Избранное

III. СОТВОРЕНИЕ ЛЮДЕЙ

Перемены в царстве богов

Так было создано царство богов, и Зевс вскоре стал его самодержавным властелином. Он мог делать сам и позволять другим все, что хотел, ни перед кем не отвечая. Правда, время от времени он созывал своих братьев и сестер на совет, но, собираясь вместе, они больше болтали, нежели совещались, и, уж конечно, ничего не решали и никогда не требовали у Зевса отчета. Это было Зевсу очень по нутру, а больше всего ему нравилось, что дела, можно сказать, сами собой приняли такой благоприятный для него оборот.

Прежде всего, совет с самого начала был неполный. Старший из братьев, Аид, неизменно отсутствовал. Он, правда, начинал уже понемногу видеть, но тревога за жену удерживала его вдали от верхнего мира. Дело в том, что Кора, прибывшая в подземное царство вместе с титанами и с тех пор делившая с Аидом ложе и трон на холме, была очень удручена тем, что вынуждена сторожить своих единоплеменников, вместо того чтобы пребывать с ними вместе в блаженном полусне. Поэтому Аид поймал в лесу матери Геи трехглавого пса по имени Кербер и посадил его сторожем на берегу реки, там, где она делает петлю. Но нежная молодая дева так страшилась этого чудовища, что Аид не мог теперь оставлять ее одну. Вот почему он никогда не участвовал в совете богов. Он оправдывал свое отсутствие тем, что не переносит сверкания ледника, и Зевс, боявшийся того влияния, какое старший из братьев мог оказать на остальных, охотно разрешил ему не бывать в совете.

Посейдон тоже являлся не всегда. Ему было так хорошо в изукрашенном раковинами и жемчугом коралловом дворце у Критского побережья, что покидал он его с величайшей неохотой. Там он жил со своей женой Амфитритой, одной из дочерей старика Океана, и тремя детьми: зеленоволосым и зеленочешуйчатым Тритоном, который от головы до пупка был богом, а ниже пупка дельфином; щекастой и пузатой, словно медуза, Родой и своей любимицей тоненькой Бентесикимой, обожавшей плавать и резвиться в кипящих пенных волнах и водоворотах. Ему было куда приятней взлетать вместе с нею на гребни волн, нежели сидеть в совете. Да и тихая Деметра находила в своем цветущем царстве больше радости, чем на холодном Олимпе. Прометея же Зевс посылал в самые отдаленные части Вселенной, чтобы он там присматривал за порядком. Правда, звезды, луны и солнца как свершали, так и продолжали совершать свой круг без помощи Прометея, но он добросовестно посещал все, даже самые дальние небесные тела, ибо его разбирало любопытство, встретится ли ему еще где-нибудь в бескрайней Вселенной лес, населенный живыми существами. Покамест он не обнаружил ни единой звезды, которая хоть сколько-нибудь походила бы в этом отношении на Землю, но неудачи лишь подстегивали его, заставляя рыскать в самых глухих уголках. Это, разумеется, отнимало у него много времени, поэтому он тоже все чаще пропускал совет богов. По сути дела, в этом совете присутствовали всегда только Гера и Гестия. Гестия вообще не произносила ни слова, а Гера на каждое слово супруга отвечала преданным кивком. Поскольку же Посейдон и Деметра тоже стремились лишь к одному — поскорее возвратиться в свое царство, — то и они были согласны со всем, что говорил Зевс. А тому только этого и надо было.

Лучше и быть не могло, думал он про себя.

Вначале эти встречи еще как-то походили на подлинное совещание.

— Гиперион просил меня дозволить ему снова править конями Солнца. Что вы на это скажете? — спросил Зевс своих братьев и сестер на первом совете, но сразу же сообщил им свое мнение: — Я против того, чтобы мы ему это разрешали. Титаны должны оставаться в дремотном забытьи. Кони Солнца и сами отыщут дорогу в небесных полях. Наш брат Посейдон должен только утром послать их в путь, а вечером опять изловить. Их стойла-пещеры ведь расположены на краю его царства, всего в нескольких шагах от его дворца. Что вы на это скажете?

Так он повел дело, и родичи одобрили его предложение, прежде всех Посейдон. Он любил лошадей и мечтал вывести породу белых коней, которые могли бы жить в воде, как рыбы. На следующем совете Зевс уже без обиняков заявил:

— Дорогие братья и сестры, как вы, должно быть, заметили, я взял к себе на службу сыновей Атланта, Кратоса и Бию… Прометей иногда очень долго бывает в отлучке, и мне просто не обойтись без помощников. А эти двое показались мне весьма расторопными. Прошу вас помочь им, ежели им придется выполнять какую-либо работу в ваших владениях.

