Избранное

Обычно Сянцзы не очень тянулся к друзьям. Днем, при свете солнца, среди мелькающих вокруг машин, колясок, пешеходов он не чувствовал одиночества. Но сейчас ему было не по себе. Он не знал, чем ему себя занять. Если бы хоть верблюды были упрямы, как мулы, если бы нужно было их все время понукать и подгонять! Но они, словно нарочно, вышагивали по дороге неслышно и покорно. Была минута, когда Сянцзы вдруг усомнился: да идут ли верблюды вообще за ним? Он даже вздрогнул в страхе, словно эти великаны и в самом деле могли свернуть в сторону и раствориться в темноте, бесшумно и незаметно, как тает лед.

Неизвестно, где и когда он присел. Доведись ему умереть, а потом воскреснуть, он все равно не смог бы вспомнить этого. Он не знал, долго ли просидел — несколько минут или час. Не знал также, сел он прежде, чем уснуть, или уснул, а затем опустился на землю. По всей вероятности, сначала уснул, а потом уже сел: от усталости можно заснуть и стоя.

Очнулся он неожиданно. И совсем не так, как пробуждаются ото сна, а как-то сразу, словно из одного мира вдруг перенесся в другой. Кругом было по-прежнему темно, но до слуха его донесся отчетливый крик петуха, настолько отчетливый, что казалось, он прозвучал над самым ухом. Сянцзы пробудился окончательно. И тут же его пронзила мысль о верблюдах. Но веревка по-прежнему была у него в руке, и верблюды стояли рядом. Сянцзы успокоился. Лень было подниматься, тело ныло, но он боялся снова заснуть. Нужно обдумать все как следует, обдумать и принять решение. Неожиданно ему снова вспомнилась коляска, и он опять закричал: «По какому праву?»

Но что толку от крика? Все равно его никто не слышит. Сянцзы не знал, скольких верблюдов ведет за собой, и ощупью пересчитал — их оказалось три. Он не мог сообразить, много это или мало. Он еще не решил, что с ними делать, но смутно чувствовал, что от них зависит его будущее.

«А почему бы не продать верблюдов и не купить коляску?» Сянцзы готов был запрыгать от радости! Однако тут же его охватило чувство, похожее на досаду: как это раньше такая естественная и простая мысль не пришла ему в голову! Потом досаду сменила радость: ведь только что совсем близко пропел петух! Пусть сейчас еще ночь, все равно до рассвета не так уж далеко. А где петух, там и деревня. Кто знает, может быть, это Бэйсиньань? Там держат верблюдов. Нужно торопиться, чтобы успеть туда до рассвета. Он сбудет верблюдов, а в городе сразу же купит коляску. В тревожное время коляски всегда дешевеют. Он думал лишь о коляске, словно продать верблюдов было проще простого. И эти мысли вернули ему бодрость. Усталость как рукой сняло. Если бы ему предложили за верблюдов не коляску, а сотню му [10] земли или несколько жемчужин, он, пожалуй, отказался бы.

10

Му — мера площади, равная 0,06 га.

Сянцзы быстро поднялся и потащил за собой верблюдов. Он не знал, в какой они сейчас цене, но от кого-то слышал, что в прежние времена, когда еще не было железных дорог, они стоили недешево: верблюды выносливы, а едят меньше, чем мулы. Сянцзы не мечтал разбогатеть, он надеялся лишь выручить столько, чтобы хватило на покупку коляски.

Начало светать. Прямо перед ним занималась заря — значит, он в самом деле шел на восток. Он знал, что если даже и перепутал дорогу, то направление взял верное: горы остались позади, впереди лежит долина. Мрак рассеивался, и, хотя света было еще недостаточно, очертания полей и дальнего леса становились все более отчетливыми. Звезды постепенно бледнели, небо было не то в тумане, не то в облаках; казалось, оно стало немного выше.

Сянцзы поднял голову. Он ощутил запах травы, услышал пение птиц, увидел вырисовывающиеся в предрассветной дымке контуры холмов; к нему как бы снова вернулись слух, зрение и обоняние. Он мог теперь рассмотреть свой наряд, по увидел только грязные лохмотья. Зато убедился, что руки-ноги у него целы и что он действительно жив. Он словно пробудился от страшного сна и почувствовал, как хороша жизнь!

Осмотрев себя, он перевел взгляд на верблюдов: они выглядели такими же измученными, как и он, и были ему так же дороги, как собственная жизнь. Верблюды линяли, мертвая шерсть сползала с них клочьями, обнажая розоватую кожу. Они походили на огромных нищих. Особенно жалкое впечатление производили их голые, изогнутые, как у отощавших драконов, шеи с глуповатыми и презрительными мордами. Однако, несмотря на их вид, Сянцзы не испытывал к ним отвращения — все-таки это были живые существа! Он считал себя самым счастливым человеком на свете — небеса ниспослали ему три живые драгоценности, на которые можно выменять коляску. Такое случается не каждый день. Сянцзы не выдержал и рассмеялся.

