Избранное

III

Бессильный червь лежал, свернувшись, на маленьком листке. — Ах, кто ты, слабое созданье? Ты — червь? И только червь? Передо мной лежит младенец, завернутый в листок. Не плачь, о слабый голосок! Ты говорить не можешь И только плачешь без конца. Никто тебя не слышит, Никто любовью не согреет озябшее дитя!.. Но глыба влажная земли малютку услыхала, Склонилась ласково над ним и все живые соки, Как мать младенцу, отдала. И, накормив питомца, Смиренный взгляд спокойных глаз на деву устремила. — Краса долин! Мы все на свете живем же для себя. Меня ты видишь? Я ничтожна, ничтожней в мире всех, Я лишена тепла и света, темна и холодна. Но тот, кто любит всех смиренных, льет на меня елей, Меня целует, и одежды мне брачные дает, И говорит: «Тебя избрал я, о мать моих детей, И дал тебе венец нетленный, любви моей залог!» Но что, о дева, это значит, понять я не могу. Я только знаю, что дано мне жить и, живя, любить. Тэль осушила легкой тканью потоки светлых слез И тихо молвила: — Отныне не стану я роптать. Я знала: друг всего живого не может не жалеть Червя ничтожного и строго накажет за него Того, кто с умыслом раздавит беспомощную тварь. Но я не знала, что елеем и чистым молоком Червя он кормит, и напрасно роптала на него, Страшась сойти в сырую землю, покинуть светлый мир. — Послушай, девушка, — сказала приветливо земля, — Давно твои я слышу вздохи, все жалобы твои Неслись над кровлею моею, — я привлекла их вниз. Ты хочешь дом мой посетить? Тебе дано спуститься И выйти вновь на свет дневной. Перешагни без страха Своею девственной ногою запретный мой порог!

IV

Угрюмый сторож вечных врат засов железный поднял, И Тэль, сойдя, узнала тайны невиданной страны, Узрела ложа мертвецов, подземные глубины, Где нити всех земных сердец гнездятся, извиваясь, — Страну печали, где улыбка не светит никогда. Она бродила в царстве туч, по сумрачным долинам, Внимая жалобам глухим, и часто отдыхала Вблизи неведомых могил, прислушиваясь к стонам Из глубины сырой земли… Так, медленно блуждая, К своей могиле подошла и тихо там присела, И услыхала скорбный гул пустой, глубокой ямы: — Зачем всегда открыто ухо для роковых вестей, А глаз блестящий — для улыбки, таящей сладкий яд? Зачем безжалостное веко полно жестоких стрел, Скрывая воинов бессчетных в засаде, или глаз, Струящий милости и ласки, червонцы и плоды? Зачем язык медовой пылью ласкают ветерки? Зачем в круговорот свой ухо втянуть стремится мир? Зачем вдыхают ноздри ужас, раскрывшись и дрожа? Зачем горящий отрок связан столь нежною уздой? Зачем завеса тонкой плоти над логовом страстей?.. Тэль с криком ринулась оттуда — и в сумраке, никем Не остановлена, достигла долин цветущих Гар.

Книга «Бракосочетание Неба и Ада»

* * *

Ринтра ревет, потрясая огнями В обремененном воздухе. Тучи голодные носятся низко Над бездной. Некогда, кроток душой, По опасной тропе Праведный шел человек, Пробираясь долиною смерти. Розы цветут, Где недавно росли только тернии, И над степным пустырем Поют медоносные пчелы. Так над бездной тропа расцвела, И река и ручей На скалу, и на камень могильный, И на белые груды костей Влажной, красной земли нанесли. И тогда отказался злодей От привычных тропинок покоя, Чтоб ходить по опасной тропе И того, кто кроток душой, Выгнать снова в бесплодные степи. И теперь перед нами змея Выступает в невинном смирении, А праведный человек Буйным гневом бушует в пустыне, Там, где ночью охотятся львы. Ринтра ревет, потрясая огнями В обремененном воздухе. Тучи голодные носятся низко Над бездной.

Мильтон

Три отрывка из поэмы

I

На а этот горный склон крутой Ступала ль ангела нога? И знал ли агнец наш святой Зеленой Англии луга? Светил ли сквозь туман и дым Нам лик господний с вышины? И был ли здесь Ерусалим Меж темных фабрик сатаны? Где верный меч, копье и щит, Где стрелы молний для меня? Пусть туча грозная примчит Мне колесницу из огня. Мой дух в борьбе несокрушим, Незримый меч всегда со мной. Мы возведем Ерусалим В зеленой Англии родной.

