Избранное в 2 томах. Том 2

— Я тебе сказал, за арифметику! — топнул ногой дедушка.

Мальчик ступил через порог, притворил дверь, но неплотно: я видел в щелку его черный, зоркий, испытующий глаз.

— Теперь столько народу убивают! — небрежно сказал я.

Старичок кашлянул и шаркнул ногой.

— А сколько за эту?

Я показал на простую зажигалку из патрона.

— Сотню!

— Ах, и за эту сто!

Может, мальчик выйдет через другой ход и расскажет во дворе? Надо немедленно уходить отсюда.

Я украдкой взглянул на старичка, потом на заднюю дверь. Старичок сердито ковырял иглой в форсунке, в щелке двери виден был черный, любопытный, горящий глаз. Слава богу, мальчик еще не ушел…

— Дороги у вас зажигалки, — сказал я. — Придется поискать где-нибудь в другом месте… — Я отодвинул ящичек. — До свидания.

Старичок снова сердито кашлянул и не ответил. Я сделал два шага к двери.

— Думаю, — сердито сказал вдруг старичок, — что вам лучше еще немного переждать… — Не отрываясь от работы, он локтем поправил зеленый козырек над глазами.

Сердце у меня екнуло, я застыл на месте. Черный, любопытный глаз все еще был виден в щелке задней двери. Старичок подавал мне руку помощи? Я стоял, не зная, что сказать. Волнение распирало мне грудь. Старичок протягивает мне руку помощи, зная только, что я сейчас убил фашистского прихвостня. Он даже не знает, кто я такой.

Мы долго молчали. Старик все ковырялся в своем примусе. Черный глаз все еще светился в щелке двери. С улицы уже не долетали крики.

— Думаю, — сказал наконец старик, — что вам уже можно идти! Володька! — крикнул он в заднюю дверь.

Черный глаз исчез, дверь отворилась — мальчик стал на пороге.

— Беги! — строго сказал старик, — погляди, нет ли там кого за воротами. Да мигом!

Володька кинулся к выходной двери. Он не мог оторвать глаз от меня, он озирался, пока не затворил за собой входной двери.

Мы опять помолчали, пока не вернулся Володька.

— Никого нет! — заговорщицким тоном прошептал Володька, появившись на пороге. Его любопытные глаза впились в меня, как буравчики.

— Спасибо! — сказал я. — Будьте здоровы!

Мне хотелось пожать руку старичку, моему доброму другу, но он не ответил мне и продолжал ковыряться в форсунке. Я направился к двери.

— Вы забыли зажигалку! — услышал я голос старика.

Я обернулся. Старик, не глядя, протягивал мне зажигалку. Это была затейливая зажигалка из прозрачной пластмассы — с устройством для защиты огня от ветра и бисерными инкрустациями. Я машинально взял ее.

— Но ведь она, наверно, очень дорого стоит… Сколько за нее?

— Ничего, — буркнул старичок.

4

В половине второго — за полчаса до назначенного срока — я пришел на кладбище. Вот и памятник академику Багалею. В эту минуту мимо памятника никто не проходил. Не останавливаясь, я прошел к церкви, затем свернул в аллею налево. Был будний день, но церковь была открыта, и шла служба. Низкий басистый голос тянул заупокойную ектению. На паперти застыли на коленях нищенки. На главной аллее тоже сидели нищенки, они продавали ведрами желтый просеянный песок. «Купите и посыпьте дорожку к дорогой могилке!» Я пересек главную аллею и пошел по боковой. Здесь было совсем безлюдно, — изредка какая-нибудь старушка проходила к дорогой могилке.

Я вышел из аллеи, пробрался между могилами и сел на пенек у памятника.

Гудела и звенела глубокая кладбищенская тишина. Неистовую возню подняли в кустах воробьи. Где-то вдалеке стрекотала сорока. Из церкви доносился низкий басистый голос попа. Издалека, из города, долетал порою рокот автомашины. Тихо, уединенно было на кладбище.

Но я не проникся кладбищенским покоем.

Нервы у меня были слишком напряжены, чтобы погрузиться в кладбищенскую печаль и тишину.

Придет ли третья? Увижу ли я оброненный платок? Дадут ли мне наконец явку?

Неудачи этих трех дней удручили меня.

Поможет ли мне эта третья встреча выполнить задание? «М» погиб, а ведь только «М», футболист в непарных бутсах, имел непосредственную связь с руководством городского подполья. У библиотекарши и этой женщины с платком, которой я еще не видел, не было этой связи, — так сказал мне Кобец. Чем же эта женщина сможет помочь мне?

Пожалуй, выполнять операцию придется одному. Одиннадцать рабочих карточек, чистых бланков, но с подписями и печатями, из сейфа биржи труда. Как их добыть?

Я прислонился к памятнику и закрыл глаза. Чирикали воробьи, стрекотала сорока, ревел поп, — в ушах у меня стоял звон; я измучился, я хотел спать. Прошлой ночью я почти не позабылся сном.

Трудна была для меня прошлая ночь. И наступила она после трудного дня.

Старый слесарь спас меня.

Я вышел из слесарной мастерской и побрел наугад. До вечера было еще далеко, и мне некуда было деваться. Опасность подстерегала меня на каждом шагу. Я посидел в одном кафе, потом перешел в другое; до вечера я успел посидеть во всех кафе в районе между проспектом Сталина и Сумской. Потом, когда стемнело, я вышел на улицу, и мне опять некуда было деваться. В родном городе я был загнанным зверем.

К Ольге я не пошел. К Ольге я уже никогда не пойду. У меня не было колебаний. Только сердце щемило. Только грудь пылала ненавистью и жаждой — сражаться, сражаться, сражаться до конца!

Я вынужден был снова пробраться украдкой туда — на второй этаж дома номер семнадцать по Набережной. Я провел там вторую бессонную ночь, — среди руин, на железной раме у выломанного окна. Это была трудная ночь.

Что мне делать? Завтра придет Инженер. Я должен вручить ему одиннадцать рабочих карточек — чистых бланков с печатью биржи труда. Где мне взять эти карточки?..

Я встрепенулся, — это я чуть было не уснул, на короткое мгновение погрузился в тяжелый, смутный полусон, — но нервное напряжение удержало меня на этой грани между явью и сном. Я поспешно открыл глаза, сон пропал. До двух часов оставалось еще минут десять. Я поднялся, расправил плечи, хрустнул всеми косточками и пошел между могилами. Я не пойду сейчас к памятнику академику Багалею, — как знать, вовремя ли явится женщина с платком, если она вообще явится. Не пойду я и по аллее, чтобы меня лишний раз не увидели нищенки. Лучше пробраться сквозь кусты между могилами, будто в поисках своей дорогой, забытой могилки…