Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Избранное. Компиляция. Книги 1-14
Шрифт:

– Думаю, с нами захочет побеседовать местная полиция, – предположила Элинор.

– Конечно, – подтвердил Трамбо.

– Я здесь до конца недели. Мой адрес у вас записан.

– Да-да, мы обязательно вас известим. – Трамбо повернулся к Корди. – У вас есть еще вопросы, миссис Стампф?

– Да нет. – Корди открыла дверь, не дожидаясь, пока это сделает кто-нибудь из мужчин. – Только передайте привет Джимми, когда увидите его в следующий раз.

– Джимми?

– Старшему сенатору. – Корди вышла из комнаты вслед за Элинор.

14 июня 1866 г., вулкан Килауэа

С преподобным Хеймарком в качестве не очень-то надежного проводника мы с мистером Клеменсом приготовились к опасному спуску в кратер вулкана.

Опасность редко удерживала меня раньше, не удержала и сейчас. Приготовления наши длились недолго: хозяин гостиницы вручил нам фонари, грубые посохи и сумку с хлебом, сыром и бутылкой вина.

Ни Ханануи, ни другие местные проводники не решились нас сопровождать – казалось, что котел извержения вот-вот перекипит через край, – но наш бывший проводник довел нас до «лестницы» – тропинки, прорубленной в стене кратера на полпути от «Дома у вулкана» до смотровой площадки. Преподобный Хеймарк сказал, что шел именно этим путем, и двинулся вперед. Я шла в середине, а бравый журналист прикрывал наш тыл. Так мы начали спуск по тысячефутовой

тропе к темному дну кратера. Наши фонари светили очень слабо, но это казалось благом, поскольку не давало увидеть ужасную судьбу, которая постигла бы нас, если бы мы оступились или сошли с тропы.

Внизу, на дне кратера, стало ясно, что поверхность застывшей лавы, которая сверху казалась твердой, пронизана тысячами трещин и расщелин, в которых видна еще текущая огненная лава. Преподобный Хеймарк крикнул, что помнит дорогу, и мы пошли за ним, стараясь выбирать более прочные участки.

Хоть и застывшая, лава под ногами была такой горячей, что жгла ноги через подошвы туфель. Я не могла представить, какова температура лавы, что текла в нескольких десятках футов от нас, громоздясь выше человеческого роста.

– Трудно будет только несколько сот футов, – прокричал преподобный и поспешил вперед. Я шла за ним, путаясь в юбках, которые нагрелись и обжигали мне ноги. Мистер Клеменс не отставал, и в этом аду не выпуская изо рта сигару. Хорошо хоть серное зловоние заглушало ее ужасный запах.

Невозможно спустя так мало времени описать с надлежащей подробностью все чудеса вулканического извержения. Постепенно глаза наши начали доверять не зыбкому свету фонарей, а красному сиянию вулкана, и мы смогли рассмотреть вокруг фантастический мир: террасы из черного камня, реки текущего огня, рушащиеся горы пепла, зияющие пропасти, полные дыма и серных испарений. Килауэа тяжело дышал, грозно хохотал и изрыгал огонь, так же равнодушный к нам, как древний бог Вулкан – к трем мухам, ползущим по его могучему телу.

А тело это было поистине могучим. Кажется, даже корреспондент осознал опасность, так как догнал замедлившего шаг преподобного Хеймарка и спросил, перекрикивая треск лопающихся от жара камней:

– Вы уверены, что мы идем правильно?

– Днем идти легче. Особенно с проводником.

Очевидно, на наших лицах ясно отразилась тревога, поскольку священнослужитель поспешил добавить:

– Но трудная часть скоро кончится. Потом это будет просто прогулка.

На «трудной части», которая тянулась больше чем на четверть мили, нам пришлось буквально перепрыгивать трещины, где в сотнях футов внизу бушевала лава. Страшно было даже подумать о последствиях таких прыжков, и я прыгала, зажмурив глаза. Один раз я провалилась в невидимую яму и почувствовала, как огонь лижет мои туфли. Не дожидаясь помощи от джентльменов, которые даже не увидели моего падения в слабом свете фонарей, я ухватилась за камни и кое-как встала. Камень оказался таким горячим, что мои кожаные перчатки почернели, а на руках появились ожоги, словно я дотронулась до раскаленной печки.

