Избранное

Отец. Увы!

Э д в а р д-в з р о с л ы й (время от времени повторяет фразы вместе с ними). Взялся за старое… Старое…

Мать. Значит, опять…

Отец. Не сочтите это за дерзость, дражайшая, но я не могу иначе. Я уже давно не живу, во мне все кипит и бурлит, душа моя пылает, а тело…

Мать. Не испытываю ни малейшего интереса к вашему… э-э… телу, комиссар.

Отец (возбужденно). А должны! (Падает к ее ногам и, схватив ее руку, прижимает к своей груди.) Слышите, как бьется сердце?

Мать. В самом деле!

Отец. Если мне позволено быть рядом с вами, мне, человеку, который целые дни проводит в восемнадцатом отделении среди контрабандистов, сутенеров и прочего сброда, который вынужден добывать таким способом хлеб насущный… Да, я простой чиновник, вдовец…

Мать. Чашку чая, комиссар?

Отец. Это пытка! Кто же может думать о чае, дорогая, когда в знойной пустыне рядом с ним журчит прохладный родник — ваши уста…

Мать. Вы заходите слишком далеко, комиссар!

Отец. Вовсе нет! (Идет в наступление.) Радость моя!

Мать. Возьмите себя в руки, любезнейший. Не забывайтесь!

Отец. К черту! К дьяволу! Ко всем чертям!

Из-за ширмы слышится шум. Эдвард сидит на полу, зажимая уши руками.

Э д в а р д-в з р о с л ы й. Меня здесь нет!

Мать (забыв о своей роли, испуганно). Что? Что ты такое говоришь?

Отец. Радость моя! Рядом с вами даже мертвая природа оживает, даже в каменной глыбе пробуждается чувство. Упоительная! О, как горит мое лицо в лучах вашего солнца. (Увлекает ее на диван.)

Мать. Букет!

Отец. Ложе из георгин! (Разворачивает букет, раскладывает цветы и опрокидывает ее на диван.) Произнесите мое имя! Ударьте меня! Погубите меня!

За китайской ширмой слышатся всхлипывания, затем сдавленный стон. Мать поднимается с дивана.

Мать. За ширмой кто-то есть, какой-то зверь.

Отец. Ваш пудель или ангорский кот.

Мать. Там кто-то шевелится.

Отец. Я ваш зверь, ваш дракон, ваш единорог!

Мать (отталкивает его, идет к ширме и отодвигает ее).

Из-за ширмы появляется испуганный мальчик.

Эдвард!

Отец. Эдди! Что ты здесь делаешь?

Э д в а р д-м а л ь ч и к (он не в силах говорить, только показывает на них и громко кричит. Одновременно с ним кричит и Эдвард-взрослый). Обезьяны, павианы, шимпанзе, орангутаны!

Эдвард-мальчик убегает.

Отец и мать обескураженно смотрят друг на друга.

Отец (бежит к двери). Эдди! Подожди! Вернись! Это совсем не то, что ты думаешь, мой мальчик!

Э д в а р д-в з р о с л ы й (родителям). Ну и что теперь? Что вы теперь скажете? Меня ведь там больше нет.

Отец. Госпожа… Мариэтта, я не виноват.

Э д в а р д-в зрослый. Я не желаю этого слышать. Найдите какие-то иные слова! Довольно театра! Спектакль окончен.

Отец. Мариэтта, у тебя корона съехала набок.

Мать вытирает помаду с его щеки.

Я хочу есть. На работе съел только омлет.

Мать. Есть баранья ножка. И ананас на десерт.

Отец. Ананас на десерт…

Мать. Ты думаешь, Эдди все слышал?..

Э д в а р д-взрослый (резко перебивая ее). Нет! Не смейте! Не вмешивайте меня. Меня ведь там уже нет.

Отец. Ты очень добра ко мне, Мариэтта.

Мать. Я люблю тебя. Ты очень сильный и так добр ко мне… И я знаю, ты меня любишь.

Отец. И что же теперь?

Мать (спокойно). Пойду сниму это платье.

Отец (снимает галстук, расстегивает рубашку). Да, пойди переоденься.

Мать. Теперь эти костюмы нам больше ни к чему.

Отец. Пожалуй.

Мать уходит, отец за ней. Эдвард бросается за ними следом.

Эдвард. Не уходите, не убегайте, трусы! Я хочу услышать вас теперь, когда вы перестали играть ваш спектакль. Погодите, еще не конец. Ну пожалуйста!

Отец и мать уходят.

(Обращаясь к Элене.) В лохмотья они одеты, Элена, и это навсегда. В обыкновенные лохмотья! Все эти сказки, забавы и танцы не могут продолжаться бесконечно. В один прекрасный день неизбежно прорывается наружу… настоящая жизнь. Главных слов они так и не сказали, а то, что они говорили, лишено смысла. Ни малейшего смысла.

Элена. Ты болтаешь какую-то чепуху! Я не вижу смысла в твоих словах.

Эдвард. Мне холодно!

Элена. Иди в дом.

Эдвард. Нет.

Элена. Хочешь есть?

Он кивает.

На рынке только баранина. Говядина здесь ужасная, но как-нибудь надо попробовать купить. Будешь суп?

Эдвард. Мне сейчас было так страшно, Элена, я не могу тебе передать. (В пространство.) Я не святой, который, сидя на скале, питается репейниками и кузнечиками. (Снова начинает декламировать.) И когда придет его час, он лицом к лицу встретится с Великой Вселенной и, умиротворенный, вручит ей свое тело на вечный покой. Нет! Кровь еще играет во мне. И моя трепетная плоть еще жива.

Элена. Подумать только, решиться на такое. И это все из-за меня.

Эдвард (деловито). Вовсе не из-за тебя! Просто я не терплю, когда меня обманывают.

Элена. Это одно и то же.

Эдвард (нежно). Но ведь не ты одна обманываешь меня.

Элена. Эдвард, я хочу уехать с этого острова.

Эдвард. Я тоже. Давай вернемся домой.

Элена. Как хочется снова увидеть наш сад. И нашего садовника. И телевизор. И наш дождь.

Эдвард. Как прекрасно твое загорелое тело!

Элена. Еще! Еще!

Эдвард. Все…

Она развязывает ему галстук, снимает с него туфли, снимает с него пиджак и вешает на стул.

Элена. Ты обгорел. Нужно быть осторожнее с солнцем. Сначала надо загорать не больше десяти минут, потом… (Достает из сумочки крем и смазывает ему лицо.) Сиди спокойно.

Пауза. Вдалеке слышны крики купающихся детей.

Ну вот. Все в порядке! Вчера вечером ничего не произошло, верно? Ни со мной, ни с тобой. Забудем все это! Вычеркнем из памяти. Договорились? И все будет как прежде.