Избранные проекты мира: строительство руин. Руководство для чайников. Книга 3

Поплескав в воде щеткой, он какое-то время смотрел на поверхность воды, на которой отражались крупные звезды, ожидая, не появится ли что-нибудь, но ничего не появлялось. Потом ополоснул руки и, отряхивая капли, поднялся. Засунув в рот конец зубной щетки, он постоял, задрав подбородок и подробно изучая звезды над головой, медленно вытирая ладони переброшенным через плечо полотенцем. Затем пошел выбираться наверх, ища в темноте, куда ставить ногу и все равно путаясь в траве. Было так темно, что он с трудом находил дорогу, оскальзываясь, чертыхаясь и не в силах оторвать глаз от вида звездного неба. Он никак не мог угадать расположение созвездий. Впереди ждал долгий крепкий сон, который бывает только на природе.

Звезды со скукой мерцали, предвещая близкое утро. Хиератта подумал, что если здесь заблудиться, то этот вид над головой ничем не поможет. Он реально не видел в них что-то, что бы напоминало путь домой. Кусок старой вытертой на углах карты в этих предгорьях лучше было не терять.

Обойдя технику, он собрался подняться в кабину, но не закончил движение.

В паре десятков шагов за дальним концом полуприцепа, едва различимый в почти абсолютной темноте, кто-то сидел. Он мог бы поклясться, что больше всего очертания профиля напоминали не то вырванное из земли что-то, сидящее на корточках, не то крепко задумавшуюся бабку. Свесив с колен чудовищные несоизмеримо длинные конечности, сидевшая фигура словно не могла оторвать взор от того, что находилось в непосредственной близости прямо под ней, погрузившись в мысли. На деле видно там не было ничего. Хиератта и раньше удивлялся, насколько сила воображения могла дорисовывать детали, когда не могло опереться на факты. Выглядело так, словно сидевший отрешенно пялился во что-то, видимое лишь ему. Только почему-то объектом своего отстраненного внимания выбрав дальний мост прицепа. Воображение уверенной рукой мастера принялось дорисовывать все новые и новые подробности, не на шутку расходясь и теряя чувство меры. Оно и раньше умело создавать проблемы, но сейчас от его игр делалось не по себе. По спине от затылка до поясницы против воли полз холодный озноб.

Взяв себя в руки, Хиератта сделал несколько шагов в сторону обрыва, и рельеф очертаний тут же распался на пятна травы и края обрыва.

Над ухом с неторопливым нудным зудением прошел комар. Это зудение обещало на завтра тепло и солнце. В остальном в лесу было тихо. Покачав головой, Хиератта открыл дверцу, забрался в теплое уютное нутро кабины и изнутри запер обе двери.

3

Заглушив двигатель, переведя рычаг передач в положение первой скорости, вынув ключи из замка зажигания и забрав рюкзак, Хиератта выбрался из кабины и спустился на замерзший грунт. Над черным лесом висела синяя луна. Она почти не отличалась от той, что он видел над другим горизонтом и совсем другим лесом. Дальше лежал Дикий Мир. Горизонт уходил резко на подъем, туда, где начинались настоящие горы и куда предстояло добраться еще засветло. Но Хиератта решил эту ночь провести под крышей. Груз никуда не уйдет. Он всегда делал так на особо сложных участках перехода. Хороший отдых сам по себе давал преимущество перед обстоятельствами, которые смущали других. Весь карго состоял из бревен, здесь их обычно не крали, и Хиератта остановился у стабулария, чтобы размять ноги и неимоверно затекшую задницу. Было самое начало полуночи.

Стабуларий «Гарцующий Гоблин», как его обозвавли пришельцы, последний на Периферии и единственный в Дырявых Горах оплот гуманизма, славился здоровой домашней пищей и находился настолько далеко от света цивилизации, что в нем даже громко смеялись. Все слышали о недавно официально введенном запрете аплодировать в публичных местах, и потому хлопали тут особенно охотно. Хиератта делал уже здесь один раз остановку, его накормили так вкусно, что он решил останавливаться здесь регулярно. Обычно он не ел ничего, что не готовил своими руками, но для местного хозяина сделал исключение. Тот так следил за чистотой тарелок и качеством местной воды, что в конце концов получил себе на входные двери зеленый лист папоротника, местный символ экологического благополучия. Теперь это была редкость. Снег под подошвами мокасин весело скрипел, из низких плотно задвинутых хмурых окошек не сочилась даже капля света. Мрачные углы и крыши строений высились дальше, словно мертвый фон декораций. Было непонятно, то ли там никто больше не жил, то ли все уже спали.

На дверях висело объявление, в котором в раздраженных тонах предлагалось не беспокоить полы заведения своими альпинистскими ботинками. Хиератта толкнул тяжелую дверь и понял, что уйти отсюда удастся не скоро. В нос ударил крепкий запах чесночных блюд с мясом, грибами и чем-то еще, возбужденные лица что-то разглядывали на голом деревянном полу. Один чертил ножом, все ждали, кто-то кашлял, здесь открыто смеялись, держа крепкие трудовые локти на столах. В заведении стоял обычный гул обычного сброда, который был у себя дома. Хиератта непроизвольно поморщился, заметив в углу над стойкой новенький плоский сияющий стеклом прямоугольник. Согласно последней резолюции центрального телевидения, телевизионный приемник предписывался теперь для каждого публичного заведения в качестве обязательного источника новостей для населения. Несколько голов за стойкой смотрели в направлении экрана, динамик что-то бубнил, но что именно, было не разобрать. По экрану бегали полосы и какие-то люди. Его еще не успели сломать.

Хиератта тоже сел за стойку на свободное место и сразу стал высматривать местный контингент на предмет аномалий. Аномалий здесь оказалось столько, что он решил вначале поесть.

За стойкой обсуждали давно устаревшие новости. Все слышали о распоряжении властей взрывать покинутые поселения. Ходили слухи о каком-то шагающем городе, который будто бы был заодно с террористами, таскался по пятам за подразделениями федеральных частей, прикидываясь пустым покинутым селением, а ночью делал свое черное дело. Власти обещали разобраться. Никто не говорил вслух, что такое невозможно, но никто не понимал, как такое возможно. Кто-то, явно с академическим прошлым, выдвигал гипотезу, что это как ничто иное впервые наглядно доказывает теорию, что мир – это лишь математическое ожидание: ни одно видимое изменение структуры материи на деле не является локальным – оно всегда изменяет время.

Хроническая усталость и недосыпание в среде водителей на горных трассах уже официально считались профессиональными болезнями. Водители замерзали, их грабили, но гораздо чаще они засыпали, что заканчивалось плохо. И какой-то умник из нелегальных выступил с новаторской идеей: разделить весь период рабочего дня на строго определенные куски, в промежутках между которыми водителю рекомендовалось делать перерывы с целью проведения гимнастических упражнений. По завершении нескольких таких рабочих отрезков водителю надлежало без всяких вариантов отходить к отдыху, не взирая на обстоятельства. Этот момент всем казался особенно веселым. Хиератта тоже улыбался, но по другому поводу. Не у него одного в кабине вездехода под вентиляционным люком была приварена перекладина, но пользовался ею в качестве турника только он. Из всех он был один, у кого такие паузы с медитацией, стойкой на руках с прижатыми к трейлеру пятками, отжиманием на кулаках, сквотом с гирей на спине, серией стандартных движений из рукопашного боя и растяжкой давно стали привычкой. Спал он всегда невзирая на обстоятельства. Мир и подрядчики могли треснуть.

Сделав заказ на самый плотный ужин, который был способен унести к себе в кабину, он только сейчас заметил сидевшую в углу одинокую фигуру человека, который ничего не ел, а просто отдыхал, откинув затылок к бревнам стены. Глаза у него были закрыты. Хиератта никогда раньше его не видел, но моментально понял, кто это. Этот стабуларий реально был каким-то из другого мира. Сильно поношенные кожаные мокасины, кожаные штаны и кожаная куртка выглядели, как обычная одежда жителя глубоких лесов, но сидели на нем так, словно парень делал небольшой перерыв между рекламными роликами нового правительства на тему благополучного преодоления трудностей в деле освоения богами забытых Территорий. Рядом в пол упирался концом длинный лук, лежала вязанка стрел, и случайного взгляда сюда было достаточно, чтобы понять, что беспокоить аборигена без большой необходимости не стоило. Одно лишь присутствие вот этой одинокой длинноволосой фигуры в заведении обещало бы в любом другом месте хозяину очень большие неприятности. Лесной народ, эльфы, официально считались главными организаторами бандформирований, идеологами терроризма и источником самого большого беспокойства для оккупационных властей. Они были стержнем всего сопротивления, направляющей силой, абсолютно несгибаемым стальным наконечником партизанского движения, который было невозможно ни купить, ни уговорить, ни согнуть. Им по традиции пытались заранее оплатить светлое Сегодня и самое сытное Завтра, но с эльфами невозможно было договориться. Правда, это неофициально. Официально все каналы бесчисленное количество раз, снова и снова повторяли исторические слова о том, что «мы не вступаем в переговоры с террористами». Что думал по тому же вопросу сам лесной народ, никто не слышал. Каналами телевидения те не располагали. Впрочем, видели их теперь редко. Бессмертные жили недолго.

Рядом у стойки сидел крайне низкорослый субъект с длинной бородой и большой походной котомкой, брошенной на пол у ног.

– «…Темная Материя – загадочное вещество, которое не отражает, не излучает и не поглощает какой-либо свет», – отчетливо произнес динамик телеэкрана над стойкой в углу.

– Прелестно, – хмуро заявил гном виночерпию, сгибаясь и доставая из котомки чашу. – Мне она уже не нравится. Из чего бы смерть еще делала свое невидимое паскудство…

Виночерпий, вытерев руки перекинутым через плечо полотенцем, переключил канал. Через усеянный желтыми подсолнухами и утыканный аккуратными двориками Хоббитон с исполинскими древними коренастыми дубами пробиралась колонна танков. Танки шли, с надсадным ревом преодолевая каменистый кряж, тяжело ворочаясь и буксуя, потом один за другим уходили вниз, к реке. Показывали хроники. Это была уже эпопея серий ретроспективного обзора достижений, посвященных юбилею демократических преобразований. На экране болезненно знакомое, многократно виденное, абсолютно незапоминающееся и давно опостылевшее лицо, убедительно кивая в придвинутый микрофон, открывало и закрывало рот, наполняя мир звуками. Ясным, звонким, детским голосом Животновод по центральному каналу делал чрезвычайное сообщение к Нации и международному сообществу. «…Сегодня мною подписан указ о введении войск в пределы так называемых Спорных Территорий. Это вынужденная мера, вызванная интересами мира, всего мирового сообщества, прямо и строго вытекающая из пунктов международного права…»

Хиератта смотрел туда и думал, что мог бы примерно сказать, куда катился его мир. Как-то он вывел для себя рабочее определение, что такое разум, и придерживался только его. Каждый живет в своем туннеле реальности. Степень изменчивости этого туннеля под воздействием новой достоверной информации определяла степень разумности. Старым и мертвым она была недоступна.

Это явно было надолго. Так последовательно, с аргументами на руках настаивать на чем-то можно, лишь все для себя решив. Животновод подсчитал необходимое количество гор трупов, доступных ресурсов, подвел в уме подотчетную ведомость и уже успел составить речь для своего места в истории. «…В ответ на факт незаконного ввоза в пределы Спорных Территорий огнестрельного оружия, о запрете которого было объявлено ранее, и исключительно в целях их защиты…»

Очень скоро поползли слухи, что ввоз огнестрельного оружия, подробно заснятого в катакомбах центральным правительственным ТВ, был обеспечен самими куклами Животновода как повод для введения войск. Все говорило за то, что он и в самом деле уже все давно просчитал и никто ничего нового ему сказать не мог. Хроники воспроизводили страницы новейшей истории. Их с прервавшимся дыханием предстояло перелистывать поколениям, идущим следом. Хиератта смотрел и пытался понять, почему из всех в принципе возможных решений жизнь каждый раз выбирает наихудшее. Вроде бы и выбор широкий. В стабуларии громко смеялись, назревало какое-то новое веселье по случаю зарплаты. Кто-то тащил из погреба музыкальный инструмент, в углу пробовали дудеть в дудочку, стало шумно. «…Наша цивилизация», «Страна не потерпит…», «Страна не допустит…», «Интересы страны…», «Страна продемонстрировала…», «Стране нужны…», «Страна не позволит…», «У страны нет другого выбора…». Нация, населявшая страну, как бы невзначай во всех сводках оказалась приоритетной.