II

Ты слышишь, первый соловей заводит песнь весны — Меж тем как жаворонок ранний на земляной постели Сидит, прислушиваясь молча, едва забрезжит свет. Но скоро, выпорхнув из моря волнующейся ржи, Ведет он хор веселый дня — Трель-трель, трель-трель, трель-трель, — Взвиваясь ввысь на крыльях света — в безмерное пространство. И звуки эхом отдаются, стократ отражены Небесной раковиной синей. А маленькое горло Работает, не уставая, и каждое перо На горле, на груди, на крыльях трепещет от прилива Божественного тока. Вся природа, Умолкнув, слушает. И солнце на гребне дальних гор Остановилось и глядит на маленькую птичку Глазами страха, удивленья, смиренья и любви. Но вот из-под зеленой кровли свой голос подают Все пробудившиеся птицы дневные — черный дрозд, Малиновка и коноплянка, щегол и королек — И будят солнце на вершине от сладостного сна. А там уж снова соловей зальется щедрой трелью, Защелкает на все лады с заката до утра. И всюду — в рощах и полях — с любовью, с изумленьем Перед гармонией его умолкнет птичий хор.

Ill

Ты замечаешь, что цветы льют запах драгоценный. Но непонятно, как из центра столь малого кружка Исходит столько аромата. Должно быть, мы забыли, Что в этом центре — бесконечность, чьи тайные врата Хранит невидимая стража бессменно день и ночь. Едва рассвет забрезжит, радость всю душу распахнет Благоухающую. Радость до слез. Потом их солнце До капли высушит. Сперва тимьян и кашка Пушистая качнутся и, вспорхнув На воздух, начинают танец дня И будят жимолость, что спит, объемля дуб. Вся красота земли, развив по ветру флаги, Ликует. И, глаза бессчетные раскрыв, Боярышник дрожит, прислушиваясь к пляске, А роза спит еще. Ее будить не смеет Никто до той поры, пока она сама, Расторгнув пред собой пурпурный полог, Не выйдет в царственном величье красоты. Тогда уж все цветы — гвоздика, и жасмин, И лилия в тиши — свое раскроют небо. Любое дерево, любой цветок, трава Наполнят воздух весь разнообразной пляской. Но все же в лад, в порядке строгом. Люди Больны любовью…

Афоризмы

Из «Пословиц Ада»

В пору посева учись, в пору жатвы учи, зимою пользуйся плодами.

Гони свою телегу и свой плуг по костям мертвецов.

Дорога избытка ведет к дворцу мудрости.

Расчетливость — богатая и безобразная старая дева, за которой волочится бессилие.

Тот, кто желает, но не действует, плодит чуму.

Разрезанный червь прощает свою гибель плугу.

Погрузи в реку того, кто любит воду.

Дурак видит не то самое дерево, что видит мудрый.

Тот, чье лицо не излучает света, никогда не будет звездой.

Вечность влюблена в творения времени.

У занятой пчелы нет времени для скорби.

Время безумия может быть измерено часами, но время мудрости никаким часом не измерить.

Всякая здоровая пища добывается без сети и западни.

Вспомни число, вес и меру в голодный год.

Высший поступок — поставить другого впереди себя.

Если бы дурак был настойчив и последователен в своей глупости, он стал бы мудрым.

Глупость — мантия плутовства.

Стыд — мантия гордости.

Тюрьмы построены из камней закона, публичные дома — из кирпичей религии.

Гордость павлина — слава Божия.

Похоть козла — щедрость Божия.

Гнев льва — мудрость Божия.

Нагота женщины — дело рук Божьих.

Избыток скорби смеется. Избыток радости плачет.

Львиный рык, волчий вой, рев бушующего моря и разрушительный меч — частицы вечности, слишком великие для людского глаза.

Лисица винит западню, а не себя.

Радости оплодотворяют. Скорби рождают.

Пусть мужчина носит львиную шкуру, женщина — овечье руно.

Птице — гнездо, пауку — паутина, человеку — дружба.

Себялюбивого, улыбающегося дурака и надутого хмурого дурака пусть считают мудрыми, чтобы они послужили розгой.

То, что ныне доказано, некогда только воображалось.

Крыса, мышь, лисица, кролик следят за корнями; лев, тигр, конь, слон — за плодами.

Водоем содержит; фонтан переполняет.