Избранное. Том 2

К сцене сразу выстроилась очередь — самых нетерпеливых и любопытных, но большинство, заняв очередь, шли играть в шахматы, просматривать журналы или газеты. Дружная компания уселась в углу и стала петь, довольно хорошо, видимо, это были хористы.

Карточки заполняла сама Христина, журнал — я, она диктовала мне скорость реакции на свет и звук, изменение частоты сердечных сокращений, температуру тела и так далее и тому подобное. Мы пропустили около половины присутствующих, когда в клуб вошла молодая женщина в легком черном пальто и черной фетровой шляпе с полями. Удивительно своеобразное лицо было у нее, не знаю, с кем сравнить: ни раньше, ни позже не встречал я такого лица, доброго и гордого одновременно, строптивого и задумчивого. Она вела за руку заплаканную Аленку, и я понял, что белочка умерла, и вдруг почему-то подумал, что мама Аленки и есть та женщина, о которой сочинил песню Женя Скоморохов.

Мы с Христиной кое-как успокоили Аленку, посадили ее возле себя, Маргарита поблагодарила нас за доброе отношение к ребенку и села неподалеку в кресло, которое ей уступил кто-то из парней. Обследовали еще несколько человек. Какая-то грузовая машина с урчанием подъехала к самым дверям, и через миниту-другую в клуб входил, широко улыбаясь, наш Женя.

Бурно встретили его все мостовики.

Женю окружили плотным кольцом, усадили, всучили ему гитару, и вот он уже пел. Так естественно держался, будто провел здесь весь вечер.

А дальше начались медицинские «несообразности». Христина хмурилась и бормотала, что «ничего не понимает» (я и подавно!). Приняв еще с десяток рабочих, она прекратила прием, посидела, задумавшись, а затем попросила подойти к ней еще раз лишь тех, кого она уже сегодня вечером принимала. Остальных она посмотрит завтра.

Все удивились, но (народ в мостоотряде дисциплинированный) послушно потянулись на осмотр по второму разу.

Женя было перестал петь, боясь помешать ей работать, но Христина попросила его развлекать их, как только может. И Женя развлекал.

Но сам он, по-моему, видел только Аленкину маму, Маргариту Турышеву. На нее смотрел, для нее пел. Я не ошибся. Не понимаю лишь одного: как я мог угадать?

— Женя, спой что-нибудь свое, что сам сочинил! — попросил его кто-то из «проходимцев».

И Женя пел им песню за песней. А я думал... о Маргарите и об Аленке.

Он рассказал- потом нам с Алешей их историю, и то, что я узнал, меня потрясло.

Аленка была племянницей Маргариты — дочерью ее младшей сестры. Ребенок был внебрачный, а сестренка Маргариты отнюдь не жаждала выступить в роли матери-одиночки.

Маргарите удалось как-то убедить сестру, обещав усыновить ребенка, прилив «позор» на себя. Теперь эта сестра вышла замуж, у нее двое детей, и она ни разу не поинтересовалась судьбой своего первенца. В тот вечер я ничего этого, естественно, еще не знал. Женя сказал, что будет ночевать у ребят в общежитии, а пока пошел провожать Маргариту с Аленкой. Мы с Христиной решили ночевать в нашем фургончике — там были две откидные полки, как в вагоне поезда.

Христина вскипятила чай на спиртовке, а я нарезал окорок, рыбу, сыр и «Алешин хлеб».

За чаем веселая раскрасневшаяся Христина рассказала, как ее поразили данные обследования одних и тех же людей в один и тот же вечер, до приезда Жени и с появлением Жени. Меня это весьма заинтересовало, хотя я не сразу раскумекал, в чем тут дело, но Христина разъяснила мне.

— Ты, наверное, заметил: я каждого спрашивала, сколько лет он живет на Крайнем Севере? Еще студенткой я обратила внимание: у вполне здоровых людей, долго проработавших на Севере, наблюдается необщительность, отсутствие свойственной молодежи жизнерадостности, внезапные необоснованные вспышки гнева, просто по пустякам. Это влияние Севера на характер человека.

— На всех?!

— Нет, не на всех, но на многих. Но Север влияет и физически: пульс, давление, частота сердечных сокращений и тому подобное.

— В какую сторону влияет?

— Пульс замедленный, давление пониженное, движение словно при несколько замедленной кинематографической съемке... И вдруг является Женя. И... все физиологические функции выравниваются, возвращаются к норме. Бее повеселели, взбодрились, чувствуют себя превосходно. Один и тот же человек — ты пойми! Тонна таблеток не принесла бы столько пользы, как появление этого веселого парня.

— В мостоотряде ни разу не побывал театр? — спросил я.

— Вот именно, ни разу. Кино два раза в неделю — нет своего киномеханика, один на три стройки. Черт те что! Обязательно поговорю с Виринеей Егоровной. Пусть хоть театр приезжает.

Ночью, после чая, когда мы лежали уже на своих полках, я спросил Христину, где она познакомилась с моим отцом. Она охотно рассказала:

— В экспедиции. Самыми первыми забрасываются на вертолете изыскатели, геодезисты и представители санитарной инспекции. Я оказалась в отряде, начальником которого был Андрей Николаевич. Надо было определить места будущих поселков. Будущих! А пока, кроме медвежьих троп, ничего не было. Так уставали, что даже палатки были не в силах ставить. Спали у костра в спальных мешках. Андрей Николаевич умел как-то подбодрить, поддержать, помочь товарищу.

Какой он хороший человек, твой отец! Настоящий коммунист. Я такого не встречала. Да и есть ли еще такие? Не я одна так думаю, Андрюша. Его все здесь уважают и любят. Все. Кроме очень плохих людей. Его врагов.

— А у него есть враги?

— У каждого настоящего человека есть враги. У слизняков и подхалимов их нет. Эх, о чем говорить. Спокойной ночи, спи.

— Христина! А какого мнения ты о Кирилле Дроздове? Христина приподнялась и села, обняв колени.

— Тебя интересует этот человек?

— Да, очень!

— Почему?

— И сам даже не знаю. По-моему, он незаурядная личность, яркая!

— Ну, это несомненно! Он был любимый ученик профессора Н. Тот любил его, как родного сына, но всегда сокрушался о его будущем. Кирилл легко заводит себе друзей и с еще большей легкостью врагов. Он говорит людям в глаза, что он о них думает... Это не всем-то нравится. А те, о ком он «думает плохо», больно кусаются. Кто это сказал: «характер человека — это его судьба». До чего же верно! Ты знаешь, после той скандальной истории в НИИ его пригласили работать в Звездный городок. Дали хорошую двухкомнатную квартиру, захватывающая работа — именно та, что его интересовала, друзья... Так он не проработал там и четырех месяцев, начался новый конфликт. Он заявил, что тренировки, установленные для советских космонавтов — центрифуга и тому подобное,— совершенно излишни и даже вредны. Вполне, мол, хватит обычной тренировки здорового спортсмена. А на случай какой неожиданности в космосе или даже обычных перегрузок при старте организм человека обладает огромными скрытыми резервами. Дроздов говорил, что скрытые резервы организма не просто колоссально огромны, но загадочно огромны. В какие бы обстоятельства ни попал человек, он не может думать, что силы его уже исчерпаны. Человек может перенести столько, сколько пожелает вынести. И совсем незачем заранее его подвергать мучительным тренировкам. Как пример он приводил американских космонавтов, которые тренировались как обычные спортсмены, что не помешало им ходить по Луне и работать на ней.

Ему спокойно доказывали ошибочность его мнения, но он пускал в ход такие словечки, как «тупицы», «невежды», «бездари», «какой идиотизм» и тому подобное. В общем, ему пришлось уволиться «по собственному желанию». Он уехал в Новосибирск, где ему давно предлагали лабораторию и согласны были терпеть его характер. Некоторые искреннее считали его гением.

— Он действительно гений?

— Не знаю. Еще не разобралась. Смотри сам. Работать у него нелегко. Слишком требователен. Требователен прежде всего к себе, ведь эти другие не верят, как он, что силы человека неисчерпаемы! Изучая поведение человека в экстремальных условиях, он лично участвует в самых труднейших экспериментах.