Посейдон, правда, был озадачен этими словами и намеревался высказать сомнения: можно ли использовать подобным образом недавних врагов? Но Зевс никакого обсуждения не допустил.

В конце концов он стал открывать совет такими словами:

— Дорогие сестры и братья, я полагаю, что никаких необычайных событий, которые следовало бы обсудить, покамест не произошло. Так давайте же более достойным образом проведем прекрасные часы нашей встречи — будемте есть, пить и веселиться!

Не успев договорить, он хлопал в ладоши, и Гестия начинала разносить нектар и амброзию, а если дело было летом, Деметра поспешно спускалась в долину, чтобы нарвать там сочнейших плодов. И тогда боги трапезничали, смеялись, шутили и рассказывали друг другу о своих героических подвигах и великой битве с титанами, а Посейдон, Гера и Зевс похвалялись даже деяниями, которых вовсе не совершали, например победою над Сторукими. Посейдон кричал, что насадил по меньшей мере семь их голов на каждое острие своего трезубца, а Гера уверяла, будто так переплела и перепутала шеи чудовищ, что они пооткусывали друг другу носы. Зевс же в конце концов передушил их всех голыми руками. О том, что Кронос добровольно сдался чудовищам и тем совершил отважнейший из всех подвигов, не упомянул никто.

Прометею все это совсем не нравилось, но поскольку и он не хотел ссор, то все реже появлялся на трапезах богов и жил в лесу. В конце концов его вообще перестали приглашать. Только время от времени Зевс просил Прометея сварить ему самый крепкий и жгучий нектар, ибо голова у него болела часто и так сильно, что он едва мог терпеть. Но и самый усыпительный нектар скоро перестал давать ему облегчение.

— Не мог бы ты спросить Гею, быть может, она знает какое-нибудь зелье против этих моих болей? — спросил он наконец у своего помощника.

Тот с сожалением пожал плечами.

— Я уже пытался, — отвечал он, — но Гея лишь изредка мне является. Она стала совсем крошечной, и когда показывается, то молча трясет головой и вскоре пропадает.

Но это была лишь полуправда. На самом деле Гея сказала Прометею, что гневается на Зевса за то, что он снова заточил ее детей, Сторуких, а вместе с ними и ее бедного сыночка Кроноса. Она сердилась также, что внук никогда ее не навещает, хотя находится так близко. Однако обо всем этом Прометей умолчал. Он догадывался, что Зевс с ним неискренен, и отнюдь не чувствовал себя обязанным открывать ему всю правду.

Это вовсе не означает, что Прометей избегал Олимпа. Он добывал нектар и амброзию, обучал Гестию различным способам их приготовления и охотно приходил в гости, когда та или иная чета богов праздновала прибавление в семействе. Это бывало всегда очень забавно, ибо дети богов являлись на свет уже наделенные разумом и речью, хотя при рождении своем и выглядели как грудные младенцы. Было весьма потешно, когда такая вот сосущая палец крошка с полной серьезностью заявляла:

— Нет, мне бы не хотелось сейчас отходить ко сну, я бы желал еще немного побеседовать!

Впрочем, младенческое состояние длилось у этих детей недолго — за несколько дней они подрастали настолько, что почти достигали родительского роста. Однако боги не становились такими исполинами, как титаны, ибо их родители слишком много времени провели в тесном сердце Кроноса и из-за этого лишились способности расти. Они достигали в лучшем случае высоты пальмы или оливы, и это свойство переходило к их детям.

Первым Гера произвела на свет сына Арея, беспутного и совершенно невыносимого малого с туловищем мощным, как у медведя, и неуклюжими конечностями, которыми он сразу же принялся колотить, словно навозный жук. За ним последовала прелестная дочь, Геба, тесно сдружившаяся с Гестией. Для нее вскоре стало величайшей радостью подавать гостям друзы с нектаром и плодами. Перед каждым, кого она потчевала, Геба склоняла голову и с улыбкой говорила: «Ешьте на здоровье!» Такая приветливость на Олимпе была внове и всем нравилась. Еда от этого казалась вдвое вкуснее. Только Арей непрерывно ворчал.

— Я бы хотел еще чего-нибудь, — бурчал он.

— Чего именно? — терпеливо спрашивали Геба и Гестия.

— Не знаю, — бурчал он, — чего-нибудь другого!

Но однажды, увидев, как два коршуна растерзали фазана, он слизал кровь с камня и сказал:

— Вот это вкусно! Это сладкое и теплое! Этого я и хочу!

С этого дня он шел следом за хищниками и пожирал вместе с ними сырое мясо с кровью. У богов это вызывало отвращение, они презирали Арея, а Гестия прозвала его кровопийцей. Но он смеялся над их бранью и говорил: