Избранное

Лена. За счастье бьёмся. Значит, к счастью, Устя.

Устя. Иду и радуюсь, а чему — не знаю. И спросить не у кого. Ни маменьки у меня, ни милого дружка... Ты не верь, что про меня плетут. (Стыдясь и еле слышно.) Я ведь девушка, никого ещё не обнимала. Кому я нужна... такая! (Выставив руки, точно видит их впервые.) Эва, какие лапищи...

Лена. А как ты ими часового-то задушила: пригодились, значит. Я тебя и не признала тогда... словно рысь кинулась. Как ты его разглядела? Ведь тьма была.

Устя. Не знаю. (Усмехнувшись.) И не крикнул, как я его обняла. Только затрепетал весь. (Помолчав.) Утром я пошла взглянуть — высокий, лежит, с усиками... подлец!

Она поднялась — сильная, размашистая, прежняя. Прижав каравай к кофте, под которой проступила могучая грудь, она отрезала ломоть и крупно посолила. Лена смотрит на неё, любуясь ею.

Может, и нынче женишка себе впотьмах нашарю. В клочья изорву!

Откинув занавес, Илья всматривается в сумерки землянки. Оробев, Устя опускает руку с хлебом.

Пора нам, Илюша?

Илья. Не пора, но скоро. За ужином, небось, не ходила?

Устя. Принесла, на печке греется. Уйти мне, Илюша?

Илья. Там Ефим ногу распорол. Спросишь у Похлёбкина, кто с нами третий пойдёт.

Устя ищет себе накинуть какую-нибудь одёжку, и всё попадается не то.

Тебе и пробежать-то десять шагов.

Она ушла, как была, с непокрытой головой.

Лена. Зачем прогнал? Она тебе сердце своё под ноги стелет.

Илья. Всё равно ей девать его некуда! (Подойдя вплотную.) Ну, награди меня за то, что будет.

Лена отступает, пугаясь его.

Сейчас пойду поезд немецкий в преисподнюю спускать.

Лена. А мы с Устей третьего дня ходили...

Он порывисто обнял её, Лена отбивается как может.

Не надо, несчастье у людей... Не надо, нельзя.

Илья(глухо). Всё можно. Ночь на земле.

Лена. Не хочу. Пусти. Укушу тебя.

Илья разжал руки. Лена отошла, содрогаясь.

Лучше дверь навесь, как вернёшься. Мёрзнем с утра.

Илья. Не вернусь я, Лена... Вот, закрою глаза и вижу, как лежу один, в росе, под насыпью. И птица ночная мне на лоб садится. Лапочки у ей холо-одные. Скажи... любишь меня?

Лена (шагнув к двери). Выпусти. Боюсь тебя.

Илья. Не выйдешь, пока не скажешь. В глаза говори, любишь?

Лена. Я не могу так, вслух, Илья. Это говорят на ухо, нежно. Это один раз в жизни говорят... Ну, я ещё не умею... это слово. (Очень тихо, через силу.) Разве без любви замуж выходят!

И, словно обожжённый её признаньем, Илья садится и опускает голову. Приподняв бровь, Лена наблюдает его.

Ты недоволен этим, Илья?

Илья. Предсказанье мне было. Убьют, кого ты полюбишь.

Лена. Кто... кто это тебе сказал?

Впервые она заглянула себе в сердце и удивилась, что не Илья отразился в зеркале её испуга.

Глупости... кто же нынче верит в это!

Илья. Уж сбылась половина. Гадали на тебя, а ты и приехала.

Лена(с холодком). Так ты... откажись от меня, Илья. (Громко, в сторону входа.) Простудишься, Устя!

И тотчас же, с мешком на плече, Устя, слушавшая у двери, виновато спускается в землянку.

Устя. Сами идут сюда. (Ища глазами.) Куда бы мне положить... Груз-то больно сердитый.

Лена. Клади к стеночке. Осторожней.

Устя(когда Лена наклонилась помочь ей). Шепни ему, чтоб не боялся. Гаданье в любви не сбывается. (Горько.) Уж чего только я себе не нагадала!

Лена(громко и распрямясь). Мой жених, Устя, не боится ничего на свете.

Лекарство подействовало. Илья поднимается, расправляя сильные свои плечи. В ту же минуту сюда деловито и безмолвно спускаются начальники: Похлёбкин, Травина, Дракин и ещё какие-то, видимо, из дальних, глухих деревень, мужики, из которых один время от времени произносит: «вот это в акурат будет», а другой — «присоединяюся». Все они кажутся выше обычного, потому что тени их достигают самых брёвен наката.

Травина(мельком, Илье и Усте). Закусили бы пока в дорогу. (Похлёбкину.) Кого же мы им третьего дадим? У Ефима нога распухла. Садитесь, товарищи. Надо, ещё Мамаева дождаться.

Похлёбкин. Может, Потапыча пока примем? (Копаясь в походной сумке, на которую сменил свой портфель.) Хлебанул, старый телятник. Как на дрожжах прискакал.

Дракин(неподкупно). Делом его проверить надоть.

Травина(одному из мужиков). Давай его пока сюда, до заседанья.

Мужик уходит. Устя, Илья и Лена едят кашу в стороне. Расстелив на столе обрывки карты, Похлёбкин знаком подзывает Илью; тот подходит с ложкой. Чертя ногтем по бумаге, Похлёбкин объясняет ему смысл предстоящей операции.

Похлёбкин. За главного пойдёшь. Видать, наступленье у них готовится. Всё под укрытием ночи поезда гонят. Ну, мы тоже не шапкой подпоясаны, в Европе живём. Значит, надо и встретить их (ударив на слове) могучим фейверком. Смотри сюда. Итак, что мы видим перед собою? Азаровскую пойму — вот что мы видим на данном участке. Это линия. И вот оно, то тихое местечко, где ты заляжешь... понятно? Перед мостом влево бродом берите, минирован. Здесь гнездо у них было, не напорись.