Избранное

Он так и не понял, шутит она или говорит серьезно.

— Мы еще поговорим об этом, — быстро сказал он. — Смотрите, какая ночь, какая тишина! Хочется стихи писать.

Она с трудом сдержала смех и, понизив голос, спросила:

— Вы пишете стихи?

— Да, я люблю поэзию, классическую и современную, иногда сам пописываю. Но конечно, какой я поэт! Вы просто посмеетесь надо мной! — Он говорил смущаясь, но не без удовольствия.

— Вот уж и представить себе не могла, что наш управляющий — поэт. Любопытно почитать ваши стихи!

— Не называйте меня управляющим, зовите по имени, Фэнгуаном!

— Мы как-то привыкли называть вас управляющим, и по-другому не получается. Так удобнее, — улыбнулась она. Ее охватила радость, смутное предчувствие счастья.

— Так звать, этак звать, а придется привыкать. — Сама собой сложилась рифма, и, довольный, он засмеялся: — В Ланьчжоу я стану директором.

— Надеюсь, вы не охладеете ко мне настолько, чтобы отказать в работе, если я приеду в Ланьчжоу с семьей? В противном случае я могу оказаться в затруднительном положении, — многозначительно улыбнулась она.

— В затруднительном положении? Значит, вы не поедете послезавтра?

Она вздрогнула, его волнение передалось ей.

— Я пока не решила. Не могу уехать без них.

— Но они могут приехать позднее! К тому же… — Он обнял ее. Кровь бросилась ей в лицо, бешено забилось сердце. Ей трудно было совладать с охватившим ее чувством.

— Посмотрите на тот берег, на реку, вокруг такая тишина, такой покой, — решительно сказала она. — Чего нам бояться?! У вас есть обязанности, вы и поезжайте, а мне зачем ехать?

— Затем, что я… люблю вас, — осмелев, взволнованно прошептал он.

Это признание не было для нее неожиданностью, и все же она испугалась, ее бросило в жар, в душе творилось что-то невообразимое. Она не знала, что сказать, и еще ниже опустила голову, устремив взор на темную поверхность реки.

— Теперь вы знаете, что у меня на сердце, и все же не хотите ехать? — шептал он ей на ухо.

Ей представилось болезненное лицо мужа, его глаза, полные слез, ненавидящий взгляд свекрови, строгое не по годам лицо сынишки, и она грустно покачала головой:

— Нет, нет, нет!

Он по-своему истолковал это «нет», а она сказала просто так, ничего не имея в виду.

— Почему «нет»? Неужели вы мне не верите? — Голос его звучал ласково. Рука нежно касалась талии. Он старался заглянуть ей в глаза, но она отводила взгляд.

— Я в смятении, проводите меня, — попросила она.

Одолеваемая сомнениями, она была в полной растерянности и не знала, на что решиться.

— Но ведь вы не ответили мне.

Она молчала.

Над рекой стлался белый туман, она не заметила, когда он поднялся, неприятный сырой воздух проникал в легкие. От тумана стало светлее, но он скрыл все окружающее, и Шушэн теперь видела только своего спутника. Ей стало тревожно. Ей почудился знакомый голос: «Я обуза для вас». Она вздрогнула.

— Пойдемте же!

Зародившееся было чувство исчезло.

— Еще ведь не поздно, давайте где-нибудь посидим.

— Я должна вернуться домой, — коротко ответила она. — Завтра в восемь утра встретимся в Гуашэнъюане.

— Так я жду ответа, — почти приказал он, уверенный в том, что она согласится.

— Хорошо. — Она кивнула и взяла его под руку.

Они шли по дороге сквозь густой туман и молчали.

Неожиданно он спросил:

— А что у вас за дела, вы какая-то невеселая.

— Нет, ничего. — Одолеваемая страхом, она сжала его руку, словно искала опоры.

— Мне не хотелось бы вас оставлять. Хорошего здесь ждать не приходится, — сказал он.

У нее защемило сердце. Не в силах сопротивляться охватившему ее смутному чувству, она готова была заплакать. Эта неласковая семья, вечные ссоры, тоска и бедность, война, безрадостная молодость, тщетные поиски счастья, неясное будущее… Управляющий сказал правду: хорошего ждать не приходится. Ей тридцать четыре, она полна сил, почему бы ей не пожить в свое удовольствие? Каждый человек имеет право на счастье. И она должна за него бороться.

— Хорошо бы уехать, в таких условиях долго не проживешь. — Она словно отвечала самой себе.

— В таком случае решайтесь! В Ланьчжоу все будет проще, — обрадовался он.

— Нет-нет, я дам ответ завтра.

— Завтра? Но лучше сейчас, — разочарованно протянул управляющий Чэнь.

— Мне надо пойти домой и все хорошенько обдумать, — сказала она без того ощущения счастья, которое бывает у любящих и любимых. Пока они шли, ее терзали сомнения, она не знала, на что решиться.

— Надеюсь, вы не откажетесь, когда мы встретимся завтра? — спросил он, прощаясь. — Итак, в восемь утра я жду вас в Гуашэнъюане.

— Может быть, я и поеду, — проговорила она. — Мне до смерти надоел этот туман, от него, кажется, может сгнить сердце. Я так намучилась здесь. — У нее больше не было сил сопротивляться, перед глазами стояла густая пелена тумана, за которым ничего не было видно.

16

Переступив порог дома, она словно попала в другой мир. Все здесь ей было знакомо, хотелось скорее очутиться в своей комнате. У свекрови горел свет. Вэньсюань тоже не спал.

— Ты пришла?

Какой родной голос! Без тени упрека. Ей стало стыдно.

— Не спишь? — Она подошла к постели.

— Нет, жду тебя!

— Думай о своем здоровье, а обо мне нечего беспокоиться. — Она была растрогана.

— Я выспался днем, а сейчас не хочется. Приходила госпожа Чжан, говорит, у парадного лежат вещи. Это беженцы из Гуйяна. Госпожа Чжан слышала, что его скоро сдадут, уговаривает нас ехать. Как ты смотришь на это?

— Никаких вещей я не видела, все спокойно, положение, по-моему, не так уж серьезно.