Избранные киносценарии 1949—1950 гг.
Шрифт:
Но Кресс не ответил. Он напряженно прислушивался.
— Что там? — спросил Зиберт.
— На лестнице у наших дверей кто-то остановился.
Карл начал натягивать белый халат и снова прислушался.
— Нет, пошел выше.
— Ты основательно истрепал себе нервы, Карл, — сказал Зиберт.
— Нет, я сравнительно спокоен, когда ты не у меня.
— Ладно! — Зиберт усмехнулся. — Адрес твоей квартиры знают только четыре человека… Читай листовку.
Из биксы, в которой кипятят инструменты, Кресс достал тонкую полоску бумажки и начал читать.
— «Немецкие матери и жены! — голос
Марта стоит на лестничной площадке седьмого этажа. На двери табличка: «Пансион для холостых фрау Лене Книпфер».
Марта медленно поднимает руку и нажимает кнопку звонка.
Дверь открывает сама фрау Лене. Ее оторвали от многочисленных обязанностей хозяйки пансиона. Фрау Лене не любит, когда ей мешают. Все в ее круглой бесформенной фигуре выражает недовольство. Недоброжелательным взглядом она осматривает Марту с головы до ног.
— Господин Курт Юниус? — спрашивает Марта.
— Дома! — отрывисто говорит фрау Лене. Выражение ее лица совсем неприветливое. — Но, моя милая, у меня правило: барышни к моим жильцам не ходят!
— Я двоюродная сестра господина Курта, — спокойно говорит Марта.
Фрау Лене выслушивает это с крайне недоверчивым видом, но тем не менее кричит:
— Господин Курт! К вам гости!
Не дождавшись появления Курта, она уходит на кухню и бормочет, не заботясь о том, что каждое слово ясно доносится в прихожую:
— Ко всем ходят только двоюродные сестры! Ни разу не пришла родная!
Дементьев появляется в одной из трех дверей, выходящих в коридор.
Его широкое лицо могло показаться слишком русским, но гладко прилизанные волосы и манера держаться разрушали это впечатление.
В пансионе фрау Лене Дементьев сомнений не вызывал ни у кого. Курт Юниус, скромный майор «люфтваффе», после ранения догонял свою часть, перебазированную с Западного фронта на Восточный.
Подполковник советской разведки Алексей Дементьев в первый раз столкнулся с врагом давно. С тех пор прошло много лет. Борьба, требующая напряжения всех сил ума, нервов, наложила неизгладимый отпечаток на характер. Нужно очень верить в дело, которое защищаешь, чтобы сохранить душевное равновесие, живя в логове врага, находясь всегда на краю смерти.
Когда Дементьев увидел Марту, глаза его изменили выражение только на одно мгновение.
— Марта, вот сюрприз!
Он приглашает Марту в комнату. Она входит и инстинктивным движением хочет прикрыть за собой дверь. Но Дементьев удерживает ее руку и распахивает дверь еще шире.
Они слышат, как фрау Лене шмыгает по квартире. Открытая дверь не позволяет ей подойти близко, да и, кроме того, успокаивает всегда настороженную бдительность «хозяйки пансиона для холостых».
— Вы с ума сошли! — Дементьев говорил не шопотом, не скороговоркой, а тем тихим, неразборчивым говорком, который труднее всего услышать.
— У меня не было другого выхода.
— Притти ко мне! Теперь!
— Мое сообщение вы получили бы только завтра! — Марта пристально смотрела на Дементьева. — А сегодня в этом доме будет гестапо.
Дементьев
нахмурился:— Тем более, какое имели вы право приходить, если меня нащупали…
— Нащупали не вас. Этажом ниже явочная квартира немецких коммунистов. Но гестапо, как всегда, перетрясет весь дом.
— Понимаю. Наружного наблюдения за домом нет?
Марта покачала головой:
— Нет! Боятся спугнуть. Полагаются на опытного провокатора.
— Так, надо уходить. — Договаривая последние слова, Дементьев снял с вешалки китель. В коридоре послышались шаги фрау Лене.
— Значит, дома все благополучно? — громко сказал Дементьев. — Я очень рад, а отец?
— Отец, как всегда, нездоров, — Марта слегка сюсюкала. — А мама ничего…
Фрау Лене остановилась около дверей комнаты майора Курта Юниуса и послушала: в конце концов все прилично. Она постучала и, не дождавшись ответа, вошла в комнату.
— Ах, извините, господин Курт, — фрау Лене старалась быть любезной. — Мне пора в магазин. В пансионе никого нет. Если будут звонить, откройте, пожалуйста, дверь.
— Разумеется! Разумеется, фрау Лене!
— Благодарю вас, благодарю. — Фрау Лене бросила благосклонный взгляд на Марту и вышла из комнаты.
Несколько секунд, пока слышны были в коридоре ее грузные шаги, царило напряженное молчание. Дементьев и Марта прислушивались. Хлопнула входная дверь. Быстрым внезапным движением Марта подалась вперед и прижалась головой к груди Дементьева. Дементьев обнял ее. Марта подняла лицо. Слезы стояли у нее в глазах: так долго она лишена была дружеского участия, не видела ни одного близкого лица.
— Вы были в Москве, Алексей Николаевич? — тихо спросила Марта.
— Был, — ответил Дементьев.
Трудно было сейчас узнать Марту. Все в ней стало другим. Даже жесты не напоминали о холодном, сдержанном равнодушии, с которым она двигалась по особняку Ванзее. Даже черты лица казались другими. Нос был какой-то более курносый, а уголки губ подняты кверху. Ничто не напоминало о презрительной маске, которую она носила все время.
— Ну, что мой Борька? Только правду, Алексей Николаевич!
— В порядке, в порядке… — Дементьев улыбнулся. — Здоров, перешел в пятый класс, хулиганит, девчонок за косички дергает. Просится воевать…
— Перешел в пятый класс! — Марта сжала руками щеки. — В пятый класс… Совсем большой.
— Бабушка тоже здорова, — Дементьев старался подчеркнуто спокойным голосом помочь Марте. — Ухаживает за Борькой отлично. В этом можете не сомневаться. Я ей звонил из Москвы.
— Спасибо, Алексей Николаевич. — Глаза Марты так сияли, что у Дементьева нехватило духу остановить ее. — Ну, что наши? Как Кузнецов? Как Петр Иванович?
— Петр Иванович вернулся. Побывал у чорта в зубах и вернулся, а вот Коля, — Дементьев сделал маленькую паузу, но лгать не хотелось, — Коля погиб…
Оба помолчали.
— Маша… — Дементьев посмотрел на часы.
— На фронте лучше, Алексей Николаевич. Там даже умираешь среди своих. Я часто мечтаю о фронте.
— Тяжело, Машенька. Я знаю. — Лицо Дементьева было грустно, но голос звучал твердо. — Что поделаешь? Таковы условия нашей работы. Нам поручено жить и работать среди врагов, и мы должны жить среди врагов и улыбаться им…