Я ничего не сказала своим спутникам, только подняла повыше фонарь и поспешила вслед за преподобным Хеймарком.

Наш путь по кратеру Килауэа занял, должно быть, не больше часа, но из-за невыносимого жара, постоянной опасности и необходимости следить за каждым шагом он показался нам бесконечным. Внезапно, без всякого предупреждения, мы очутились на берегу огненного озера – прославленного Хале-Маумау.

Обычные слова ничего здесь не значили. Все, что приходило на ум – «огонь», «извержение», «взрыв», «поток», – не могло даже в малой степени передать охватившее меня ощущение грозной, нечеловеческой силы и ужасающего величия, представших перед нами.

Озеро в разных частях имело ширину от пятисот футов до полумили. Берега его были образованы той же черной «остывшей» лавой, на которой я стояла и которая заставляла мои туфли дымиться от жара. Самые высокие лавовые утесы поднимались на высоту двухсот футов, возвышаясь подобно Дуврским скалам над огненными проливами. Кипящая в облаках серного тумана лава изливалась из невидимого жерла вулкана, пылая всеми оттенками красного и оранжевого.

Но прежде всего мое внимание привлекло само огненное озеро.

Ручьи кипящей лавы обрушивались в него, накатываясь на черные прибрежные утесы, и свивались на его поверхности в тысячу свирепых водоворотов. Прямо перед нами из озера вырывались и падали обратно одиннадцать огненных фонтанов. Повсюду слышались треск камней, шипение пара, вырывающегося из тысяч трещин, стон содрогающейся земли и надо всем этим – мощные приливы и отливы этого огненного океана, этого вместилища первозданной природы, дышащего прямо у наших ног.

Я повернулась к преподобному Хеймарку, но он с отвисшей челюстью уставился на огненное озеро, повторяя: «Я никогда не видел это ночью. Я никогда не видел это ночью». Мистер Клеменс выплюнул свою сигару и смотрел вперед с выражением священного ужаса на лице. Словно почувствовав мой взгляд, он повернулся ко мне, открыл рот, но так ничего и не сказал.

Я только кивнула и повернулась к потрясающему зрелищу.

Почти два часа мы стояли на краю Хале-Маумау, обиталища Пеле, и смотрели, как остывающая лава то громоздит в огне причудливые острова и башни, то опять рушится в огненные глубины, чтобы вновь подняться новыми каменными ликами и формами. Не в силах оторваться от бесконечного разнообразия стихии, мы там же съели хлеб и сыр, запивая вином из стаканов, которые уложил нам в сумки предусмотрительный хозяин.

Пора возвращаться, – сказал наконец преподобный Хеймарк охрипшим голосом, будто он эти два часа кричал, а не благоговейно молчал вместе с нами.

Мы с мистером Клеменсом посмотрели друг на друга, словно протестуя, словно желая остаться здесь и дождаться еще одной ночи в царстве Пеле.

Но, конечно, мы не подчинились этому порыву, хотя ясно прочитали его в глазах друг друга. Вместо этого мы пошли прочь от огненного озера, оглядываясь до тех пор, пока благоразумие не подсказало нам внимательнее смотреть под ноги.

Признаюсь, что при виде озера я поставила фонарь на землю и не взяла его, когда уходила, – слишком переполняло меня восхищение величием представшего передо мной огня, чтобы довольствоваться этим тусклым светом. Я машинально переставляла ноги по дымящейся лаве, лишь смутно замечая, что мои спутники по-прежнему идут впереди и позади меня.

Очнулась я, когда услышала встревоженный крик преподобного Хеймарка:

– Стойте!

Мы с мистером Клеменсом застыли как вкопанные в нескольких десятках ярдов от него.

– Что там? – спросил корреспондент с тревогой.

– Мы сбились с пути, – ответил священник.

