась до самой шеи. И хотя Скридон молчал весь остаток дороги, Веруня сама себя рассмешила еще несколько раз.
Когда наконец добрались до Реута и Веруня слезла с телеги, Скридон готов был опуститься на колени и прочитать "Царю небесный". Другой молитвы он не знал.
"Если еще раз залезет на телегу - погиб!"
Свернул на свой участок, отсчитал две с половиной копны, сколько можно было забрать на телегу, и развернул лошадей. Тяжело одному, но парень приспособился: сперва бросал снопы на телегу, потом влезал и укладывал их.
"Теперь Домника устроит мне разнос!"
Когда все было погружено, слез с телеги посмотреть, как уложены снопы. Вытащил занозу из-под ногтя.
"Жаль только, что глупа. Наутро растрезвонит по всему селу... А можно бы чудно провести время..."
35
И вот уже стемнело. Лошади идут только шагом, и возница, разминаясь со встречной подводой, внимательно следит, чтобы не зацепить осью за ось; старухи, которых ночь застала в комнате, зажигают свет, чтобы найти дорогу на печку; детишки сбиваются в кучу, боясь цыгана - он только что вошел в село с котомкой и забирает детей, которые никак не угомонятся.
Уставший журавель долго нащупывает своим длинным клювом колодезное устье и, когда находит его, задумчиво засыпает; измотанные жатвой люди забывают открытыми на всю ночь ворота, и вдоль заборов бродит заблудившийся теленок; заходит в каждый двор и пристально смотрит, не его ли это дом.
Село замирает. Но кого-то нужда еще носит по дорогам.
Бадя Васыле спешит в кузню с поломанным колесом на спине; какая-то женщина ищет на обочине дороги потерянную бараном веревку; Кица идет в сельсовет с завядшей яблоневой веткой - опять ребятишки лезли в сад.
Спешит и Скридон. Идет прямиком, через огороды, чтобы поспеть, пока не улегся спать бадя Зынел. Очень устал, горят ладони от вил; когда он берет в руки платок, то совсем не чувствует его, и глаза режет от пыли - сил никаких. Ему хочется спать, и тропинка качается у него под ногами, как мостик из тонких еловых досок.
"Скажу два слова и уйду. Поверит - хорошо, не поверит - прощай..."
Бадя Зынел сидел на завалинке рядом с ведром воды и держал на коленях кружку.
– Ох, и извела меня жажда сегодня! Думал, дома выпью целую бочку. Чего не садишься?
С тех пор как не стало Тоадера, ему нравится беседовать со Скридоном. Только с ним да с Трофимашем он может говорить по душам.
– Много свез?
– Десять копен.
– Толк будет?
– Колос есть, а что в колосе...
– Эх, парень, колос нынче пустой. Не было дождей.
Набрал в кружку воды, выпил и крикнул, глядя прямо перед собой:
– Слышишь, жена! Где Домника?
– Не знаю, куда-то пошла.
И сказал Скридону, как будто тот не слышал:
– Пошла неизвестно куда. Сейчас придет.