На востоке занималась заря, земля и лес вдали потемнели; серый полумрак утра отступал перед красным светом восхода. Кое-где небо стало фиолетовым, местами на нем разгорались красные полосы, по большая часть его все еще оставалась сизовато-серой. Вскоре сквозь тучи прорвались лучи, и краски стали ярче. Неожиданно все кругом обозначилось чрезвычайно отчетливо. На востоке небо вспыхнуло багрянцем и из серого стало чисто-голубым. Тучи расступились, и на землю хлынул золотой поток. На юго-востоке засверкал громадный занавес, сотканный из облаков и солнечных лучей. Темная зелень полей, яркая листва деревьев и трав засверкали, словно малахит. На соснах заиграли желто-красные зайчики. Золотом отливали крылья птиц. Вокруг все искрилось радостью. Сянцзы хотелось громко приветствовать восходящее светило, ему казалось, что он не видел солнца с тех пор, как его схватили солдаты. Сколько страданий перенес он за эти дни! Он не смел поднять голову, он забыл о солнце, о луне, забыл о небе. А теперь он свободно шел навстречу свету. Солнце золотило росу на траве, било прямо в лицо, согревало душу. Он забыл обо всех своих горестях, обо всех невзгодах. Пусть он в лохмотьях, в грязи, по ему светит солнце и он снова живет в ласковом, теплом мире. Радость переполняла его душу, ему хотелось громко петь и кричать!

Еще раз взглянув на свои лохмотья и плетущихся за ним облезлых верблюдов, Сянцзы рассмеялся. Наверное, потому что у него и у верблюдов такой жалкий вид, думал он, ему удалось избежать смертельной опасности и снова увидеть зарю. Удивительно! Невероятно! Но к чему ломать голову, — на все воля неба.

Он успокоился и медленно зашагал вперед. Бояться нечего, лишь бы Небо не отвернулось от него. Сянцзы не спрашивал, где он, хотя и видел на полях крестьян. Нужно было спешить. Если не удастся продать верблюдов сразу — не беда! Главное — добраться до города, а там видно будет. Ему не терпелось снова увидеть город, он был для Сянцзы родным домом, хотя там его не ждали ни родители, ни родственники, ни богатство. И все-таки он стремился в город, в любой город! Там он из самого отчаянного положения найдет выход.

Вдали показалась деревня, довольно большая. Высокие зеленые ивы, склонив ветви и поглядывая на низенькие хижины, стояли вдоль дороги, точно стражи. Над крышами домов клубился дым. Издалека доносился милый сердцу лай собак. Сянцзы быстро, с храбрым видом шел по деревне, надеясь, что все обойдется благополучно. Он не какой-нибудь разбойник, ему нечего опасаться селян. Ведь солнце в этом светлом мире греет всех одинаково! Может быть, он даже попросит воды, а не дадут — тоже не страшно. Раз уж в горах не умер, ничего с ним не случится, потерпит еще немного.

Он не обратил внимания на собак, поднявших лай при его приближении, но огорчился, увидев, как дети и женщины в испуге таращат на него глаза. По всей вероятности, он был мало похож на погонщика верблюдов и выглядел довольно странно. Иначе почему на него так глазеют! Ему стало не по себе. Солдаты не считали его человеком, а теперь крестьяне пялились на него, как на диковинку! Сянцзы оробел. Он всегда гордился своим ростом и силой, но за последние дни претерпел столько обид и оскорблений, что потерял уверенность в себе.

Над крышами домов вставало солнце, однако сейчас оно уже не казалось ему таким приветливым, как ранним утром.

Единственная дорога через деревню была завалена всяким мусором и покрыта зловонными лужами. Сянцзы боялся, как бы верблюды не оступились. Они устали, да и ему тоже не мешало передохнуть. Дом слева от дороги, видимо, принадлежал довольно зажиточному человеку: он был под черепицей, проем в ограде прикрыт дощатым щитом. Сердце Сянцзы затрепетало от радости. Дом под черепицей — наверняка дом богача. В воротах — щит, признак того, что хозяин держит верблюдов. Отлично! Он отдохнет здесь. А может быть, и сбудет верблюдов.

— Сэ! сэ! сэ! — Сянцзы дал знак верблюдам опуститься на колени.

Из всех команд, которым повинуются верблюды, он усвоил лишь эту и рад был щегольнуть своими познаниями, — пусть селяне знают, что он в этом деле кое-что смыслит. Верблюды послушно опустились, а сам он с важным видом присел под низенькой ивой. Люди глазели на него, а он — на них. Он понимал, что только его спокойствие может рассеять их подозрения.

Сянцзы сидел недолго. Вскоре со двора вышел старик с лоснящимся лицом, в распахнутой синей куртке. С первого взгляда было видно, что это деревенский богач. Сянцзы решил действовать: