Избранное

Председатель снова кивнул в сторону вдовы, застывшей все в той же позе у стола в своем черном платье, и детей. Бледные, с отсутствующим видом, они по-прежнему держались за подол матери. Растрепанная общественница, сидевшая в первом ряду, наклонилась к своей соседке и шепнула ей на ухо какое-то замечание в адрес вдовы покойного.

— Товарищ Мирко, — продолжал председатель, — рано узнал жизнь и стал поддерживать связь с широкими народными массами. В тяжких условиях своего времени он не стал активным борцом за дело рабочего класса. Принимая во внимание его происхождение, его род занятий и состояние здоровья, этого и нельзя было требовать, но он всегда питал в своей душе любовь к обычным, маленьким людям и стремился посвятить свою жизнь прекрасным и возвышенным целям. Ведя борьбу с трудными своими жизненными условиями, он находил время, у него хватало воли и энергии упорно работать, творить, и он скромно, в тиши, под чужим именем, более двадцати лет писал и сотрудничал в ряде наших печатных изданий и журналов: в «Вестнике железнодорожника», в «Вестнике почтового ведомства», в «Вестнике Красного Креста», в детских журналах — «Венке», «Пионере» и «Затейнике», писал и для радио под псевдонимом, который, вероятно, многие запомнили, не зная, кто за ним скрывается, — под скромным именем Йован Маленький в отличие от нашего великого Йована — Змая Йовановича [16] .

16

Змай Йованович, Йован (1833–1898) — видный сербский поэт XIX века.

Председатель сделал паузу, чтобы сообщение произвело должное впечатление, и продолжал:

— Ценя эту его деятельность, наша организация решила посвятить сегодняшнее собрание именно этой стороне его жизни, и нам удалось привлечь нескольких товарищей, которые вас познакомят с произведениями Йована Маленького — нашего достойного товарища Мирко Сиваца. Прежде всего его патриотические стихотворения. Читает товарищ Янкович из культбригады имени Косты Абрашевича [17] .

17

Абрашевич, Коста (1879–1904) — сербский пролетарский поэт.

Товарищ Янкович встал на место председателя и поклонился.

— Вы услышите стихотворение, которое называется «Вперед, за свободу!», — объявил он и начал читать.

Закончив декламацию, Янкович скромно отступил к окну, а председатель опять шагнул вперед, на свое место, дергая левым плечом так, будто пиджак натер ему мозоль.

— Дорогие товарищи, — сказал он, — вы видите, сколько в этих стихах боевого пыла и воли к борьбе, в которой покойный товарищ Мирко, к сожалению, не мог участвовать в силу своего подорванного здоровья и преклонных лет. Такие стихотворения, как только что услышанное вами, или другие, в которых он беспощадно бичевал врагов народа, являются свидетельством подлинного духовного героизма и бесстрашия их автора. К сожалению, время у нас ограничено, а товарищи артисты еще заняты и в других местах более важными делами, поэтому мы больше не будем останавливаться на стихотворениях этого цикла. Сейчас я попрошу товарища Янковича прочесть вам другие стихи — о строительстве новой жизни в нашей стране. В этих стихах товарищ Мирко показал, что он умел воспарить духом над ежедневными трудностями и неполадками. Я сам не раз его встречал стоящим в очереди за хлебом или за овощами или с судками, несущим домой обед из своей столовой, но он никогда не проявлял излишнего недовольства или нетерпения. Он умел подняться выше этого, он находил в себе силы унестись душой в далекие просторы, его увлекали мечты о гидроцентралях, о новых городах, о космических полетах, о новых продуктах питания, которые будут добываться из моря, о новых лекарствах, которые продлят век человеческий, и, хотя ему лично приходилось всего лишь расчищать развалины, писать и расклеивать лозунги, он с подлинным поэтическим вдохновением писал о солнечной и атомной энергии, о рабочем дне продолжительностью всего три часа, о счастье людей будущего, которым предстоит жить в вечном мире, и тогда они смогут все свои способности посвятить науке и искусству. Пожалуйста, товарищ Янкович! — сказал председатель и отошел в сторону.

Янкович читал стихи серьезным низким голосом, помогая себе жестами правой руки. Когда он кончил, председатель продолжал:

— Вот все это сказал, все это написал наш поэт, покойный Мирко Сивац. С неменьшим успехом он пробовал свои силы и в области прозы. Особенно хороши и поучительны его рассказы о путешествиях в далекие, неизвестные нам страны, полные самых невероятных событий и волнующих описаний величественных явлений природы. Мы отобрали один небольшой отрывок, который нам любезно согласился прочесть товарищ Перишич, член редколлегии «Вестника железнодорожника».

Председатель снова отступил в сторону, а его место занял железнодорожник, который начал читать с газетного листа:

— …За несколько лет я вдоль и поперек изъездил всю Африку, а год назад неоднократно пересек на парусной яхте Океанию, причем дважды едва не был съеден местными людоедами. Мне наскучила тропическая жара и постоянные опасности, и я решил провести лето в, Норвегии, в каком-нибудь комфортабельном отеле. Но именно тут случилась история, едва не стоившая мне головы. Это было так… Но сначала я должен описать Норвегию, мой отель и норвежские заливы, именуемые фиордами…

Перишич продолжал читать о шхерах, глетчерах и горных озерах. Слушательница в первом ряду нагнулась к своей соседке.

— Я и не знала, что Сивац столько путешествовал, — сказала она с удивлением.

— Да что ты, — отвечала ей та, — хорошо, если он из своей Стишкой улицы на Теразие [18] выходил! Это он так… из литературы.

А Сивац описывал отель — постели, покрытые дорогими меховыми одеялами, шелковые простыни, роскошные ванные комнаты… Общее внимание туристов и обслуживающего персонала, естественно, приковано к единственному в отеле югославу… Неожиданно происходит несчастный случай с молодой дамой, Сивац (Йован Маленький) совершает подвиг… Устав от журналистов, он прерывает свой отдых и уезжает в Белград, — ведь дома все же лучше всего…

18

Одна из центральных площадей Белграда.

Затем Перишич отступил в сторону, а председатель снова занял свое место и продолжал:

— С равной силой и убедительностью товарищ Мирко описал в «Затейнике» лед Северного полюса, огненные озера Гавайских островов и пески пустыни Сахары. Однако особую любовь и внимание он посвящал воспитанию детей в новом обществе. Об этом вам гораздо лучше меня, как специалист, расскажет товарищ Стана, заведующая нашим районным детским садом.

— Дорогие товарищи, женщины и мужчины. — Товарищ Стана читала свой реферат о педагогических воззрениях товарища Мирко Сиваца стремительно, точно за ней кто-то гнался. — Хотя товарищ Сивац и не имел специального педагогического образования и лишь попутно занимался этой отраслью науки, в свободные часы он написал несколько статей, которые я внимательно прочитала, и они являются несомненным доказательством его прогрессивных, здоровых взглядов. Хотя его подход к педагогическим проблемам основан, вероятно, лишь на самом поверхностном знакомстве с классиками педагогики, сегодня уже устаревшими в свете школы Монтесори и взглядов Макаренко, можно все же утверждать, что в своем суждении, высказанном в печатном органе Красного Креста о том, что ребенок — это будущий человек, а дети — будущее человечества, товарищ Сивац проявил диалектический подход к этой важной общественной проблеме.

Товарищ Стана продолжала излагать воззрения Сиваца — о пользе питания бананами и витаминами, о современных методах обучения математике и иностранным языкам, она приводила его высказывания о физической и духовной красоте детей нового общества. Потом пионеры декламировали детские стихи Сиваца, а его бледные, худосочные детишки, не мигая и застыв, сидели рядом с матерью — мальчик, рано вытянувшийся, нескладный, а девочка — маленькая, с туповатым лицом, веснушчатая, некрасивая. Женщина в первом ряду опять шепнула на ухо своей соседке:

— Пентюх-то его остался на второй год из-за математики!

Председатель, подергивая плечом и часто помаргивая, уже благодарил заведующую детским садом за ее исчерпывающее сообщение.

— Дорогие товарищи, — сказал он, — вы прослушали сообщение товарища Станы, из которого со всей очевидностью вытекает, что наш незабвенный товарищ Сивац любил и понимал детей. А теперь в заключение товарищ Мишич, артист Белградского радио, прочтет вам несколько яичных, интимных стихотворений товарища Мирко, говорящих о том, сколь нежным, чувствительным сердцем и живым темпераментом он обладал, как он сумел пронести их сквозь все жизненные невзгоды и остался, несмотря на свой возраст, юным и свежим душой. Я имею в виду стихотворения любовного содержания, созданные товарищем Мирко в прошлом году на курорте в Опатии, где он провел тридцать рабочих дней за счет соцстраха, безуспешно ожидая излечения от своей жестокой болезни — ревматизма, который, как вам известно, и стал причиной его безвременной смерти.

Товарищ Мишич вышел на председательское место, откашлялся и начал:

О милая! Вечер спустился на берег морской. Шум моря доносится, пахнет сосной. Одни мы с тобой укрыты во тьме ночной, озаряемы бледной луной… О, как я хотел бы сжать тебя в объятьях, Грудь твою и шею страстно я лобзал бы…

Когда он кончил, некоторые даже захлопали, а женщина в первом ряду не без злорадства шепнула своей соседке:

— Подумать только, кто мог бы этого ожидать от старого Сиваца! Посмотри-ка, какую мину скроит его супруга!

Но смотреть было не на что. Вдова Сиваца сидела неподвижно между своих детей, сжав губы, опустив подбородок на толстую шею, у нее только слегка вздрагивало полузакрытое веко левого глаза.

— Скажите, — не унималась растрепанная женщина, — будь вы на ее месте, разве вам было бы приятно это слушать?

Председатель теперь уже благодарил товарищей из газеты и артистов, любезно согласившихся принять участие в этом печальном собрании. Когда же они наконец пробрались между сидевшими и вышли, председатель продолжал: