Избранные произведения в 2-х томах. Том 2
Шрифт:
– И не смей попадаться мне на глаза.
25
Желтеют листы, картофельная ботва цветет высокими кустами; снова разрешили охоту, я стрелял куропаток, глухарей и зайцев, раз подстрелил орла. Пустое, тихое небо, ночи прохладны, звонкие звуки, легкие шумы ходят полями и лесом. Покойно раскинулся божий мир...
– Что-то господин Мак больше не поминает двух чистиков, которых я подстрелил, - сказал я доктору.
– А это вы благодарите Эдварду, - ответил он, - я знаю, я сам слышал, как она за вас заступалась.
–
Бабье лето... Тропки располосили желтый лес, что ни день, нарождается по новой звезде, месяц плавает тенью, золотой тенью, обмокнутой в серебро...
– Господь с тобой, ты замужем, Ева?
– А ты не знал?
– Нет, я не знал.
Она молчит и стискивает мою руку.
– Господь с тобой, дитя, что же нам теперь делать?
– Что хочешь. Ты ведь еще не едешь. Пока ты тут, я и рада.
– Нет, Ева.
– Да, да, только пока ты тут!
Она очень жалка, она все стискивает мою руку.
– Нет, Ева, ступай! Все кончено.
Проходят ночи, приходят дни. Вот уж три дня прошло с того разговора. Из лесу идет Ева с тяжелой вязанкой. Сколько дров перетаскала за лето бедная девочка!
– Положи вязанку, Ева, дай мне глянуть в твои глаза. Они синие, как и прежде?
Глаза у нее были красные.
– Ну улыбнись же, Ева! Я не могу больше тебе перечить, я твой, я твой...
Вечер. Ева поет, я слушаю ее песню, к горлу подкатывает комок.
– Ты поешь сегодня, Ева?
– Да, я так рада.
И она поднимается на цыпочки, чтобы меня обнять, ведь она такая маленькая.
– Ева, у тебя руки в ссадинах? Что бы я дал, чтоб на них не было ссадин!
– Это не важно.
И так чудесно сияет ее лицо.
– Ева, ты говорила с господином Маком?
– Один раз.
– О чем же вы говорили?
– Он к нам переменился, заставляет мужа день и ночь работать на пристани, меня тоже заставляет работать без отдыха. Он задает мне мужскую работу.
– Отчего он так?
Ева смотрит в землю.
– Отчего он так, Ева?
– Оттого, что я люблю тебя.
– Но откуда он мог это узнать?
– Я ему сказала.
Пауза.
– О господи, хоть бы он подобрел к тебе, Ева!
– Да это не важно. Мне теперь все не важно.
И голос ее дрожит, словно тонкая песенка.
А листы все желтеют, дело
к холодам, народилось много новых звезд, месяц кажется уже серебряной тенью, обмокнутой в золото. Еще не примораживало, только прохладная тишь стояла в лесу, и повсюду жизнь, жизнь. Всякое дерево призадумалось. Поспели ягоды.Потом наступило двадцать второе августа, и были три ночи, железные ночи, когда по северному календарю лету надо проститься с землей и уже пора осени надеть на нее свои железа.
26
Первая железная ночь.
В девять часов заходит солнце. На землю ложится мутная мгла, видны немногие звезды, два часа спустя мглу прорезает серп месяца.
Я иду в лес с моим ружьем, с моим псом, я развожу огонь, и отблески костра лижут стволы сосен. Не приморозило.
– Первая железная ночь, - говорю я вслух и весь дрожу от странной радости.
– Какие места, какое время, как хорошо, боже ты мой...
Люди, и звери, и птицы, вы слышите меня? Я благословляю одинокую ночь в лесу, в лесу! Благословляю тьму и шепот бога в листве, и милую, простую музыку тишины у меня в ушах, и зеленые листья, и желтые! И сплошной шум жизни в этой тиши, и обнюхивающего траву пса, его чуткую морду! И припавшего к земле дикого кота, следящего воробушка во тьме, во тьме! Благословляю блаженный покой земного царства, и месяц, и звезды, да, конечно, их тоже!
Я встаю и вслушиваюсь. Нет, никто меня не слыхал. Я снова сажусь.
Благодарю за одинокую ночь, за горы! За гул моря и тьмы, он в моем сердце. Благодарю и за то, что я жив, что я дышу, за то, что я живу в эту ночь! Тес! Что это там, на востоке, на западе, что это там? Это бог идет по пространствам! Тишь вливается в мои уши. Это кровь кипит у вселенной в жилах, это работа кипит в руках у творца, я и мир у него в руках. Костер озаряет блестящую паутинку, из гавани слышен всплеск весла, вверх по небу ползет северное сиянье. От всей своей бессмертной души благодарю за то, что мне, мне дано сидеть сейчас у костра!
Все тихо. Глухо падает на землю сосновая шишка. «Вот шишка упала!» - думаю я. Высоко стоит месяц, костер дрожит, догорает, скоро совсем загаснет. И на исходе ночи я иду домой.
Вторая железная ночь. Та же тишь и теплынь. Я все думаю, думаю. Я сам не замечаю, что делаю, я подхожу к дереву, надвигаю на лоб картуз и прислоняюсь спиной к стволу, сложа руки на затылке. Я смотрю на огонь и думаю, пламя слепит мне глаза, а я не чувствую. Я долго стою в этом нелепом положении и смотрю на огонь; но вот ноги устают, подкашиваются, затекают, и мне приходится сесть. Только сейчас я понимаю, как глупо себя веду. И зачем я так долго смотрел на огонь?
Эзоп поднимает голову и слушает, он слышит шаги, из-за стволов выходит Ева.
– Мне сегодня так грустно, меня одолели думы, - говорю я.
И она жалеет меня и молчит.
– Три вещи я люблю, - говорю я ей.
– Я люблю желанный сон, что приснился мне однажды, я люблю тебя и этот клочок земли.
– А что ты больше всего любишь?
– Сон.
Снова тихо. Эзоп узнал Еву, он склонил голову на бок и смотрит на нее. Я почти шепчу: