Избранное
Шрифт:
– Ведь правда!
– Генерал смеялся.
– Открой глаза, подполковник!… Ах какой солдат в тебе пропадает!
Я понял - конец!
– Да, - сказал он и кивнул на папку: - Подай.
Это было мое личное дело. Генерал взял его, перелистал.
– Медики дважды признали тебя негодным к военной службе; жди приказа о демобилизации.
– Несправедливо, товарищ генерал!
– Зря пороха не трать. Ты коммунист. Иди в партийные органы - будут рады.
– Как же, товарищ генерал?
– Я еще не сдавался.
– Калек на фронт не посылают, Ты думаешь,
Еще раз быстрым взглядом я окинул фигуру генерала, остановил глаза на его спине. Почему она такая прямая?
– Корсет, товарищ генерал?
– Сидеть не могу, так и стою манекеном…
– Позвоночник?
– Под Каховкой в сентябре сорок первого. Дорогу в твой Крым защищал… Осколком мины. Год провалялся.
– На вас же погоны!
– Думаешь, весело? Скажу по секрету: там было легче. Жизнь такие кренделя выкидывает - не соскучишься. Иди, фронтовик, извинись перед полковником.
* * *
Дежурный офицер из отдела кадров спросил меня:
– Где впервые призывались в Красную Армию?
– На Кубани, Тимашевским райвоенкоматом.
– Сейчас вам выпишут проездные документы до Краснодара.
Комендант станции Ташкент, внимательно просмотрев мои документы, отдал их, не глядя на меня:
– Вам не к спеху - ждите.
– Сколько? Час, два, три, сутки?…
– Для таких, как вы, у бога дней много.
Много, много… Что же делать? А? Ведь без комендантского талона билета мне не дадут. Протирать вокзальные скамьи?…
На большой скорости прошел воинский эшелон с зачехленными гаубицами. Дежурный по станции, пропуская его, высоко поднял зеленый флажок. Воинский эшелон, воинский… А что, если?…
Иду по путям, забросив «сидор» с запасным, бельем и сухим пайком за плечо. За пакгаузом окликнули:
– Стой, кто идет?
– Свои, ослеп, что ли?
Часовой взял винтовку на изготовку, затрещал милицейский свисток. Появился старший сержант с красной повязкой ни рукаве.
– В чем дело?
– Да ходют тут!
– Кто вы такой?
– строго спросил сержант. Вытащив из кобуры пистолет, приказал: - Следуйте за мной!
Начальник эшелона - седоусый майор - отпустил дежурного и мягким голосом пригласил:
– Усаживайтесь, подполковник. И, если позволите, предъявите, пожалуйста, ваши документы.
– Он вернул мне направление в Краснодарский крайвоенкомат.
– Так, собственно, что вы хотите?
– Обогнать время. Меня, понимаете, на демобилизацию, да разве я на такое соглашусь! Окажите любезность, возьмите меня с собой.
– Но…
– Вот мой партийный билет, два временных удостоверения о наградах - это все, чем я располагаю. Мне нужно, понимаете, срочно нужно встретиться с генералом Петровым, который знает меня лично.
– Что ж, не могу отказать фронтовику. Располагайтесь, подполковник.
5
Облака
низко плывут над Краснодаром.Накрапывает дождь. Сырой ветер с Кубани то в лицо бьет, то толкает в спину. В двух шагах от центра - город не город, а большущая станица: будто со всего края собрали сюда дома из красной цеглы под черепичными и оцинкованными крышами, расставили в садах с шелковицами, яблонями, с высокими тополями в вороньих гнездах, огородили заборами, на зеленых калитках приколотили таблички: «Во дворе злая собака».
Устало тащусь за квартирьером. Пожилой старшина в кубанке, покряхтывая, останавливается у очередной калитки, дубасит по ней кулаком:
– Гей, хозяева!
Брешут собаки.
– Та никакой надежды, товарищ пидпояковник!
– Сердито сплюнул.
– Кого тильки нэма у городи: и тоби штабы, и госпиталя, тылы усякие, а тут як повмыралы…
– Шагай, шагай, старшина!…
Пересекли улицу и на тротуарчике из красного кирпича дружно затопали, сбивая с сапог налипшую черную как уголь землю.
– Даже интересно: вы при таких званиях, а прыйшлы в военкомат. На гражданку, чи шо?
– Калитка рядом, стучи…
Он сердито заколотил - мертвый проснется.
– От люди, чую, шо хатенка не пуста.
– Стал лицом к мостовой и каблуком - бах, бах!…
С крыльца женский голос:
– А нельзя ли потише?
– Видчиняй!
Открылась калитка.
Молодая женщина, кутаясь в белую пуховую шаль, зябко сводя узенькие плечи, отчужденно смотрела на нас.
– Что вам нужно?
– Покажь хату, - потребовал квартирьер.
– У меня не топится.
– Поглядим!
– Он решительно пошел к крыльцу.
Я задержался, стараясь уловить взгляд негостеприимной хозяйки и как-то сгладить очень уж решительные действия моего квартирьера.
– Так идите и вы… Вторгайтесь!
– Она негодующе тряхнула головой, платок сполз на плечи, открыв гладкую прическу, светлые волосы уложены пучком над высокой белой шеей.
Низенький под тополями домик, в нем комнатенка.
– Ну как?
– Глаза старшины умоляли: соглашайся.
– Подойдет, - говорю устало.
– Пидполковник не из царских палат, сугреется.
– Старшина подморгнул хозяйке и поскорее убрался - боялся, что передумаю.
Я едва улавливал застоявшийся приторный дух немецких сигарет, которыми мы, партизаны, сами себя снабжали в крымском лесу.
– Здесь немцы жили?
Женщина, не отвечая, стояла у порога, пристально рассматривала меня. И откуда такая здесь взялась, кто и по стечению каких обстоятельств забыл ее в этой окраинной глухомани?
– Волосы перекисью жгли… Под немку, что ли?
Сердито повернулась, ушла.
Голые стены. У единственного окошка старомодная деревянная кровать с серым одеялом и большой подушкой в белой чистой наволочке.
Сыро, холодно, печки нет…
Вещевой мешок бросил в угол, скинул плащ-палатку, посидел на кровати, обалдевший от дальней дороги. Потом вышел к калитке, закурил.