Я услышала дрожь в его голосе, и мои ноги тоже задрожали.

Мои

спутники подняли фонари и попытались рассмотреть окружающую местность, но вокруг была темнота, нарушаемая только зловещим мерцанием лавы в трещинах.

– Здесь поверхность выше, – сказал преподобный. – Слой лавы тоньше. Я заметил изменение звука, когда шел, но не обратил внимания.

Мы с мистером Клеменсом ничего не сказали. Наконец корреспондент тихо заметил:

– Если вернуться назад по следам…

Фонарь преподобного Хеймарка описывал в воздухе дуги, временами освещая его встревоженное лицо.

– Это будет очень трудно, сэр. Нам приходится делать большие шаги, прыгать. Один неверный шаг, и мы пробьем корку лавы и рухнем вниз с высоты тысячи футов.

– Нам хватит и девятисот, – повторил мистер Клеменс свою недавнюю шутку, пытаясь отвлечь нас от тяжести нашего положения.

Я едва могла дышать – так ужасна была мысль о том, что мы заблудились в этом аду.

– Нужно дождаться рассвета, – сказала я, уже зная, что мы не сможем провести здесь целую долгую ночь.

– Придется осторожно идти вперед, – сказал преподобный. – Может, нам удастся нащупать путь.

Один шаг – и он пробил лавовую корку и упал. Мой крик ужаса был, должно быть, совсем не слышен в грохоте лавы и шипении пара, вырывающегося из трещин.

Глава 11

Да будет слава Капиолани

Высоким светом над островами,

Пусть вечной славой Гавайев станет,

Сияньем слепя взоры.

Пускай жарким солнцем оденет горы,

Пусть ветром поет на морском просторе,

Пусть лавой горячей кипит в озерах,

С пространством и временем споря.

Альфред лорд Теннисон, «Капиолани», 1892 год

Начальник охраны курорта Мэтт Диллон был не в таком уж плохом настроении, когда вошел в дверь с надписью «Служебный вход» и спустился в катакомбы под Мауна-Пеле. Диллон недолго работал в ФБР, потом – по слухам – семь лет провел в ЦРУ, прежде чем заняться частной охраной. Его специальностью была борьба с терроризмом, особенно с терроризмом широкого охвата. Он прекрасно знал методы террористов и умел при случае их применять. Его пытались даже привлечь к операции по спасению американских заложников в Иране, задуманной идиотами из окружения президента Картера. Диллон был очень рад, что ФБР тогда не отдало его армии и он не сел в лужу вместе с пентагоновцами.

Он уже пять лет работал частным охранником, когда Пит Бриггс, которого он когда-то учил основам охранной службы, подкатил к нему с предложением работать на Байрона Трамбо. Диллона мало интересовала такая работа – он терпеть не мог сидеть на одном месте, – но Бриггс настаивал. Его отвезли на самолете из Сан-Диего в Нью-Йорк, и Трамбо лично говорил с ним. Диллон понял, что ему предназначается роль не простого охранника, а своего рода контролера обширной империи отелей, казино и предприятий. Это ему подходило, да и платить обещали вдвое больше, чем он получал даже во времена похищений с баснословными выкупами.

Года два ему нравилось мотаться по свету, разыскивая шантажистов, разоблачая жуликов в казино, принадлежащих Трамбо, и иногда даже слегка попугивая несговорчивых конкурентов. Диллон без колебаний обходил закон, если этого требовала работа. Трамбо, казалось, чувствовал это и использовал его соответственно.

Шесть месяцев назад в Мауна-Пеле начали исчезать люди, и Диллон первым же самолетом вылетел на запад. Он планировал пробраться на курорт незамеченным, чтобы почувствовать обстановку. Весь первый день он просидел в баре «Кораблекрушение», притворяясь болваном-туристом и собирая сведения. Он не обнаружил ничего подозрительного. Стивен Риддел Картер был умелым администратором, а тогдашний шеф охраны, гаваец по имени Чарли Кане, проводил расследование без лишнего рвения, но вполне компетентно. Местные копы проверили всех подозрительных – уволенных служащих, местных сумасшедших, людей, недовольных строительством курорта, – но тоже ничего не нашли. После недели наблюдений Диллон раскрыл свое инкогнито и начал работать вместе с Кане. Опять ничего.

