Избранные детективы и триллеры. Компиляция. Книги 1-22

— Она давно живет в Москве. И вполне возможно, что вы с ней встречались. Мир страшно тесен, и с возрастом в этом все больше убеждаешься. Только других фотографий у меня нет. Даже младенческих. Эта — единственная.

— Странно. Вы ведь собираете фотографии… Столько чужих снимков…

— Регина сразу уничтожала свои снимки. А потом уничтожила и свое лицо, — последняя фраза прозвучала громко, несколько раздраженно. Лена уже чувствовала, что старушке неприятен разговор о дочери, но надо было довести его до конца. Не было другого выхода.

— Уничтожила свое лицо? — тихо переспросила она.

— Возьмите там, на полке, стопку журналов. Быстро перебрав несколько известных изданий в ярких глянцевых обложках, она молча протянула Лене развернутый журнал — тот самый, который совсем недавно показывал ей Гоша Галицын. С разворота лучезарно улыбалась «сладкая парочка», суперпродюсер Вениамин Волков и его красавица жена, Регина Градская.

— Моя дочь сделала себе целую серию пластических операций в швейцарской клинике, — сказала Валентина Юрьевна, — она всю жизнь страдала из-за своей внешности.

Глава 34

— Мистер Баррон, я обязан сообщить вам, что женщина, пригласившая вас в гости, опасная преступница, — произношение у шофера Саши было неважным, но говорил он по-английски четко и грамотно, без ошибок.

Майкл вытаращил глаза и открыл рот.

— Есть старый анекдот, — продолжал Саша. — В богатой английской семье рос мальчик, который до пяти лет не разговаривал. Родители страшно переживали, показывали ребенка разным врачам, но все бесполезно. И вот однажды за обедом мальчик отставил тарелку и внятно произнес: «Бифштекс пережарен». — «Джонни, милый! — закричали родители, оправившись от шока. — Почему же ты раньше молчал?» — «Раньше все было в порядке», — ответил Джонни. Так вот, мистер Баррон, раньше все было в порядке, и я молчал.

— А что случилось теперь? — спросил Майкл, судорожно сглотнув. — Ведь мы с вами не за обеденным столом, и нет никакого бифштекса. Я пытаюсь шутить, но на самом деле мне не до шуток. Объясните, Саша, в чем дело и кто вы такой.

— Я старший лейтенант Федеральной службы безопасности, моя фамилия Волковец.

— То есть вы из КГБ? Вы что, принимаете меня за американского шпиона?

— Я понимаю, одно только сочетание этих букв вызывает у вас отвращение. Но, если кто и принимает вас за шпиона, то уж, во всяком случае, не наш департамент.

— Саша, вы не могли бы изъясняться конкретней?

— Мистер Баррон, вы хорошо знаете классическую русскую литературу?

— О Господи, Саша, я же просил — конкретней, пожалуйста! — простонал Майкл.

— Помните пьесу Гоголя «Ревизор»? Вот вас тоже приняли за кого-то другого. Местная мафия следит за вами очень пристально. И это становится опасным. Думаю, вам следует сегодня же отправиться в Москву.

— Как в Москву? Но я еще не был в Ханты-Мансийске и в окрестных деревнях… Я не сделал и половины из того, что хотел… Зачем в Москву? А Лена?

— Она тоже улетит. Сейчас мы вместе зайдем в ваш номер, Вы соберете вещи. Только очень быстро. Потом мы отправимся в Тюмень, сразу в аэропорт. Есть ночной рейс, и этим рейсом вы улетите.

— Один?

— Почему один? Вместе с Леной.

— Если я не соглашусь?

— А вы уже согласились, — усмехнулся Саша, — вы ведь разумный человек и не захотите рисковать жизнью.

— Хорошо, — вздохнул Майкл, — вы правы. Я не хочу рисковать жизнью. Но у меня одно условие. Без Лены я не полечу.

* * *

Николай Иевлев увидел, как отъехал «москвичек» Саши Волковца и как следом двинулся темно-лиловый «жигуль».

— Ничего, — мысленно обратился майор к четырем амбалам в «Жигулях», — ничего, «братки» — говнюки, вас сейчас подрежут на перекрестке, ох хорошо подрежут. Жалко, не под корешок.

Давно стемнело. В мрачном пятиэтажном здании Дома ветеранов горело только несколько окон. Бледно-желтые световые блики причудливо шевелились, падая на черную стену заснеженной тайги.

Тайга подходила совсем близко, но наблюдали за домом не оттуда. Полянскую должны были ждать где-то здесь, в высоком, густом кустарнике, разросшемся вдоль главной аллеи. И ее ждали. Когда затих звук мотора отъехавшего темно-лилового «жигуля», Иевлев уловил какой-то вкрадчивый шорох, черная масса кустарника шевельнулась.

Он взглянул на светящийся циферблат. Через десять минут Полянская выйдет из здания и пойдет по этой аллее, вдоль черных кустов. Возможно, они не станут нападать сразу, а поведут ее еще немного. Но не исключен и другой вариант. На их месте он бы давно потерял терпение.

Иевлев знал, что сейчас в ста метрах отсюда должен остановиться военный «газик», и прислушивался к гулу редких машин, проезжавших по шоссе. Группа захвата, пять человек из местного ФСБ, будет готова в любой момент вступить в игру. Малейший шум, а тем более выстрел, станет автоматическим сигналом для них.

Старые кожаные ботинки промокли насквозь, пропитались талым снегом, и холод шел от ног по всему телу. Иевлеву ужасно хотелось курить и чай хотелось горячего. Он думал о том, что захваченные «языки» все равно будут молчать и хозяина своего не заложат ни за какие коврижки. Жизнь дороже любых коврижек.

Так будет всегда. Шавки и «шестерки» будут молчать и париться в зонах по всей стране. А хозяева будут посылать в зону индивидуальный «грев» с барского плеча, строчить душевные «малявы» честным арестантам и править единовластно своими вотчинами, кусками огромной страны, с ее тайгой, с ее золотом, нефтью, маковыми и конопляными полями, с ее бандитами и проститутками, народными артистами и членами правительства. Так будет всегда. Ничего не изменится от того, что он, майор Иевлев, сидит сейчас, промокший и продрогший насквозь, в заснеженных кустах на окраине старинного сибирского города, сидит и ждет — то ли шальной пули, то ли воспаления легких. Даже если развяжутся языки тех, кто прячется сейчас напротив и тоже ждет, все равно ничего не изменится…

«Вот выпил бы я горячего чайку, и не было бы у меня таких мрачных ненужных мыслей», — вздохнул про себя Иевлев. И тут же тихо и быстро расстегнул кобуру.

Из кустов напротив послышался слабый свист. Вдали на шоссе тихонько зарычал двигатель «газика». Какая-то длинная тень метнулась в бледном фонарном луче. Огромная туша бесшумно обрушилась на майора сзади, повалила в рыхлый снег. Кустарник сухо и пронзительно затрещал. Иевлев успел заученным приемом перехватить запястье противника левой рукой, а правая рука уже щелкнула предохранителем, но тут бабахнул оглушительный взрыв. В ста метрах, на шоссе, что-то вспыхнуло, выхватив на миг из темноты клок тайги, низкое небо над соснами, угол кирпичного пятиэтажного дома.