Избранное. Компиляция. Книги 1-14
Шрифт:
– Утром на курорте было семьдесят три туриста. Сорок два из них уже выписались.
Трамбо улыбнулся. Ему казалось, что поле для гольфа медленно плывет у него под ногами. Может, он и правда спятил?
– Говори самую плохую новость, Уилл.
Помощник молчал.
– Ты слышишь?
– Во-вторых, пропал Диллон.
– Как пропал? Он же утром был в больнице!
Уилл кивнул:
– Около восьми он стукнул доктора Скамагорна табуреткой по голове и сбежал. Сестра говорит, что видела, как он бежал по коридору в пижаме.
Трамбо поглядел на лавовое поле, будто ожидал увидеть там бородатого начальника охраны, перепрыгивающего с одной глыбы аха на другую.
– Ладно. Это поправимо. Прикажи Фредриксону, пусть ищет своего шефа одновременно с этим… Джимми-как-его. Что еще?
Уилл Брайент опять замялся.
– Ну давай. Сато ждет. Что третье?
– Цунэо Такахаси.
– Да, Сато сказал, что Санни допоздна сидел с какими-то девушками и пропустил завтрак. Сато сердит на него. И что?
– Он пропал, – сказал Уилл. – Все знают о его привычках, поэтому никто не входил к нему в комнату, но Фредриксон увидел, что стена ланаи проломлена снаружи. Тогда он вошел и увидел, что в комнате все разгромлено, а Санни нет.
Трамбо крепко сжал в руках клюшку.
– Без паники, – прошептал он еле слышно.
– Сэр? – Уилл Брайент наклонился ближе к нему.
– Без паники, – прошептал Трамбо еще тише и пошел к пятой лунке на негнущихся ногах. – Без паники. Без паники.
Глава 16
Вот
Миссис Корди Стампф, урожденная Корделия Кук из Иллинойса, проснулась на рассвете без всякого похмелья, но с постоянной болью, которую пыталась заглушить вот уже два месяца. Она вышла на крыльцо, где ее встретило радостное пение птиц. Она никогда не бегала по утрам, и сама мысль об этом казалась ей абсурдной.
Корди дождалась завтрака на открытом ланаи и умяла большую тарелку пирожков с кокосовым сиропом, яичницу с тостами, три стакана превосходного апельсинового сока и чашку кофе. Дневник, который ей дала Нелл, лежал у нее в сумке, и она не доставала его, пока ела. Корди прочла в жизни не так много книг, но эту книжку в кожаной обложке намеревалась прочесть с начала до конца.
После завтрака она прогулялась по магазинам у подножия Большого хале. Большинство дорогих бутиков было закрыто, как и парикмахерская, и центр массажной терапии. Похоже было, что на курорте началась забастовка.
Когда она спустилась к пляжу, навстречу ей вышел Стивен Риддел Картер.
– Миссис Стампф, – сказал он, нервно перелистав список проживающих. – Хорошо, что я вас поймал.
– Обожаю, когда меня ловят, – сказала Корди.
Не обратив внимания на ее сарказм, менеджер повторил то, что сказал уже десяткам людей за утро. Двойное извержение привело к выходу значительных лавовых потоков. Конечно, непосредственной опасности они не представляют, но, посоветовавшись со специалистами, администрация Мауна-Пеле решила предложить гостям покинуть курорт с полной компенсацией их расходов.
– А я ничего не платила, – напомнила Корди. – Я отдыхаю с миллионерами.
Картер улыбнулся:
– Да, конечно. Вы сможете продолжить отдых на другом курорте или вернуться сюда, как только минует… непосредственная опасность.
– А как же билет на самолет? Меня повезут бесплатно второй раз?
– Конечно, миссис Стампф.
Корди усмехнулась:
– Спасибо, мистер, но, пожалуй, я останусь.
– Боюсь, что…
– А вы не бойтесь. Я уже взрослая девочка. – Она похлопала бледного менеджера по плечу. – Позвольте пройти. Я иду на пляж, хочу почитать кое-что.
Вообще-то Корди не собиралась читать на пляже – накануне она порядочно обгорела, да и дневник лучше было не подставлять солнцу и соленому ветру. Вместо этого она нашла уединенную плетеную скамеечку в двадцати шагах от бара «Кораблекрушение». Убедившись, что солнечные лучи не падают на нее, она села на скамеечку и погрузилась в чтение. Обычно Корди читала медленно, но к полудню она прочла весь рассказ о приключениях на берегу Коны сто тридцать лет назад.
18 июня 1866 г., безымянная деревня на берегу Коны
Когда я день и ночь назад сделала последнюю запись, я еще не подозревала, что скоро окажусь в мире, который могла представить себе только в ночных кошмарах. Но правдивый путешественник не может умолчать даже о нисхождении в ад, поэтому я продолжаю писать.
Прошлая ночь, после спасения Халеману, после возвращения мистера Клеменса с безумными глазами… – все это кажется сейчас таким далеким, но именно на этом месте я остановилась в прошлый раз и должна теперь начать с него.
– Ужасные вещи! – воскликнул мистер Клеменс, и мы с преподобным Хеймарком устремились к нему, желая услышать рассказ о его приключениях и совсем забыв о мольбах юноши как можно скорее покинуть это место.
Узнав, что он отсутствовал всего полчаса, мистер Клеменс достал из кармана часы, убедился, что это и в самом деле так, и вдруг начал хохотать. Преподобный Хеймарк подошел к обезумевшему корреспонденту, крепко сжал его предплечье и протянул ему серебряную фляжку.
– Виски? – спросил мистер Клеменс, прервав свой смех и понюхав фляжку.
– В медицинских целях, – скромно сказал преподобный.
Уже не в первый раз за этот день он удивлял нас.
Мистер Клеменс сделал большой глоток и вытер усы дрожащей рукой.
– Извините меня, – сказал он, глядя в сторону. – Вы поймете, когда я расскажу вам, что со мной случилось… какие ужасные вещи я видел.
Мы молча слушали рыжеволосого журналиста, миссурийский акцент которого стал от волнения еще заметнее.
– Хотя я хорошо видел факелы на берегу, стоило большого труда спуститься вниз по скалам, не будучи замеченным. Пришлось вспомнить детство, когда я немало полазал по деревьям и крутым откосам. Наконец я спустился и отыскал большой камень у того места, где кончались деревья и начинался песок. Оттуда можно было наблюдать за процессией, которая находилась всего в двухстах футах от меня. Тогда я впервые ощутил… ну, может быть, не страх, но волнение, от которого у меня пересохло в горле.
То, что я увидел, могло бы сделать из меня методиста. В первой процессии, которая как раз возвращалась назад, шли семифутовые гиганты, кожа которых светилась тем же жемчужным светом, что и их факелы. Потом показалась вторая процессия, еще более удивительная. В тот момент я продал бы душу за самую простую подзорную трубу вроде той, что была у меня на Миссисипи.
Всего там было больше сотни Идущих в Ночь. Среди них были мужчины и женщины… они были почти обнажены, и я ясно мог разглядеть их в свете факелов. Некоторые из них явно были вождями, поскольку сидели или стояли на носилках, какие я видел у вождей на Оаху. Носилки тащили рабы – я достаточно пожил на Юге, чтобы это определить. Другие рабы с проворством муравьев исчезали в джунглях и появлялись оттуда, таща целой командой громадные каменные блоки в четыре фута длиной. Думаю, из таких же блоков выстроен храм, возле которого мы находимся. Я смотрел, как боги – именно так я теперь думал о семифутовых великанах, настолько благородными были их походка и поступь, – указали место, где следовало положить первые блоки. Рабы сделали это и поспешили в джунгли за новыми.
