Избранное. Том 1
Шрифт:
У Цзинь Шужэня, не знавшего, какое принять решение, разболелась голова. Ему казались убедительными доводы и той, и другой стороны. Поэтому он не нашел ничего иного, как согласиться и с теми, и с другими:
— Необходимо ехать на фронт обоим! Вы, Шэн-цаньмоучжан, будете контролировать действия Чжан Пейюаня! Желаю победы!
Шэн Шицай проворчал про себя: «Ну подождите! Я вам еще покажу!..»
Вошел адъютант Цзинь Шужэня:
— Разрешите, господин председатель? Срочная телеграмма…
— Откуда? — встрепенулся председатель.
— Из Турфана.
— Из Турфана? Что там?
— Турфанцы взбунтовались…
Председатель
— Мятежники приближаются уже к Урумчи…
— Быстро принимайте самые срочные меры, Шэн-цаньмоучжан! — завопил Цзинь Шужэнь. — Никого не жалейте! Уничтожайте всех!..
Глава семнадцатая
Юнуса-байваччу вызвали в штаб дивизии, расположенный в городке Куре недалеко от Кульджи. Его принял Чжао, передал привет от Шэн Шицая, а потом сообщил, что есть очень важное дело, после исполнения которого Юнус получит почетное назначение. Юнус заверил, что выполнит любое поручение Шэн Шицая.
Они очень долго совещались полушепотом, после чего Юнус отбыл в Кульджу.
Он возвратился из Куре окрыленный доверием и не стал, как обычно, заниматься собственными торговыми делами. Юнус приказал созвать в свой сад тех подонков с базара, которые постоянно там обретались и которых он, потихоньку прикармливая, использовал для различных темных рыночных махинаций.
Разъяснив, что предстоит им делать в ближайшую пятницу на базаре, Юнус тщательно проинструктировал каждого.
Вернувшись к себе в кабинет, он вызвал Замана.
— Я слышал, вы поддерживаете знакомства с сомнительными людьми, это правда?
— Я не понимаю ваших слов, байвачча, — непринужденно ответил Заман, хотя начало разговора напоминало допрос.
— Вам ничего не удастся скрыть от меня, джигит!
Это сказано было тоном чиновника, ведущего дознание, а совсем не торговца, беседующего с секретарем. Тем не менее Заман оставался вежливым и невозмутимым.
— В чем вы сомневаетесь, байвачча? Я со всей добросовестностью отношусь к вашим поручениям.
— Добросовестность в работе — это хорошо! Однако… Однако, мне кажется, в политическом отношении вы не совсем безупречны.
— Значит, вы занесли меня в списки политически неблагонадежных, так?
— Вы зачастили в аптеку недавно появившегося в Кульдже весьма сомнительного человека…
— А где же покупать лекарства? — наивно спросил Заман, глядя в глаза Юнуса.
— Вы ведь здоровы, как камень.
— Мать болеет…
— Где это вы научились хитрить? Такой молодой… Вот полюбуйтесь: по стилю это очень напоминает ваши письма. — Юнус бросил перед Заманом несколько листовок.
Заман недоуменно пожал плечами.
— Зря притворяетесь — бесполезно. Ведь это вы спрашивали у Ибрагима о Пазыле…
Такого удара Заман не ожидал, но все-таки не потерял самообладания.
— Ибрагим сам заговорил о Пазыле, я только спросил у него, что это, мол, за человек. Вот и все.
— А не тот ли это Пазыл, с которым вы встретились по дороге из Цзяюйгуаня, а? — усмехнулся Юнус.
Замана обдало холодным потом.
— Или язык проглотили? — торжествовал Юнус.
— Байвачча, какая же вина в том, что на чужбине я встретил соотечественника?
— Как
бы он не оказался вашим политическим соотечественником, а? Ха-ха-ха!— Будь у меня вредные мысли, вы сразу бы меня раскусили!
— А вдруг вы ловко притворялись?.. Но все равно вам ничего не скрыть от меня! Самое лучшее — раскайтесь и расскажите обо всем.
— А в чем я должен раскаяться?
— Вот наглец! Да я раздавлю тебя, как муху! Он хочет меня перехитрить, глупец!
— Вы меня не оскорбляйте! Если я не нужен — увольте!..
— Думаешь, я не знаю, чем ты занимаешься? Будь умнее, джигит! Все я знаю и лишь даю тебе время: пока не поздно, покайся и назови сообщников, иначе сгниешь в зиндане. Иди подумай! Потом поговорим как следует.
Едва Заман скрылся за дверью, как в кабинете появилась старшая жена Юнуса.
— Что случилось? — встревожился он. Женщине было запрещено показываться в кабинете, и, если жена нарушила этот порядок, значит, произошло что-то необычное.
— Прочитай-ка вот это письмо… — проговорила она дрожащим голосом.
— Что за письмо? — зло огрызнулся Юнус, но листок развернул.
С первых же строк глаза его гневно округлились и, казалось, готовы были выскочить из орбит:
«Ты мой, Заман! Ты для меня вся вселенная, мой Заман! — так начиналось письмо Халидам. — Склонив колени и благоговея перед тобою, я повторяю: „Эй, Меджнун и Лейли! Эй, Фархад и Ширин! Эй, Гариб и Санем! Эй, Юсуф и Зулейха! Смотрите — это мой Заман!“…»
Юнуса чуть не хватил удар. Гордость байваччи была уязвлена, он застонал и покачнулся. Жена поддержала Юнуса и тут же затараторила:
— Нужно немедленно отдать Халидам за Керимбая, иначе накличем беду на голову!
Невыносимая обида жгла Юнуса, голова стала тяжелой и как бы чужой. Юнус сделал несколько шагов, опираясь на жену, и вдруг закричал:
— Собственными руками задушу этого мерзавца! Рози, Хамид, Заир! Приведите его!
Халидам, подслушивавшая из соседней комнаты разговор родителей, быстро накинула на себя паранджу и выскочила на улицу.
Юнус, ожидая появления слуг, корил себя: «Глупец! Пустил в свои объятия змею… И чего я ждал сегодня? Надо было вот сейчас, когда говорил с ним, связать по рукам и ногам и бросить и зиндан…»
— Байвачча, вы меня звали? — спросил появившийся в дверях Рози.
— Где вы все пропадаете? Приведи ко мне этого подлеца!
— Кого?
— Скотина! Свяжи и приведи Замана!
— Слушаюсь, байвачча!
Халидам добежала до первого извозчика и попросила везти ее как можно быстрее — куда, она укажет. Как назло, улицы были забиты тележками с фруктами, зерном, мукой, овощами — люди спешили на базар.
— Быстрее, быстрее, ака, поторопитесь, пожалуйста, — нервничала, Халидам.
— Тр-р-р-чу! Хоть сто раз ударь, быстрее не идет, бездельница! — отвечал извозчик, настегивая лошадь, но та нисколько не убыстряла шаг, а лишь ниже наклоняла голову.
Халидам хотелось сойти с тележки и бежать, но она боялась, что ее опознают. Прошла, казалось, целая вечность, и она тревожилась все больше и больше. Когда наконец добрались до дома Замана, ее охватила нервная дрожь. Расплатиться было нечем, Халидам сдернула с пальца золотое кольцо. Извозчик от удивления растерялся, потом воскликнул: