"Избранные историко-биографические романы". Компиляция. Книги 1-10
Шрифт:
Без мысли, без чувства я направлялась туда, куда так не хотела идти, не забывая приказывать ногам идти, — и шла.
— Стой, кто идет! — раздался резкий оклик: наверное, греческий часовой.
Я безучастно обернулась: сейчас я сдамся ему.
Меня больно схватили за руку. И пусть, какая разница. Мне все равно, что со мной сделают, как будут обращаться, даже если будут бить и пытать. Скоро всему наступит конец. Мне в лицо сунули факел, я зажмурилась и отвернулась.
— Боги всемогущие! — воскликнул человек.
Да, это я, Елена. Схватите
— Елена! Что ты здесь делаешь? — Передо мной выросло изумленное лицо Антимаха.
Увидев его, я отпрянула назад.
— Хочешь предать нас? — крикнул он. — Торопишься к грекам?
Он впивался мне в руку все сильнее.
— Нет, неправда!
— Я же не слепой! Вон веревка. На тебе специальная одежда. — Он покосился на мои шаровары. — Ты готовилась к побегу. Ты бежала из города.
— Я хотела пожертвовать собой ради Трои, — подняла я голову. — Другого способа прекратить войну не существует. Если я вернусь, у греков не будет причины продолжать ее.
— Ты глупая девчонка! — крикнул он, и я испугалась, что он сломает мне руку. — Они здесь не из-за тебя!
— Даже если это так, то поводом-то стала я. Я хотела лишить их этого повода.
— Ты согласна вернуться к Менелаю, снова лечь в его постель?
— Нет. Я собиралась покончить с собой, прежде чем это произойдет.
— Кто знает о твоем плане? — недоверчиво спросил Антимах.
— Никто. Ни одна душа.
— Ты никому не говорила? Не верю, что женщина способна в одиночку осуществить такое.
— Верить или нет — твое дело. Но это правда.
— Значит, о твоем побеге никто, кроме нас с тобой, не знает?
— Никто.
— Так вот, сейчас, моя госпожа, ты вернешься в город и ляжешь в мужнину постель. И никто ни о чем не должен узнать.
— Нужно же положить конец войне! — воскликнула я. — Только я могу остановить ее!
— Слишком поздно, — ответил Антимах. — Остановить войну уже не в человеческих силах.
Антимах провел меня обратно в город через маленькие воротца у основания северо-восточной башни. Он приказал накрыть голову и лицо плащом, чтобы стражники не узнали меня, а сам обнял так, словно я была проститутка. Сделал он это не без удовольствия, заметила я. Город по-прежнему крепко спал. Антимах проводил меня до самого дворца, который находился совсем недалеко, и на прощание прошептал:
— Помни, никому ни слова!
У меня не было выбора. Пришлось подчиниться ему. Но я высоко держала голову, всем видом показывая: если бы не он, я довела бы свой план до конца.
Я поднялась по лестнице в нашу спальню. Парис спал, голая рука свесилась на пол, лицо повернуто к стене. Точно в такой позе я оставила его. Я почувствовала себя как солдат, который не чаял вернуться живым с войны, но чудом уцелел. Теперь, как сказал Антимах, война будет катиться своим чередом, и не в моих
силах остановить ее.Я наклонилась, чтобы снять шаровары, и тут Парис вдруг сел на постели и посмотрел на меня. Я замерла на месте и старалась не дышать в надежде, что он не проснулся толком, снова заснет и утром ничего не вспомнит. Но нет, он воскликнул:
— Что ты делаешь?
Я ничего не ответила, тогда он потянулся к медному колокольчику, чтобы позвать стражника. Я бросилась к нему и выхватила колокольчик. Он откинулся на подушки и кричал, вцепившись в шаровары:
— Елена! Елена!
Я зажала ему рот руками и просила:
— Тише, тише!
Нужно было рассказать ему безобидную историю, чтобы объяснить свое поведение, но воображение отказывалось служить. Я устала от длительного притворства, и моя изобретательность истощилась. Придется рассказать ему правду.
— Почему ты надела мои шаровары? — шепотом спросил Парис, когда я отвела руку от его губ.
— Я хотела бежать.
— Бежать? — закричал он в голос, чего я и опасалась.
— Да. Я решила, что нет другого способа прекратить войну и избежать новых смертей, как только мне вернуться к грекам.
Я наклонилась назад, мои колени дрожали. Говорить ему, что я собиралась пожертвовать своей жизнью, необязательно.
— А как же я? Обо мне ты не подумала? Ты же знаешь, я не могу жить без тебя. — Он сжал меня в объятиях, я перестала дрожать. Он притянул меня к груди. — Неужели ты смогла бы бросить меня?
— Это было труднее всего. У меня едва хватило мужества, — пробормотала я.
— Это не мужество, это жестокость!
— Мне пришлось быть жестокой по отношению к нам с тобой, чтобы другие перестали страдать.
— И все же ты здесь. Ты не ушла. Отчего?
Я чувствовала: он хочет услышать, что я отказалась от своего плана сама, а не была остановлена.
— Меня задержал Антимах. Этот человек, похоже, никогда не спит. Он дежурил у основания крепости, с северной стороны.
— Как? Ты действительно выбралась из города? — простонал Парис.
— Да.
— Ты предала меня. Ты бросила меня. Даже не попрощалась. Думаешь, я прощу тебя?
— Нет, не думаю. Я понимаю, за все надо платить.
— Тебе, похоже, это доставляет удовольствие! Так же, как бросать мужей ночью! Ты сбежала от меня, как от Менелая. Я больше никогда не смогу верить тебе.
— Что ж, поделом мне.
Я не винила его. Я понимала его чувства. И сама на его месте чувствовала бы то же самое.
Он встал, взял одеяло.
— Я не могу спать в одной постели с тобой, — прошептал он и стал спускаться по лестнице, оставив меня одну в темноте прислушиваться, как затихают его шаги в коридоре.
Измученная, я легла в постель и пролежала неподвижно, пока не наступило утро. Перед побегом я примирилась с потерей Трои, и все же я была рада встретить утро в своей спальне, а не в шатре Менелая. И еще была рада, что могу дышать, не считая, сколько вздохов осталось.