Избранное. Компиляция. Книги 1-14

Мы не оглядывались на преследовавших нас пятерых немцев, но чувствовали, что они буквально дышат нам в спину. Последнее, что видел Жан-Клод в свой бинокль, пока остальные готовили Перси и Курта Майера к «похоронам», был немецкий лидер — мы по-прежнему думали, что это Бруно Зигль, — который сумел перебраться через гладкий вертикальный выступ и теперь закреплял веревку для своих партнеров. Очевидно, Зигль был самым опытным из пяти немецких альпинистов, и мы радовались, что остальные немного замедляют его продвижение.

Но недостаточно.

Затем Жан-Клод вернулся к нам, и мы собрались у тел Майера и Бромли.

Реджи произнесла краткую молитву, и я удивился, когда Дикон стал повторять слова вслед за ней. Много лет спустя я заглянул в текст англиканской заупокойной службы и в молитвенник и увидел, что Реджи кое-то изменила, но Дикон, по всей видимости, так часто произносил эти слова над погибшими в бою товарищами, что без труда следовал за всеми пропусками и отклонениями. Как бы то ни было, все это выглядело вполне уместно — хотя и слишком долго, подумал я, поскольку немцы приближались к нам по Северной стене. Мы сели рядом с двумя телами, уложенными на узкий выступ у северного края скалы. Реджи достала свой зеленый с золотом носовой платок и завязала его на лице Персиваля; лицо Курта Майера мы закрыли чистым белым носовым платком из кармана Дикона.

Реджи опустила голову — не снимая очков — и произнесла нараспев:

Возвожу очи мои к горам, откуда придет помощь моя. Помощь моя от Господа, сотворившего небо и землю. Не даст Он поколебаться ноге твоей, не воздремлет хранящий тебя; не дремлет и не спит хранящий Израиля. Господь — хранитель твой; Господь — сень твоя с правой руки твоей. Ни солнце днем не поразит тебя, ни луна ночью. Господь сохранит тебя от всякого зла; сохранит душу твою Господь. Господь будет охранять выхождение твое и вхождение твое отныне и вовек. Господу всемогущему мы вручаем души наших усопших братьев, наших братьев, разделявших с нами любовь к горам, — Персиваля Бромли и Курта Майера — и предаем их тела земле, воздуху и льду в твердой надежде на воскрешение к вечной жизни через веру Персиваля в Спасителя нашего Иисуса Христа и любви Курта Майера к Господу Богу Иегове, который сойдет на землю в сияющей славе своей и будет нам судией, когда земля, море и эти горы отдадут своих мертвых. Ибо мы ничего не принесли в мир; явно, что ничего не можем и вынести из него. Господь дал, Господь и взял; да будет имя Господне благословенно. Аминь.

— Аминь, — повторили все.

Затем мы с Пасангом и Жан-Клодом подтащили тела к краю выступа, и они соскользнули вниз, беззвучно исчезнув где-то далеко внизу, на леднике Кангшунг, почти в двух милях под нами. Никто из нас не смотрел, как падают тела. Мы сразу же принялись упаковывать рюкзаки. Реджи положила пакет с фотографиями во внутренний карман свой куртки — перед импровизированными похоронами мы распределили между собой копии, — а я спрятал свой конверт в надежное место в глубине рюкзака. Потом мы подобрали свои ледорубы и побрели дальше.

Никто не произнес ни слова, пока мы не вернулись на кромку гребня прямо у основания второй ступени. Вид у нее был устрашающий, даже без учета того обстоятельства, что жаждущие крови немцы скоро приблизятся к нам на расстояние винтовочного выстрела.

— Если ты поднимешь нас наверх, Джейк… — сказал Дикон, дернув вниз кислородную маску. — …Нет, я имел в виду, когда ты поднимешь нас наверх, то плоская, усеянная камнями вершина второй ступени станет для нас превосходной оборонительной позицией, несмотря на то, что наша армия вооружена только ракетницами.

Я посмотрел на крутой заснеженный склон, ведущий к устрашающей груде камней, которая заканчивалась отвесной скалой. «Скажи Дикону о штуковине, застрявшей у тебя в горле, о том, что тебе трудно дышать, — настаивала получавшая кислород часть моего умирающего мозга. — Он примет правильное решение и попытается сам подняться по этой скале. Или позволит Жан-Клоду… Черт возьми, теперь даже Реджи и Пасанг лучшие скалолазы, чем ты, Джейк Перри».

— Да, там будет настоящее Аламо,[60] — ответил я.

— Что такое Аламо? — С учетом обстоятельств, голос Же-Ка звучал чересчур бодро.

Я снова закашлялся, и Реджи рассказала ему об Аламо, уложившись в три или четыре коротких предложения.

— Похоже, это была славная битва, — сказал Жан-Клод после того, как Реджи описала ему ход сражения, не упомянув о результате. — И чем же все закончилось?

Я вздохнул.

— Мексиканцы взяли крепость и убили всех защитников. — Меня опять сотрясал приступ кашля. — Включая моего любимого героя Дэвида Крокетта и его друга Джима Боуи, парня, который придумал «нож Боуи».

— Ага. — Жан-Клод улыбнулся. — Тогда мы должны благодарить Бога, что будем сражаться всего лишь с немцами, а не с мексиканцами.

Я стягивал с себя анорак «Шеклтон», куртку и штаны на гусином пуху, а также все варежки, оставив на руках только тонкие шелковые перчатки.

С помощью «кошек» мы поднялись как можно выше по снежному склону, к основанию второй ступени. Скала поднималась футов на 90, и гладкие поверхности плиты были абсолютно непреодолимыми, но чуть левее центра проходила трещина — правильнее было бы назвать ее «соединением» двух глыб, — и у этой трещины в самом низу мы с Же-Ка, Диконом и Реджи обсуждали маршрут восхождения. Я снял очки, чтобы лучше видеть.

Проблема — так скалолазы ласково называют смертельно опасный вызов — была чертовски сложной, почти неразрешимой. Особенно на этой немыслимой высоте. И особенно для человека с толченым стеклом в горле. Вся вторая ступень состояла из смеси скальных пород, которые разрушались гораздо медленнее, чем глинистый сланец и другие камни под ней.

Первые десять ярдов 90-футовой скалы, вероятно, не представляли особой сложности, поскольку в нижней трети этой громады имелись отдельные камни всевозможных размеров и форм, выступы и маленькие трещины. Углубление между самым большим камнем и скальной стеной, уходящее на восток, тоже преодолимо, хотя придется приложить все свои навыки скалолаза и потратить много сил, но перед вторым участком трехступенчатого маршрута мне нужно залезть на этот чертов камень и закрепиться на нем.

Сначала отрезок между камнями и поверхностью скалы, затем короткий бросок через камни на крутое снежное поле — во время наших вечерних тренировок в Уэльсе, в районе Пен-и-Пасс, все было непросто, но весело. Но я даже представить себе не мог, сколько сил потребуется для этого на высоте 28 246 футов.

Однако я продолжал всматриваться, пытался определить наилучший маршрут. Если он вообще был. Ни Жан-Клод, ни Дикон ни словом не прервали мои размышления. Честно говоря, скорее всего, они тоже не видели приемлемого маршрута.

С верхушки этого большого валуна высотой футов в 30 предстояло сделать опасный шаг, ступить на наклонную снежную полосу или — скорее всего — узкий конус снега, по которому придется идти крутым траверсом назад, к центральной трещине, где скала соединяется с вертикальной стеной почти под прямым углом. Одному Богу известно, удержится ли конус снега на скале или соскользнет с нее вместе со мной. Затем, если я доберусь до центральной трещины, мне предстоит научиться левитировать, как буддийскому святому, чтобы добраться до третьего, последнего и самого непреодолимого участка маршрута.