"Избранные историко-биографические романы". Компиляция. Книги 1-10
Шрифт:
– Звучит жутко, но наши потери равны, – напомнил я Тигеллину. – Они потеряли семьдесят тысяч, мы потеряли столько же. И теперь, оплакав своих, мы должны научиться жить вместе.
– Вот еще! Злобная собака слов не понимает, для нее только палка годится. Сломи ее дух, и она больше никогда не нападет.
– Люди – не животные. Они строят планы и, в отличие от собаки, если сами не смогут отомстить, вырастят поколение мстителей из своих детей.
Тигеллин пожал плечами. Суровый тренер лошадей смотрел на жизнь просто. Но я решил: если Паулин не изменит курс, каким бы героем он ни был, я отзову его и пришлю на его место замену. Восстание Боудикки должно стать последним в Британии.
Другими словами,
Римляне праздновали победу в далекой провинции. На стенах появились возвещающие о нашем триумфе надписи, а близость поражения только усиливала всеобщее ликование. Где бы я ни появился, меня повсюду встречали криками «Приветствуем императора, нашего победоносного главнокомандующего!», и, не стану лукавить, я испытывал наслаждение, слыша их. В такие моменты я понимал, что чувствует вернувшийся с победой генерал-завоеватель.
Но устраивать триумф я не планировал. Последним был триумф Клавдия, а тридцатью годами раньше – триумф Германика. Удержание Британии в качестве провинции было жизненно важным, но я не считал, что оно стоит триумфа. Возможно, когда-нибудь я проеду по улицам города на колеснице Августа и даже посмотрю свысока на то место, где еще мальчишкой стоял и глядел на проезжавшего мимо Клавдия, но этот триумф будет устроен в честь другого события. Сначала я должен ступить на завоеванные мной земли.
И снова настал октябрь – шестая годовщина моего восшествия на престол. Пришло время начать задуманное внедрение Греции в Рим. В честь этой даты я анонсировал празднества, устроенные по подобию Дельфийских и Олимпийских игр. Называться они должны были нерониями, а проводить их следовало раз в пять лет.
Бурр и Сенека, по обыкновению, были не особо довольны, но большинство – и даже сенат – приняли мою идею с энтузиазмом. Празднества по моей задумке делились на три части – атлетические состязания, состязания в искусстве и конные состязания. Атлетические состязания – это бег, прыжки, борьба и гимнастика. Состязания в искусстве – музыка, ораторское искусство и поэзия. Конные состязания – гонки на колесницах, бигах, квадригах и сейугах [448] .
448
Сейуга – колесница, запряженная шестеркой лошадей.
Судей выбирали по жребию среди бывших консулов. Я выступал в роли наблюдателя. Приходить на игры следовало в греческих туниках. Я решил, что хватит уже римлянам носить тяжелые, как оковы, тоги. Легкие туники должны были сменить римские одежды с полосами, которые указывали на ранг или принадлежность к какому бы то ни было классу. Для себя я выбрал льняную тунику цвета морской волны, максимально отличного от императорского пурпурного.
На атлетические состязания я пригласил своего старого тренера Аполлония. Мы не виделись уже очень много лет, и я порадовался, что мое приглашение нашло адресата, и еще больше – увидев, что он вполне здоров и в хорошей физической форме. Когда Аполлоний появился, я сидел в одном ряду с сенаторами. Я помахал ему, приглашая устроиться рядом. Как же хорошо было снова его увидеть. Да, годы отразились на его лице, но стариком его точно нельзя было назвать.
– Маленький Марк, – улыбнулся Аполлоний, – как же ты изменился!
– А ты все такой же. – Я показал на приготовленное для него место. – Присаживайся.
– Ты умудрился
меня провести, а меня не так легко одурачить, – покачал головой Аполлоний. – Подумать только, мой ученик – император!– Но я не предал тебя, я был предан атлетике и предан ей по сию пору.
– Вот только пора, когда ты состязался, осталась в прошлом, – заметил Аполлоний.
– Тут я не уверен. Трудно просто наблюдать за тем, к чему у тебя лежит сердце, и не участвовать.
– Это в прошлом, иначе и быть не может, – сказал Аполлоний. – Никто не выйдет победителем в состязании с императором.
– Тогда, вероятно, придется спрятаться под маской кого-то еще, – предположил я.
– Это не поможет, нет такой маски, которую нельзя сорвать. Никто не осмелится состязаться с цезарем. Так что ты обречен никогда не узнать в честном состязании, чего стоишь.
Беспощадные, но правдивые слова. Аполлоний всегда был таким, и годы его не изменили.
– Честен, как обычно, – сказал я. – Но знай: маленький Марк, которого ты тренировал, не был императором, и только ты дарил ему моменты осознания, что такое счастье. Я никогда об этом не забуду.
– Ты был моим лучшим учеником. И как ты сам сказал, я честен и сейчас скажу правду: мне было жаль, когда ты ушел, но я понял, почему так случилось.
Я словно на несколько мгновений вернулся в ту пору моего детства, когда царящий вокруг мрак освещали только встречи с Криспом и Аполлонием.
– Тебе нравится быть императором? – вдруг спросил старый тренер.
На очень странный вопрос последовал вполне очевидный ответ:
– Да. Конечно нравится.
Начинались состязания по гимнастике. Весталки заняли свои места в первом ряду – я пригласил их в память о жрицах Деметры, которым позволялось присутствовать на Олимпийских играх.
– Думаю, это жестоко… – шепнул мне Аполлоний, – жестоко заставлять девственниц часами смотреть на блестящие от масел мускулистые мужские тела.
– Предполагается, что они выше подобных соблазнов, – сказал я.
– Возможно, ты все еще, пусть совсем чуть-чуть, наивен, – рассмеялся Аполлоний.
Мой особый интерес вызвал поединок двух равных по силе борцов.
– Это будет чистая победа, – предсказал Аполлоний, имея в виду схватку без бросков, когда песок не прилипает к спортсменам.
Я вскочил со своего места и подошел к краю ринга, чтобы увидеть все вблизи. Я стоял за границей круга, но ощущение было такое, будто сам участвую в поединке.
– Уверен, ты их отвлекал, – уже позже сказал мне Аполлоний. – Но я видел, как тебе хотелось оказаться на месте кого-то из них.
Да, он хорошо меня знал и понимал, что оставаться лишь зрителем было для меня сродни пытке. Я кивнул и с того момента наблюдал за состязаниями только с трибун. Но мне нравилось сидеть среди публики. Я с удовольствием огляделся по сторонам – меня окружали сотни людей в греческих одеждах, и при желании можно было представить, будто я в Греции.
Я верил, что когда-нибудь обязательно там побываю, но до той поры приходилось довольствоваться своим воображением. В душе я особенно гордился тем, что создал такое событие и сумел перенести игры с их родины в Рим.
Гонки на колесницах пользовались огромным успехом. Особенно популярны были гонки квадриг. Здесь победу одержала команда из Сицилии. Их колесничий правил так, будто стал одним целым с лошадьми. Я с огромным удовольствием водрузил венок победителя на его голову.
Сейуги двигались медленнее, но, чтобы править шестью лошадьми, требовалась недюжинная сила, а еще – ловкость и умение точно координировать движения. Широкие сейуги занимали больше места на треке, и, соответственно, участников заезда было меньше, а самих заездов прибавилось. С бигами, самыми быстрыми из колесниц, все было наоборот.