Потом Трамбо уволил гавайца и попросил Диллона побыть начальником охраны, «пока все не уляжется». Он согласился, думая, что это не больше чем на несколько недель. Оставлять дела нераскрытыми было не в его стиле.

Сейчас, шесть месяцев спустя, Мэтта Диллона тошнило от Гавайев, от Мауна-Пеле, от свежего воздуха и вечно теплого океана. Ему хотелось в Нью-Йорк, к слякотной зиме и грубым таксистам. Ему хотелось навести шороху на казино мистера Т в Вегасе или Атлантик-Сити, где никто не знает, день сейчас или ночь, и никому до этого нет дела.

Теперь еще это. Кусок тела на поле для гольфа. Трое пропавших туристов. Лужи крови в кабинете астронома. Мэтт Диллон усмехнулся и на ходу нащупал кобуру. Такая жизнь нравилась ему куда больше.

Офис астронома был не заперт. Диллон вытащил из кобуры свой 9-миллиметровый «глок» и бесшумно скользнул внутрь.

В центре комнаты стоял Пит Бриггс, сжимающий в руках громадную кувалду. Диллон спрятал пистолет.

– Ты что, правда собираешься долбить эту стену?

Бриггс даже не повернул головы. Диллон знал, что, несмотря на внешность самца гориллы, Бриггс был довольно неглупым человеком. И весьма квалифицированным охранником.

– Да, – сказал он кратко.

– Местные копы говном изойдут.

– Да, – повторил Бриггс, явно не интересуясь мнением местных копов. – Я ждал тебя.

Диллон вопросительно поднял бровь.

Бриггс кивнул на фонарик с шестью батарейками:

– Думаю, одному из нас надо светить, пока другой долбит.

– Хорошо. – Диллон взял фонарь.

Бриггс натянул на свои лапищи резиновые перчатки, одной рукой отодвинул стол и поднял кувалду, целясь в самую широкую часть трещины.

– Лучше отойди, – предупредил он.

Отходить было особенно некуда, но Диллон отступил к дальней стене и поднял фонарик.

– Достань пушку, – попросил Бриггс.

– Зачем еще? Думаешь, Уиллс выйдет к нам с распростертыми объятиями?

Бригге только пожал плечами, но в его поведении было что-то, что заставило Диллона послушно извлечь из кобуры «глок» и нацелить его в темнеющее отверстие. Фонарь он взял в левую руку так, чтобы луч его шел параллельно стволу пистолета.

– Готово, – сказал он.

Пит Бригге поднял кувалду и изо всех сил обрушил ее на стену.

Элинор понаблюдала за закатом с небольшого пляжа возле своего хале, а потом направилась в бар Кораблекрушения. Там собралось довольно много людей, но они занимали лишь небольшую часть столиков под пальмовой крышей и на террасе, выходящей на пляж. Элинор села на террасе, заказала джин с тоником и медленно потягивала его, глядя, как небо на западе из пурпурного становится нежно-фиолетовым. На востоке вулканический отблеск все так же подсвечивал облака пепла, которые сменили направление и двигались теперь к берегу Коны. Пляж был пуст, если не считать гавайца в набедренной повязке, который бежал вдоль набережной с факелом в руках и зажигал один за другим газовые фонари.

Она как раз думала обо всех странных событиях этого дня и о еще более странных событиях столетней давности, которые привели ее сюда, когда перед ней возникла Корди Стампф с бутылкой пива.

– Привет, Нелл, я к вам.

– Конечно, – улыбнулась Элинор.

«Нелл»? Ей даже понравилось такое обращение. Все незамужние женщины в ее семье вошли в историю под такими сокращенными именами-прозвищами – тетя Кидцер, тетя Бини, тетя Митти. Почему бы ей не стать «тетей Нелл»?

– Достали они нас сегодня, правда? – спросила Корди, отхлебывая пиво.

Поделиться с друзьями: