Избранное

«Гроза приблизилась мгновенно…»

Гроза приблизилась мгновенно Зарниц безмолвной перекличкой Над синью волн, над зыбью пены, Над нашей вечною привычкой Лишь видимому верить свято. Сперва — метнулась россыпь чаек, Потом, пред громовым раскатом, Над стоном белокрылых стаек Блеснула молния, ликуя, Как Божий меч пронзив туманы… Земные братья, как могу я Подозревающим обманы Мою бессонницу доверить, Где возникают в яром споре Миры, — которых не измерить, — Внезапно, как гроза над морем.

Из кабардинской поэзии

Алим Кешоков (р. 1914)

Всадник

(Легенда)

Старик, бородач рыжекудрый, Выводит табун дотемна. И нового каждое утро Седлает себе скакуна. Любуется он в одиночку Конями в их гордой красе, А дочкой, красавицей дочкой В селенье любуются все. К ней свататься ездят джигиты, Собой хороши и лихи. Но девушка смотрит сердито — Не по сердцу ей женихи. Однажды со всадником юным В горах повстречался старик. Откуда в сиянии лунном Тот лесом летит напрямик? — Куда тебя прыть молодая Несет под полночной луной?.. Смеется джигит: — Никогда я Не езжу дорогой дневной! — Безумец, коль веришь в удачу, Посватай-ка дочку мою! Добьешься согласья — в придачу Любого коня отдаю! — Чужих скакунов не седлали. Дареных не держим коней. А дочка твоя… — не она ли Под черною буркой моей!..

Фаусат Балкарова (р. 1926)

«Погляжу на горы — горы будто рядом…»

Погляжу на горы — горы будто рядом, Дальнюю дорогу пробегаю взглядом. Ты со мной, но к сердцу твоему дорога Дальше, чем к подножью горного отрога.

Моим друзьям

Я без вас как будто без наперстка Голыми руками шью чувяки, Я без вас, как в старой сакле горской, Без огня читаю в полумраке. Семена моих надежд не вы ли Сберегли заботою живою И для всходов затаенных были Светом солнца, влагой дождевою. И едва посевом стали зерна, Зеленея, зашумели всходы, Вы, друзья, и строго и упорно Охраняли их от непогоды! Вы нужны мне, как долине речка, Дороги мне, как зеница ока. Коль у вас в сердцах мне есть местечко, Предо мной весь мир открыт широко.

Зарубежная поэзия

Из болгарской поэзии

Пенчо Славейков (1866–1912)

«Тихими слезами плачет ночь…»

Тихими слезами плачет ночь, с горьким горем свыкнуться невмочь, — белый день о ней не вспоминает, белый день о ночи знать не знает, знать не хочет — отчего она вечною тоской омрачена. А когда заря заблещет снова, — сколько в травах бисера ночного, слез ночных, и в каждую росинку, в каждую горючую слезинку поглядится день с улыбкой ясной и пройдет — беспечный, безучастный…

«Желтые, сухие листья…»

Желтые, сухие листья сбросил наземь вихрь осенний. По сухой листве брожу средь лесов, лишенных тени. Шепот облетевших листьев средь лесов, лишенных тени, я пойму, когда меня сбросит наземь вихрь осенний.

«И во сне и наяву…»

И во сне и наяву ты манишь меня — как чарующая ночь, как сиянье дня. Я о ночи грежу днем, мучусь наяву, а в ночи — лучистый день я сквозь сон зову.

Пейо Яворов (1878–1914)

Осенние мотивы

I

Холодный ветер мчался в гневе, качал и гнул деревья, сухие листья сбросил с веток и расшвырял их напоследок. Холодный ветер гнул деревья, гнал листья в даль кочевья. В нагих ветвях, в тоске глубокой стволы чернеют одиноко…

II

Днем — туман, как привиденье. Ночь нисходит тьмой густой. Тучи тащатся, как тени, поднебесной высотой. Всей природой дух мертвящий завладел как немота. В сердце холод леденящий, безнадежность, пустота…

III

Рвался ветер листья выместь и расчистить небосвод, обнажив необозримость темно-голубых высот. Звезды скорбно вниз глядели, землю опознать страшась: на ее продрогшем теле нищенских лохмотьев грязь.

IV

Немая полночь тьмы темней — ни проблеска, ни звука в ней, и небо где-то близко-близко к земле спустилось низко-низко. Пугает душу тишина, плутает мысль, ослеплена… Хотя бы луч звезды единой, хотя бы хриплый крик совиный!

V

Кружился ветер что есть силы, метель немолчно голосила, звуча иначе каждый миг: то забормочет, утешая, то захохочет, угрожая, швыряя в небо гневный крик. Нет, не буран в смятенье диком так надрывает горло криком! Ночная плачущая жуть мне чудится людским рыданьем, — весь мир, истерзанный страданьем, взывает, напрягая грудь.

Ты не виновна

Я из иных миров… Нет, не виновна ты, дитя тщеты земной, земной слепой мечты, — ты не виновна в том, что мне потребен был не чад страстей, а дух, прозрачный, как берилл. Я от тебя хотел, чтоб зеркалом ты стала всех тайн души моей, всех одиноких дней, и облик даровала, и жизнь наколдовала мечтаниям моим, из бронзы отлитым. Нет, не виновна ты, — я из иных миров; не внидет чад земной в мой поднебесный кров. Что можешь сделать ты для снежных снов моих, для одиноких дум, для бдений ледяных! Что можешь ты, не став той арфой яснозвучной, рыдающей в тиши о таинствах души, — той арфой яснозвучной, с душою неразлучной, ловящей каждый звук и радостей и мук.

Николай Лилиев (1885–1960)

«Тихим весенним дождем…»

Тихим весенним дождем кровля моя зазвенела. С тихим весенним дождем столько надежд засветлело! С тихим весенним дождем тихо земля оживает, с тихим весенним дождем сказке весенней внимает. С тихим весенним дождем радость блеснула несмело; с тихим весенним дождем столько мечтаний истлело!

«Воспоминания…»

Воспоминания птицей ночной в темном безвестье кр'yжат за гранью жизни земной. Грустная песня тенью метнется; осенью сирой вспыхнет, воскреснет — и вновь оборвется. Скорбная лира — стон мой ночной — изгнан из мира, не отзовется в жизни земной.

Атанас Далчев (1904–1978)