Избранное

На прогулке Дык неотступно следовал за мной. Но это вовсе не значило, что если я поеду навестить родных, он проводит меня, как утверждала Тхань. Дык был непохож на Усатого Линя, который как тень всюду следовал за нашей Брижит Бардо. Даже в то время, когда Дык писал мне под именем Лам Тхиен Фыонга, между нами нередко случались стычки.

Дык был моим заместителем в математическом кружке и считал, что мы должны помогать только ученикам своего класса. Я же, как и большинство членов кружка, считала, что надо помогать всем — пусть это отнимет больше времени, зато и пользы будет больше. Мы часто спорили с Дыком по этому поводу. Выступая на заседаниях кружка, он иронизировал:

— Конечно, мы должны опекать всех. Только если ты провалишься на экзаменах, беды особой не будет — выйдешь замуж. А вот если кто-то из нас, парней, провалится, нас ждет одна дорога — в Куанг Чунг [18] .

Но Хоанг разъяснил Дыку, в чем заключается цель нашего кружка, и Дык вынужден был уступить. Однако чувствовалось иной раз, что он не до конца с нами.

В то время в Сайгоне часто случались пожары. Однажды, возвращаясь из школы, мы вышли на улицу Чан Хынг Дао и увидели совсем близко пламя и дым. Конечно, мы бросились туда, чтобы помочь погасить пожар. Дык сломал дверь горящего дома, вбежал в охваченную пламенем комнату и вынес из огня двух маленьких детей — родители, уходя на работу, заперли их в комнате. Услышав о пожаре, они прибежали тут же и, узнав о случившемся, со слезами на глазах благодарили Дыка. Даже когда прибыла полиция и приехали пожарные машины и нас стали оттеснять от горящего дома, мы все-таки не ушли, пока пожар не был потушен. Дык же незаметно выбрался из толпы, сел на велосипед и уехал.

18

Куанг Чунг — военный лагерь недалеко от Сайгона, где проходили подготовку солдаты марионеточной армии.

После этого случая мы вместе с жителями нашего района организовали спасательные группы и часто помогали тушить пожары, однако Дык больше не принимал в этом участия. И на Первое мая в прошлом году, когда по улицам шла демонстрация и мы вышли вместе со всеми, Дык остался дома.

Дык очень много занимался и старался избегать всего, что мешало учебе или отвлекало от нее.

Я тоже отдавала занятиям очень много времени, но я понимала, что нельзя думать только о школе и занятиях, когда столько испытаний обрушилось на нашу семью. Наших соседей горе тоже не обошло стороной: сосед Ты погиб, а его мать замучили солдаты; другого соседа Ба — казнили, отрубили ему голову.

И вот, столкнувшись здесь опять с убийствами, арестами, облавами, преследованием, я поняла свою маму — вот почему она не хотела меня отпускать в Сайгон.

Приехав в город, я скоро убедилась, что школ не хватает и учащимся приходится ютиться в страшной тесноте, что обучение ведется по устаревшим программам, хотя платить за него надо немалые деньги. Да и сам город задыхается не только в дыму пожарищ, но и в смрадной обстановке нищеты, порока, безработицы, произвола домохозяев, готовых вышвырнуть на улицу любого бедняка.

Но именно здесь, в Сайгоне, я встретила настоящих друзей — Хонг Лан и Хоанга. Мы понимали, что жизнь должна быть другой, но для этого ее надо изменить. Мы думали одинаково и о революции, и о революционной борьбе нашего народа. И потому мы вступили в молодежную организацию [19] , а руководителем нашей ячейки стал Хоанг, — только все это было позже…

С той самой новогодней ночи, когда мы беседовали с Хоангом, моя мечта стать учительницей постепенно угасла — словно растаяла. Я с головой ушла в общественную работу, но это не мешало мне по-прежнему хорошо учиться, и я была убеждена, что в конце года успешно сдам экзамены и перейду в следующий класс.

19

Имеется в виду Ассоциация молодежи за освобождении Южного Вьетнама, созданная в начале 60-х годов.

