Избранное

— Я говорили стреляйт нет возможно, — ворчит он сквозь зубы. — Это есть факт.

Но в этот момент боцман, перегнувшись из бочки, зычно кричит:

— Выходит… Кит за кормой!

— Сами, сами малый, — просит Генри.

Он слился с пушкой. Судно еле ползет вперед. Не слышно даже стука машины.

В глубине появилось темно-коричневое пятно. Оно растет, приближается, двигаясь наперерез китобойцу. Вот-вот корабль врежется в него носом.

Выстрел! Резкий толчок. Свист пара, вырвавшийся из дыхала чудовища. И сразу второй взрыв, на этот раз приглушенный, неожиданно далекий. Это в теле кита разорвалась навинченная на гарпун граната.

Раненый кит задирает хвост и круто пикирует на дно. На поверхности воды остается только «блин».

— Сорвался?

Но капитан молча показывает на барабаны. Манильский канат сбегает с носа в мутную воду. Визжат блоки. Канат ослабевает и напрягается с чудовищной силой. Представьте удочку-мачту, двенадцатидюймовую лесу, крючок-гарпун длиной в полтора метра и отчаянно мечущуюся тушу весом тонн в пятьдесят. Иногда от обрыва каната не спасают даже мощные амортизаторы — пружины, прикрепленные к килю судна.

Уже выпущено почти полкилометра троса, а кит все еще сопротивляется, мечется, буксирует корабль. Наконец, рывки становятся все слабее и слабее.

— Умер, — говорит Зарва с облегчением и вытирает мокрый лоб. — Вот боров.

Кита поднимают на поверхность почти с километровой глубины. Теперь он лежит возле борта, показывая полосатое белое брюхо. Это матка. Из сосков струится и смешивается с водой молоко.

Кит, перевернутый на спину, совсем не похож на кита. Скорее это потерпевший аварию дирижабль, которого поддерживает на поверхности пароход. Вдоль всего брюха, точно гофрированный дюраль, тянутся ровные белые складки. Только на конце «дирижабля» вместо стабилизаторов огромный, удивительно симметричный рыбий хвост.

Мертвый кит тонет. Поэтому, притянув тушу к борту, ее под большим давлением накачивают воздухом. Затем кита конопатят, затыкая раны паклей и тряпками.

Китобоец возобновляет охоту. Убитого кита оставляют в воде, воткнув в него длинный бамбуковый шест с красным флажком.

…На рассвете, с трудом волоча три раздувшихся туши, «Трудфронт» возвращается в бухту.

Навстречу китобойцу плывут какие-то странные клубки, похожие на ржавые корабельные цепи. На цепях десятками сидят чайки. Это кишки и желудки — единственное, что остается от огромных зверей. Тянет запахом — сладковатым и приторным.

В глубине бухты, возле небольшого водопада, стоит длинный зеленый пароход. Это «Алеут» — база советской китобойной флотилии, а на языке моряков — просто «мама». Вокруг «Алеута» толпятся сопки, пестрые, как сороки. Их вершины в снегу, подножья закрыты кедровником и высокой травой.

Три близнеца-китобойца — «Авангард», «Энтузиаст» и «Трудфронт» — стоят возле «мамы», принимая уголь и воду. В бурой воде плавает суточная добыча флотилии — пять полосатых китов-финвалов и два кашалота.

Не так давно в этих водах охотилась концессионная компания. Концессионеры снимали только жир и усы, а кости и мясо выбрасывали за борт, заражая Камчатское побережье. Много крови хищникам испортил Александр Игнатьевич Дудкин, командовавший в те годы небольшим охранным судном. Охотясь за американскими и японскими браконьерами, отгоняя полупиратские шхуны от богатых лежбищ котиков и бобров, он не раз штрафовал и хищников-китобойцев.

Концессия была ликвидирована. Сегодня Александр Игнатьевич Дудкин — капитан-директор китобойной флотилии.

Впрочем, слово «кит, китовый» употребляют во флотилии редко. Есть более точные названия отдельных пород: финвалы, блювалы, калифорнийские, горбачи, сейвалы, бутыльносы, кашалоты, косатки.

Кит, убитый «Трудфронтом» вчера, — из породы финвалов. Его сразу подхватывают за хвост петлей и втаскивают на палубу через «слип» — широкое отверстие, прорезанное в корме «Алеута».

Теперь виден весь кит: крутые бока, постепенно переходящие в длинный хвостовой стебель, метровые плавники, усатая пасть, в которой может уместиться десяток матросов, крошечные глаза и мясистое дыхало, вырезанное в форме буквы «S».

Инженер Фонов измеряет кита рулеткой от хвоста до кончика рыла.

— Девятнадцать метров… Экземпляр рядовой…

Кит переходит в руки резчиков. Несколькими взмахами похожего на секиру флешерного ножа они отделяют голову от позвонков, подпарывают слои сала, и лебедка начинает сдирать с туши тяжелые скользкие полосы. Сало режут на весу, сбрасывая куски в люки варочных котлов, прорезанные по краям палубы.

Первого кита, убитого советской флотилией, разделывали трое суток. Сегодня туша в пятьдесят тонн исчезает за сорок пять минут. Виртуозы-резчики Соколов, Бабенко, Николаев, Затьковский, бригадир-орденоносец Пикула работают с быстротой и точностью хирургов.

Палуба «Алеута» похожа на фантастическую бойню, в которой лилипуты свежуют каких-то допотопных чудовищ. Лежат челюсти, величиной с ворота, хвостовой стебель, похожий на фюзеляж самолета, позвонки, толщиной с бочонок. Лебедка поднимает сердце кита — метровый мешок, наполненный черноватой кровью.

Ноги скользят по жирной палубе. Все время слышно либо шипение шлангов, либо звук паровых пил, разгрызающих исполинские кости.

Все здесь подавляет тяжестью. Пласты жира с одного финвала весят семь тонн, язык — полторы тонны, череп — две тонны, усы — полтонны.

Каждая туша стоит несколько десятков тысяч рублей. Жир финвалов идет на маргарин, выделку кожи; низшие сорта — на смазку машин и закалку стали. Мясо, напоминающее вкусом оленину, — на консервы. Плавники, хвосты — на клей. Китовый ус — для корсетов, матрацев, искусственных страусовых перьев, тонкие нити из расщепленного китового уса вплетаются в шелковые ткани, придавая им эластичность и прочность. Внутренности размалываются на тук, пористые кости служат отличными фильтрами.

Особенно ценится жир кашалотов. В голове этого зубастого чудовища содержится две тонны прозрачного спермацета, застывающего на воздухе причудливыми кристаллами. Жир этот идет в парфюмерию для выработки мазей и косметических кремов.

Ценность китов настолько велика, что во время войны 1914 года немецкие подводные лодки организовали специальную охоту за китобойными кораблями. Глицерин, выработанный из жира китов, шел на военные нужды.

…Не успел инженер Фонов перечислить и половины всех благ, которые получает человечество от китов, как площадка снова свободна.

От исполина, который вчера с такой силой буксировал наше суденышко, остались только усы, — широкие, голубовато-черные, с бахромой по краям.

Китобойцы выходили из бухты, покачиваясь на волне, точно утки, и капитаны, стоя на мостиках, перекликались между собой в рупоры.

1937

Бесстрашные воины

В сумерках, на берегу озера, группа летчиков ожидала товарища. Уже остыли моторы, техники успели залатать пулевые пробоины и заправить машины, а «ястребка» Андрющенко все еще не видно.

То был второй за день рейс истребителя. Час назад летчик снова улетел.

Андрющенко ждали к пятнадцати часам. Прошел вечер. Самолет не вернулся. К ночи ни у кого уже не оставалось сомнений, что Андрющенко сбит. Опытный летчик, он не мог заблудиться в эту светлую лунную ночь, летя знакомым маршрутом.