Избранное. Том 2

Свадьба не состоится. Понятно почему: приехала жена.

— Все! Все!.. Конец! — всхлипывала Христина.— Я предчувствовала — что-нибудь помешает. Разве бывает такое огромное счастье? Ему казалось, что он меня любит... просто казалось. Когда мужчина так долго один и на пути... молодая женщина, которая так преданна... так любит. Но Андрей Николаевич однолюб. Всю жизнь ее одну любил. Она вдруг приехала, и Андрей Николаевич все простил. Понял, что любил всю жизнь только ее одну, свою жену. Оттого больше и не женился. Всегда был один. Она вдвое старше меня, а для него она самая молодая, самая красивая, потому что... любит. Как же я буду теперь жить? Как жить?..

И Христина заплакала еще горше..

Надо было бы успокоить, утешить ее, но как, если каждый из нас сознавал, что она права. Я знал это с первого дня: приехала мама, и все пошло по её сценарию.

И все-таки я первый нашелся.

— Христина, слушай меня. Потерпи немного, не отчаивайся, кончится мамина командировка, снимут фильм, киношники уедут, и все пойдет по-старому.- Мама не останется ведь жить в Зурбагане, а папа не переедет обратно в Москву.

— Мы все будем на твоей свадьбе слушать новую песню Жени,— сказал тихо Алеша,— потерпи немного.

— Немного? — Христина истерически рассмеялась.— Ксения Филипповна сама сказала мне, что съемки фильма продлятся не менее года. А если он будет двухсерийным, то и два... или три. БАМ растянулся от Лены до Амура, почему же она приехала именно сюда! Андрейка написал ей, что папа женится, вот она сразу и приехала. Из-за Андрея Николаевича она приехала... И больше не расстанутся они никогда.

Андрея Николаевича давно уже приглашали работать в Москву... Теперь он согласится.

Я тихонько спросил, когда приезжают Маргарита с Аленкой.

— Завтра,— шепнул Женя, оглянувшись на задумавшуюся Христину.

Вообще беседа не вязалась, и я, посидев немного, попрощался. Алеша меня не удерживал. Вид у него был утомленный и подавленный.

Какой-нибудь эгоист на его месте, любя Христину, только бы радовался, что свадьба не состоится. Не таков был Алеша. Для него любить — значит желать счастья ей, пусть с другим.

Когда я вышел на улицу, ветер чуть не сшиб меня с ног — холодный, колючий, резкий. Я от души обрадовался, когда добрался до дома.

В вестибюле я хорошо отряхнулся, обмел снег с башмаков и, не торопясь, поднялся на третий этаж. У меня был теперь свой ключ.

Дверь, правда, не скрипела, но только взволнованным, громким разговором родителей можно объяснить то, что они не слышали, как я вошел.

А я... меня просто стеганула, как плетью, мамина фраза, и я застыл посреди передней...

— Но почему... почему ты принял Андрейку как сына? Не понимаю. Ведь перед всеми признал его за сына. Все так и думают, что ты его отец. Для чего это? Объясни хоть мне...

__ Черт побери! Если бы ты видела его глаза в тот момент...

Сказать, что никакой он мне не сын — это было бы все равно что ударить его по лицу, плюнуть ему в душу. Я этого не смог бы сделать никогда, уволь! А вот почему ты проводила его ко мне, даже денег дала на дорогу... А обидеть парнишку я просто не смог,

Мама фыркнула:

— Вот она, мужская логика! Сначала бросает жену из-за этого самого несчастного ребенка (как же, это не его сын!), а шестнадцать лет спустя признает этого же самого ребенка своим сыном. Больше того, искренно привязывается к нему. Логика! Все эти годы я думала: если бы я не оставила ребенка, ты был бы со мной.

— Только не это! — испуганно вскричал отец (значит, не отец?!).— Если бы ты как-то подготовила меня к случившемуся. Написала бы об этом художнике. О ребенке. А то ведь ни слова. Я скитался по горам и тайге с теодолитом... Среди товарищей по работе были и женщины. Но я хранил тебе верность. Попросту помнил всегда, что я женат, что в Москве меня ждешь ты!.. Два года не видел тебя, но был чист перед тобой, потому что любил...

— Но в художника Никольского я тогда влюбилась, да еще как! Видишь ли. Я уж очень тосковала по тебе. Нестерпимо! А он, представь, очень похож на тебя. Ну, словно твой младший брат. Мы стали видеться почти каждый день. Он очень любил меня. А ты так далеко...

— Он знал, что Андрей его сын?

— Разумеется!

— Почему вы не поженились, когда мы с тобой развелись?

— Он стал уже пить. Его упорно не признавали как художника. За непохожесть, видимо.

— Ксения... Тебе не было его жаль, когда он катился вниз?

— Было жаль. Но я не терплю пьяниц и неудачников.

— И он знал, что Андрюша его сын!..

— Я просила его не говорить мальчику. Он согласился, что отец первопроходец и геолог представляет более яркий пример для подражания, чем спившийся художник. Перед смертью Евгения я по его просьбе приводила Андрюшу к нему в больницу проститься.

— Никольский... В Москве сейчас организована выставка его картин?

— Да. И очень хорошая пресса. При жизни его ни разу не порадовали,— подтвердила мама.— Подожди, кто-то вошел. Андрюша, ты?

— Где коньки? — спросил я хрипло. Но я знал, где коньки, и в следующую минуту уже доставал их из встроенного шкафчика.

Мама вышла в переднюю и шарила выключатель.

— Иду на каток,— сказал я и выскочил на лестницу как раз тогда, когда мама зажгла в передней свет.

Я быстро поднялся на следующий этаж, и вовремя: на площадку выбежал Болдырев.

— Андрюша! — позвал он испуганно.— Андрюша!

Он перегнулся через перила, удивленный моим быстрым исчезновением, постоял, осмотрелся, но вверх посмотреть не догадался.

— Андрюшка мой...— протянул он уже тихо и вернулся в квартиру.

Самый добрый человек, которого я встречал в своей жизни! Он мог быть моим отцом... Впрочем, тогда это уже был бы не я, а кто-то другой — лучше, наверное.

Я вышел на улицу. В ночь. В снег. Не знал я, куда мне идти, где ночевать. Где ночевать? Ни за что на свете не вернусь я к этому чужому, как оказалось, человеку, чтоб воспользоваться его добротой.

«Если бы ты видела его глаза... Не смог обидеть парнишку» и принял за родного сына.

А ведь вначале я ему был определенно неприятен, я же чувствовал это. Я должен был понять, догадаться сам. Какой же я, однако, дурак!

Чего бы ради мама повезла меня прощаться к умирающему Никольскому, которого знать не хотела столько лет. А мама перед ним виновата. Как это славно сказано у Сент-Экзюпери: «Ты навсегда в ответе за всех, кого приручил». А мама, волевая и сильная, приручила Евгения Никольского, а потом не захотела его знать за то, что он слаб.