И вот вдруг Хоанг сказал мне, что я должна остаться в том же классе. Я была поражена! Мне казалось, будто я провалилась в яму, из которой уже никогда не выбраться. Сколько усилий было затрачено, а теперь все пойдет прахом. Я старалась сдержать слово, данное семье, матери!.. И все это напрасно!.. Меня охватило чувство полного отчаяния. Все кругом рушится, и моя общественная работа теряет всякое значение.

Хоанг терпеливо объяснил, почему мне нужно остаться в восьмом классе на второй год. Хотя там, кроме меня, будет Лан, мое присутствие совершенно необходимо — Лан легко сходится с ребятами, многих уже вовлекла в кружки художественной самодеятельности, и ей предстояло продолжить эту работу. Мне же поручалась работа не только в классе, но и во всей школе.

— Так надо, — говорил он. — Это не я решил.

Я ничего не ответила, но мне хотелось плакать.

Наверное, Хоанг понял мое состояние и тихо добавил:

— Так решило руководство, но последнее слово за тобой.

Я понимала, что не имею права отказываться — ведь руководству организации известно положение не только в нашем классе или в нашей школе, ему известно, что делается во всех школах города, в коллеже, в институтах.

Я знала, что если из-за моего отказа могут сорваться планы организации, товарищам надо будет начинать все сначала. А между тем революционное движение молодежи должно распространиться по всем школам, нужно, чтобы наши люди были везде. Вот почему я не имела права отказаться от выполнения решения руководства, хотя и не была еще принята в члены организации.

Я все прекрасно понимала умом, но на душе было по-прежнему тяжко — решение руководства застало меня врасплох, я не была к этому готова. Когда я начала выполнять поручения организации, я знала, что меня могут арестовать, могут пытать, приговорить к ссылке, но я никогда не думала, что мне предложат нарочно завалить экзамены и остаться в том же классе на второй год. Что подумают, узнав о моем провале, мать, бабушка и все родные? Если бы меня арестовали, мать, конечно, тяжело переживала из-за грозящей мне опасности, но она все-таки поняла бы меня, поняла, что я служу великой цели. Если же я провалюсь на экзаменах, мать решит, что я плохо училась, и, конечно же, потребует, чтобы я немедленно вернулась домой. Нет, не могу я огорчать ее! Ну а если друзья отвернутся от меня? Сейчас-то они относятся ко мне с уважением, прислушиваются к моему мнению. А если я завалю экзамены и останусь на второй год, разве я смогу пользоваться прежним авторитетом у товарищей? Может, попросить перевести меня в другую школу? Но ведь я нужна именно здесь!..

Внешне я была спокойна, хотя на сердце кошки скребли… Надо было отвлечься от мрачных мыслей, и я уговорила ребят поехать за город.

Мы отправились рано утром. Когда остановились у грота, Хоанг и Хонг Лан улучили момент, чтобы поговорить со мной о делах. Мы обсудили задания. Я сказала, что мне хочется поближе познакомиться с Хиеном и Неном, что надо бы привлечь к работе и Тхань, да и Усатому Линю тоже можно давать кое-какие поручения, хотя о приеме их в нашу ячейку пока говорить рано…

Потом, как мы условились, я оставила Хоанга и Хонг Лан с ребятами, а сама поехала дальше, в Биенхоа, навестить родных.

2

Я завалила экзамены не только в тот год, но и на следующий и, таким образом, просидела в восьмом классе еще два года.

Первый раз проваливаться на экзаменах было нестерпимо тяжело. Вначале на экзамене по языку я кусала ручку, терла лоб, нарочно придумывая ошибки, но рука машинально писала правильно. Ничего не получается! Придется провалиться на другом предмете. Следующим был экзамен по математике, а уж ее-то я знала лучше всего. Едва взглянув на задачи, я сразу поняла, как их нужно решать, но умышленно напутала в вычислениях и получила плохую отметку.

Второй раз заваливать экзамены было куда легче. А когда Хоанг сказал, что мне придется перейти в другую школу — Тан Синь, я уже больше не удивлялась и не огорчалась. Конечно, приятного мало. Но, как ни тяжко мне было, я гордилась тем, что именно мне доверили такое задание. Хоанг и Дык уже заканчивали десятый класс и намеревались поступать в институт. Только Тхань осталась в восьмом классе вместе со мной — ей в очередной раз не повезло на экзаменах. Как всегда, мы сидели с ней за одним столом.