Так я наблюдал за постройкой храма… а это был именно храм. Те же широкие ступени для жертвоприношений, те же стены для защиты. Теперь вы понимаете мое удивление? Я притаился за камнем и час за часом смотрел, как воздвигается целый храм, а оказывается, что это длилось всего полчаса! В один из моментов я удивился, почему не наступает рассвет, но, взглянув на часы, обнаружил, что прошло всего лишь десять минут с тех пор, как я в последний раз посмотрел на них перед тем, как спуститься со скал. Я был уверен, что часы сломались, и действительно, когда я поднес их к уху, они не тикали.
Время шло. Все новые глыбы ложились в основание храма, пока боги и вожди молча и надменно наблюдали за строительством. Горели факелы, били барабаны, торжественное пение заглушало шум прибоя. Храм был уже почти готов, а солнце все не вставало, словно наступило какое-то бесконечное затмение. Я снова поглядел на часы – прошло двадцать пять минут. Долгие минуты я ждал, пока секундная стрелка не сдвинулась, дрогнув, на одно деление.
Наконец храм был построен, и боги, вожди и их рабы столпились вокруг него. Словно по высшему велению, с океана подул сильный ветер. Факелы погасли, и теперь берег освещался только призрачными телами Идущих. Мальчишкой я часто ловил светляков и приносил их домой в банке. Этот свет был похож: на тот: такой же зеленоватый, вызывающий мысли о смерти и разложении.
Потом началось самое жуткое. Я плохо видел из своего укрытия, но музыка смолкла, пение утихло, и призрачные фигуры выстроились на берегу, словно чего-то ожидая. Ожидание длилось недолго – из моря появилось несколько фигур, перед которыми Идущие расступились, открыв им дорогу к храму. Они поднялись к основанию хеиау, потом на его вершину. Я говорю «фигуры», потому что внешность вышедших из океана была совершенно фантастической. В центре шел тот, кто больше других напоминал человека, но при этом вся его фигура была какой-то расплывчатой, словно состоящей из тумана… или морской пены… чего-то бестелесного.
На этом месте Халеману воскликнул:
– Это Пауна-эва!
– Чепуха, – сказал преподобный Хеймарк. – Паунаэва – это миф.
Юноша даже не взглянул на него, продолжая говорить с мистером Клеменсом:
– У Пауна-эвы много тел. Его туманное тело называется Кино-Оху. В этом теле он напал на Хииаку, сестру Пеле.
– Так вот, – сказал мистер Клеменс, успевший за время паузы зажечь свою ядовитую сигару, – это действительно было туманное тело, через которое я мог видеть его спутников. Среди них был обычного вида человек – туземец – в каком-то странном капюшоне. Он подвел ближе козу, и этот ходячий туман…
– Пауна-эва! – опять воскликнул Халеману.
– Хорошо, назовем его Пауна-эва. Человек в капюшоне подвел козу к Пауна-эве и поднял ее на плечи, как делают пастухи. Капюшон упал с него, а потом коза страшно закричала, и к этому звуку добавился другой – как будто ломались кости. А потом коза исчезла.
– Как исчезла? – переспросил преподобный Хеймарк, который все еще держал в руках флягу с виски.
– Исчезла, – повторил мистер Клеменс немного громче. – Провалилась в какую-то щель на спине этого человека. Теперь я видел, что под капюшоном скрывался большой горб, в котором было отверстие.
– Пасть, – сказал Халеману. – Это Нанауэ, человек-акула. Он всегда служил Пауна-эве.
Мы все посмотрели на юношу. Потом мистер Клеменс сказал:
– Там еще были маленькие человечки, очень уродливые, в чешуе и перьях…
– Это ээпа и капуа, – прокомментировал Халеману. – Очень злые и коварные. Они тоже служат Пауна-эве.
Мистер Клеменс вынул изо рта сигару и подошел поближе к мальчику, который глядел на него со страхом.
– Потом из моря появилась еще одна фигура, – сказал он тихо. – Собака. Большая черная собака, которая подошла и встала по правую руку туманного человека.
– Ку, – просто сказал Халеману.
– Ку, – повторил мистер Клеменс и опустился на грязный пол. Он посмотрел на меня. – Когда коза исчезла, туманный человек поднял руки и… не знаю, как это описать… в общем, он стал меняться. Я видел чешуйчатый хвост и желтые горящие глаза, но у него остались руки, и он по-прежнему поднимал их кверху. Потом сверкнула молния, и я на мгновение ослеп. – Мистер Клеменс недоуменно взглянул на сигару в своей руке, сунул ее в рот и чиркнул спичкой. – Когда я снова смог видеть, все исчезли – боги, вожди, рабы, человек-ящер и черная собака.
– А храм? – спросила я.
– Нет, – сказал мистер Клеменс. – Храм все еще был там. Я посмотрел на часы. По всем моим ощущениям, прошли многие часы… может быть, дни… но по моим часам прошло всего полчаса. Потом я вернулся сюда.
Какое-то время мы молча, расширенными глазами смотрели друг на друга. Наконец я спросила:
– Что же нам делать?
Тут Халеману потянул меня за рукав.
– Погоди, – сказала я, но он продолжал тянуть. Рассерженная, я повернулась к нему: – В чем дело?
– Уходим скорее! – сказал он.
– Мы должны обсудить…
– Уходим скорее! – повторил юноша, побелев от страха.
– Почему? – спросил его мистер Клеменс.
– Птицы, – ответил туземец. – Маленькие птицы.
Я улыбнулась такому его страху перед безобидными Божьими созданиями и поглядела в окно. Никаких птиц не было видно.
– Птицы – братья Пауна-эвы! Они улетели, значит, он идет сюда!
Элинор вырвалась из отверстия за секунду до того, как в него ударил гейзер водяных брызг. Промокшая, но невредимая, она обернулась к тому, кто все еще держал ее за плечи. Это оказался Пол Кукали.
– Чер-рт побери! – прорычала она, чувствуя, как ее руки сжимаются в кулаки. – Что вы тут делаете, позвольте спросить?
Пол снял темные очки, глядя на нее невинными глазами:
– Простите, доктор Перри… Я увидел, что вы попали в затруднительное положение, и решил помочь…
– То есть подтолкнуть меня?
Она чувствовала, как в ней клокочет злость. Если она захочет ударить этого человека, то не будет бестолково барабанить ему в грудь, как киношные барышни. Как-то в Порт-о-Пренсе на нее напали – простое ограбление, ее не изнасиловали и даже сильно не избили, – она той же осенью пошла на курсы самообороны и повторила их год назад. Если она ударит Пола, то сразу в нос, в солнечное сплетение или еще в какое-нибудь чувствительное место.
– Я вас не толкал, – тихо сказал Пол. В его курчавых волосах блестели капельки воды. – Я пытался привлечь ваше внимание. Разве вы не слышали, как я вас звал?
Она не слышала. Она была слишком поглощена тем, что происходило в пещере.
– Мне очень жаль, если я напугал вас– Пол водрузил очки на место. – Эти лавовые трубки очень опасны. Я боялся, что вы не услышите прибоя.
– Это едва не случилось. – Элинор опустила руки. – Простите, что сорвалась. Вы очень меня напугали.
– Понимаю. Еще раз извините.
Послышался клокочущий звук, и они едва успели отойти от отверстия, когда оттуда вырвался очередной гейзер.
– Но что вы здесь делаете? – спросила Элинор, выжимая край своей спортивной майки.
Пол улыбнулся:
– По правде говоря, ищу вас. Мой друг шериф Вентура хочет задать вам несколько вопросов по поводу этого… этого пса. Я нашел миссис Стампф, но она не знала, где вы. Садовник сказал, что видел на дорожке бегущую женщину, и я сразу понял, что это вы. Потом нашел ваши следы на тропе и пошел следом.
– Жаль, что я не вернулась раньше.
Пол Кукали пожал плечами:
– Чарли скорее всего уже уехал. С его стороны это неофициальное расследование. Потом мы можем ему позвонить. Но у меня была и другая причина вас искать.