Избранные произведения в 2-х томах. Том 2

– Да так, никуда... Не пойму, зачем было снимать куртку...

– Куда вы подевали барона?
– спрашиваю я далее.
– В такую погоду граф едва ли на море...

– Глан, я хотела вам сказать одну вещь...

Я обрываю ее:

– Смею ли просить вас передать поклон герцогу?

Мы глядим друг на друга. Я готов оборвать ее снова, как только она раскроет рот. Наконец у нее страдальчески передергивается лицо, я отвожу глаза и говорю:

– Откровенно говоря, гоните-ка вы принца, мой вам совет, йомфру Эдварда. Он не для вас. Поверьте, он все эти дни прикидывает, брать ли вас в жены или не брать, что для вас не так уж лестно.

– Нет, не надо об этом говорить, ладно? Глан, я думала о вас, вы готовы снять с себя куртку и промокнуть ради другого человека, я к вам пришла...

Я пожимаю плечами и продолжаю свое:

– Взамен предлагаю вам доктора. Чем не хорош? Мужчина во цвете лет, блестящий ум. Советую вам подумать.

– Выслушайте меня. Всего минуту...

– Эзоп, мой пес, ждет меня в сторожке.
– Я снял картуз, поклонился и опять сказал: - Привет вам, дева красоты.

И я пошел.

Тогда она кричит, кричит в голос:

– Нет, не разрывай мне сердце. Я пришла к тебе, я ждала тебя тут и улыбалась, когда тебя увидела. Вчера я чуть рассудка не лишилась, я думала все об одном, мне было так плохо, я думала только о тебе. Сегодня я сидела у себя, кто-то вошел, я не подняла глаз, но я знала, кто это. «Я вчера прогреб полмили», - сказал он. «Не устали?» - спросила я. «Ну как же, ужасно устал и натер пузыри на ладонях», - сказал он; он был этим очень огорчен. А я думала: нашел, чем огорчаться! Потом он сказал: «Ночью у меня под окном шептались; это ваша горничная любезничала с приказчиком». «Да, у них любовь», - сказала я. «Но ведь в два часа ночи!» - «Ну и что же?
– спросила я, помолчала и прибавила: - Ночи у них не отнять». Тогда он поправляет свои золотые очки и замечает: «Однако не кажется ли вам, что шептаться под окном посреди ночи не совсем прилично?» Я все не смотрела на него, так мы просидели минут десять. «Разрешите, я принесу вам шаль?» - спросил он. «Спасибо, не надо», - ответила я. «И кому-то достанется эта ручка?» - сказал он. Я не ответила, мысли мои были далеко. Он положил мне на колени шкатулку, я раскрыла ее, там лежала брошка. На брошке была корона, я насчитала в ней десять камешков... Глан, она у меня тут, хочешь посмотреть? Она вся раздавлена, вот подойди, посмотри, она вся раздавлена... «Ну, а зачем мне эта брошка?» - спросила я. «Для украшения», - ответил он. Но я протянула ему брошку и сказала: «Оставьте меня, я думаю о другом».
– «Кто же он?» - «Охотник, - ответила я.
– Он подарил мне лишь два чудесных пера на память. А брошку свою вы заберите себе». Но он не взял брошку. Только тут я на него поглядела, глаза его пронизывали меня насквозь. «Я не возьму брошку, делайте с ней, что вам угодно, хоть растопчите», - сказал он. Я встала, положила брошку под каблук и раздавила. Это было утром... Четыре часа я бродила по дому, в полдень я вышла. Он ждал на дороге. «Куда вы?» - спросил он. «К Глану, - ответила я, - я попрошу его не забывать меня...» С часу я ждала тебя тут, я стояла под деревом и увидела, как ты идешь, ты был точно бог. Я смотрела, как ты идешь, я видела твою походку, твою бороду и твои плечи, как я любила все в тебе... Но тебе не терпится, ты хочешь уйти, поскорее уйти, я не нужна тебе, ты на меня не глядишь...

Я стоял. Когда она умолкла, я снова пошел. Я слишком намучился, и я улыбался, я одеревенел.

– Ах да, - бросил я, приостанавливаясь.
– Вы ведь хотели мне что-то сказать?

И вот тут-то я надоел ей.

– Сказать? Но я уже все сказала. Вы что, не слышали? Нет, мне нечего, нечего больше вам сказать...

Голос ее странно дрожит, но это не трогает меня.

24

Наутро, когда я выхожу, Эдварда стоит у дорожки.

За ночь я все обдумал и решился. Нет, больше я не дам себя морочить этой своевольной девчонке, темной рыбачке; хватит, и так уж слишком долго ее имя неотступно стояло у меня в голове и мучило меня. Довольно! К тому же мне казалось, что как раз насмешничая и выказывая ей равнодушие, я поднялся в ее глазах. И ловко же я уязвил ее - она держит речь целых несколько минут, а я себе спокойно бросаю: ах да, вы ведь хотели мне что-то сказать...

Она стояла подле камня. Она была сама не своя и метнулась было мне навстречу, но сдержалась и стояла, ломая руки. Я притронулся к картузу и поклонился молча.

– Сегодня мне нужно от вас только одно, Глан, - заговорила она быстро. И я не двигался, просто мне захотелось послушать, что она такое скажет.
– Я слыхала, вы были у кузнеца. Вечером. Ева была дома одна.

Я опешил и спросил:

– И кому вы обязаны этими сведениями?

– Я за вами не шпионю!
– крикнула она.
– Я узнала это вчера вечером, мне рассказал отец. Я пришла домой вчера вечером, я вся промокла, и отец меня спросил: «Ты надерзила барону?» - «Нет», - ответила я. «Где же ты была?» - спросил отец. Я ответила: «У Глана». И тогда он мне рассказал.

Я превозмогаю тоску и говорю:

– Ева и тут бывала.

– Тут? В сторожке?

– Не раз. Я зазывал ее. Мы разговаривали.

– И тут!

Пауза. Спокойно!
– думаю я и говорю:

– Раз уж вы взяли на себя труд входить в мои дела, и я в долгу не останусь. Вчера я предлагал вам доктора. Ну как, вы подумали? Принц ведь никуда не годится.

Глаза ее вспыхивают гневом.

– Так знайте же, он еще как годится!
– кричит она.
– Он лучше вас, куда лучше, он не колотит чашек и стаканов, и я могу быть спокойна за свои башмаки. Да. Он умеет себя вести, а вы смешны, я за вас краснею, вы несносны, слышите, несносны!

Слова ее больно обидели меня, я наклонил голову и ответил:

– Правда ваша, я отвык от общества. Будьте же добрее; вы не хотите меня понять, я живу в лесу, в этом моя радость. В лесу никому нет вреда от того, что я такой, какой я есть; а когда я схожусь с людьми, мне надо напрягать все силы, чтобы вести себя как должно. Последние два года я так мало бывал на людях...

– Всякую минуту вы можете выкинуть любую гадость, - продолжала она.
– Устаешь за вами смотреть.

Как жестоко она это сказала! Мне так больно, я чуть не упал, будто она ударила меня. Но Эдварде этого мало, она продолжает:

– Пускай Ева за вами и смотрит. Вот жаль только, она замужем.

– Ева? Вы говорите, Ева замужем?
– спросил я.

– Да, замужем!

– За кем же?

– Сами знаете. Ева жена кузнеца.

– Разве она не дочь его?

– Нет, она его жена. Уж не думаете ли вы, что я лгу?

Ничего я такого не думал, просто очень, очень велико было мое удивленье. Я стоял и думал: неужто Ева замужем?

– Так что вас можно поздравить с удачным выбором, - говорит Эдварда.

Ну когда же это кончится! Меня всего трясет, и я говорю:

– Так вот, подумайте-ка насчет доктора. Послушайтесь дружеского совета; ваш принц - старый дурак.
– И я сгоряча наговорил на него лишнего, преувеличил его возраст, обозвал его плешивым, подслепым; еще я говорил, что корона на запонках нужна ему исключительно на то, чтоб кичиться своей знатностью.
– Впрочем, я не искал ближе с ним познакомиться, увольте, - сказал я.
– Он ничем не выдается, в чем его суть - не поймешь, он просто ничтожество.

– Нет, нет, он не ничтожество!
– кричит она, и голос ее срывается от гнева.
– Он совсем не такой, как ты воображаешь, лесной дикарь! Вот погоди, он еще с тобой потолкует, о, я попрошу его! Ты думаешь, я не люблю его, так ты скоро увидишь, что ошибся. Я пойду за него замуж, я день и ночь буду думать о нем. Запомни, что я сказала: я люблю его. Пускай приходит твоя Ева, ох, господи, пускай ее приходит, до чего же мне это все равно. Мне бы только поскорей уйти отсюда...
– Она пошла прочь от сторожки, сделала несколько быстрых шажков, обернулась, белая как полотно, и простонала: