Избранное

— Ты же знал, как твой сын привязан к своей куропатке. Он жить без нее не может. И совесть не гложет тебя?

— Херифчиоглу подарил американцу козу, а ты жадничаешь куропатку! Мало ли что мальчишка привязан к ней, что влюблен в нее! Погорюет да и успокоится, забудет. Детская память короткая. А ты, отец, заместо того, чтоб отвлечь мальчишку, напоминаешь ему без конца, настраиваешь супротив меня. Не перевелись еще, слава богу, куропатки в наших краях.

— Стой, стой! Сыплешь словами, как эти ваши автоматы, пулями — трах-тара-рах, трах-тара-рах! Говори потихоньку, внятно. Херифчиоглу козу отдал? Выходит, и ты должен отдать? Кто тебя нудил к этому?

— Вот он-то как раз и не обязан был подарок делать. Ему это ни к чему. У меня же — прямой интерес. Я с самого начала голову ломал, чем бы ублажить американца, чтоб его расположением заручиться. Только нечего мне было предложить ему. А тут, как на грех, Карами встрял, чуть было совсем не переманил американца на свою сторону. Сам видел, какой он ему прием оказал.

— Выходит, ты любой ценой готов устроиться на работу в городе? Окончательно решил покинуть деревню?

— Я должен сделать это! Какая тут жизнь и сколько мы тут зарабатываем всем семейством? Тысячу лир, две тысячи в год, в редчайших случаях доходит до трех тысяч. Херифчиоглу и тот в год имеет до пятнадцати тысяч. А в городе полным-полно людей, которые за один только месяц получают десять тысяч лир.

— Кто ж тебе будет платить такие бешеные деньги?

— А я на такое и не рассчитываю. С меня и тысячи лир в месяц хватит.

— Кто же тебе их даст?

— Кто бы ни дал — любому рад буду служить. Американцы — так американцам буду служить. И нет ничего зазорного в том, чтобы честным трудом зарабатывать себе на хлеб. Я ведь ни воровать, ни грабить не собираюсь. Люди взятку дают, чтоб их только на работу приняли. Нет у меня денег, чтоб взятку дать. Вот и пришлось отдать куропатку. А ты из-за такой пустяковины готов меня со свету сжить.

— Но ведь куропатка не твоя, а Яшарова.

— Что из того? С каких это пор отец не может взять у сына нужную позарез вещь? Мы что — чужие друг другу? У собственного сына взял. И разговору-то всего-навсего о какой-то пичуге.

— Он в ней души не чает.

— Тоже мне Ашык Гариб или Керем [52] выискался! Завтра все позабудет.

— В доме Карами ты другую песенку пел. Или забыл свои слова?

— Не мог я при посторонних тебе перечить. Пусть думают, что мы всегда и во всем заодно. Вот почему я взял твою сторону, а не потому, что и впрямь так думал.

52

Ашык Гариб, Керем — герои дестанов.

— Все твои помыслы, Сейдо-эфенди, об том только, как работу найти у американа. И за всем этим перестал о душевном думать. Твоя душа словно бы ослепла, бельмами покрылась. Скажут тебе: лижи задницу американам, ты лизать начнешь. Пускай они тебе спервоначалу помогут, пускай работу дадут, потом уж стелиться им под ноги пухом будешь. А то гляди, при своем интересе останешься.

Усмехнулся криво мой сын на такие слова.

— Я работу ищу, жить хочу лучше, не бедовать. По мне, так один черт — на американцев спину гнуть или на кого других. Пусть только платят. Ты говоришь, о душевном думать перестал? Может, так оно и есть. В душе пусто, коль в брюхе негусто. И потом, о какой душе может речь идти, когда дело всего-навсего куропатки касается? Вот ежели настоящая любовь, тогда другой разговор. Положим, парень души не чает в девушке, и она его любит, а родители против свадьбы. Тогда и впрямь о душевном говорить можно. Яшар еще чересчур мал, чтоб о таком помышлять. Даже Али еще слишком молод. Всему свой черед. Пускай сначала в армии отслужит.

— Мы с тобой о разном толкуем.

— О разном?

— Да. У тебя только о городе все помыслы, а у меня — о деревне.

— Не ради удовольствия я о городе думаю. Жизнь наша такая…

— Жизнь, она везде есть жизнь. Кто хочет, тот и в деревне достойно живет. Вот и ты постарайся.

— В деревне только богачам неплохо живется, а беднякам нет тут никакого житья. Оттого и стремятся в город. Не желают люди напрасно хребтину гнуть. Едут в Голландию, в Германию. Оттуда королями возвращаются. Есть у нас в деревне такие, чтоб на твоих глазах из бедняков богачами сделались?

Не нашелся я, что возразить сыну. У нас и впрямь бедняки не богатеют. Напротив, середняки теряют достояние.

— Положим, переедешь ты в город. А что с нами будет? Со мной, к примеру?

— Я ведь не собираюсь окончательно рвать с деревней.

— Как это?

— А вот так. Сам в город уеду, а вы останетесь здесь.

— И Исмахан останется?

— Останется, что в том особенного?

— Как же ты без жены жить будешь?

— Устроюсь с работой, с жильем и заберу ее к себе.

— А дети?

— Детей тоже. Али пока в солдаты пойдет, Яшар пусть ремеслу какому-нибудь учится.

— Меня, выходит, решил здесь оставить?

— Захочешь — поезжай с нами. Разве я против?

— Я не смогу жить в городе. Бросишь ты меня тут одного…

— Не я первый уезжаю, но никто родителей на произвол судьбы не бросал. Не видел таких.

— А я вот не видел таких, кто, уехав из родных мест, счастливым заделался бы.

— Но и здесь нам счастья не видать.

Мне изрядно надоел этот спор, поэтому я сменил тему:

— А как с домом, с полем решил обойтись? Неужели продавать?

— За них много не получишь. Но и оставлять за собой нет смысла. Скорей всего, в аренду сдадим. Как, по-твоему, лучше?

— Не знаю.

— Вот и я не знаю.

— Какой же выход?

— Лучше всего отдать испольщику в аренду. Земля не захиреет, уход за ней будет. А ты в доме будешь жить. Того, что будешь получать с испольщика, вполне хватит, чтоб с голоду не помереть.

— Выходит, разделимся с тобой?

— Это в том случае, если ты откажешься к нам в город переехать.

— Кто будет за землей смотреть, кто к ней руки приложит, если каждый-всякий в город уйдет?

— Останется же кто-нибудь в деревне…

— Дожили! Вот что, оказывается, ждет нас!

А про себя подумал: «Не допусти, Аллах, с сумой по миру пойти, стать приманкой волкам да собакам».

— Не горюй, отец. Что ни делается, все к лучшему. — Сейдо обвел взглядом горы, и реку, и небо, вздохнул и продолжил: — Не оставлю я вас в беде. Если хочешь знать, так это за-ради вас уехать хочу, чтоб вам лучше жилось, и тебе, отец, в первый черед. Тебе, и жене моей Исмахан, и детям моим…

— И поэтому, несмотря на мольбы, отнял куропатку у ребенка?

— Подумаешь, куропатка!

— Но мальчик днем и ночью слезами заливается.

— Потому что несмышленыш еще.

— Знаешь, сын, мне даже хочется, чтобы ты был прав. Но ведь все, что ты говоришь, — неправда. И Яшар никогда не согласится с тобой.

— Я — отец, ты — дед. Поговори с ним, растолкуй.

— Не в моих силах. И никогда я не расположусь к американам. И куропатку не хочу оставлять им. А ты глазом не моргнув отдал им самое дорогое.