Избранные произведения в одном томе

Рыжеволосый Фанат сидел в темноте на балконе своей лондонской квартиры. Чистое небо, бодрящий воздух. На другом конце Риджентс Парка на фоне темного неба сверкал и переливался город. В его же квартире свет не горел, и он сидел в окружении теней.

Его семья владела колоссальным состоянием. Отец в прошлом был адвокатом, а мать сама была из богатой семьи. Она была наследницей крупной европейской транспортной компании. Благодаря родителям у него был обширный доступ к машинам и складам. А еще у него была квартира в центре Лондона и дом в пригороде.

Он любил Лондон. Гигантский плавильный котел. Шумный и живой город, где люди к тебе не приглядываются, их слишком сильно занимают собственные жизни и проблемы. Идеальное место, чтобы спрятаться и строить планы.

Его квартира располагалась на верхнем этаже величественного дома с колоннами. Его семье принадлежало все здание, и родители «подарили» по квартире каждому из четверых, когда им исполнился двадцать один год. Обе его сестры были замужем и жили в Нью-Йорке, а его брат, желая продемонстрировать всем свою независимость, взял кредит под залог жилья, но не смог его выплатить, и квартира отошла банку.

Было поздно, самолеты уже не летали. Издалека доносились едва различимые звуки полицейской сирены, и где-то тихо играла классическая музыка. Умиротворение. Ему будет этого не хватать.

Он вернулся в квартиру и зашел в кабинет. Это была комната, обшитая деревянными панелями, где стояла тяжелая кожаная мебель, но деревянные панели было едва видно из-под прикрепленных к ним вырезок из газет, фотографий и распечаток.

Он немного побродил по комнате, ему никогда это не надоедало. На стенах висели все статьи, когда-либо написанные о деле Каннибала с Девяти Вязов, начиная с самых первых, в которых говорилось о найденных телах девушек и о попытках выйти на след Каннибала, до статей о Питере Конуэе, звезде Лондонской полиции, с которого сорвали маску, и о его хорошенькой помощнице Кейт Маршалл.

Он протянул руку и дотронулся до фотографий Питера и Кейт, четверых убитых девушек — жертв Питера Конуэя, — а затем — до фотографий, сделанных в квартире Кейт, когда она чуть было не стала его пятой жертвой. Он знал об этом деле с самого детства, наблюдал эту шумиху в прессе, и долгие годы в его семье это дело было темой для бурных обсуждений.

Его родители, брат и сестры были убеждены в одном — Питер Конуэй был убийцей и злодеем, которого следует упечь за решетку. Но он всегда знал, что отличается от них. У него случались приступы жестокости, его посещали темные мысли, и он чувствовал, что никогда не сможет жить нормальной жизнью. Много лет он втайне сочувствовал Конуэю, чувствовал родство с ним. Только когда он повзрослел, только когда его родители наконец перебрались в Испанию, а сестер и брата раскидало по миру, он получил возможность думать самостоятельно. Навязчивая идея превратилась в одержимость. Он превратился в истинного Фаната.

Он подошел к столу, где оставил экземпляр «Новостей мира». Он вырезал оттуда последнюю статью, заметку об убийствах подражателя. Он был в восторге от фотографий, которые они использовали. Три круглых изображения, соединенные стрелочками: Питер Конуэй, Кейт Маршалл и пустой кружок с вопросительным знаком. Внутри было написано: КТО ПОДРАЖАТЕЛЬ?

— Я, я, я, я! — скандировал он, аккуратно вырезая заметку и намазывая обратную сторону клеем, затем прилепил ее на деревянную панель на стене и пригладил, чтобы бумага приклеилась ровно, как обои.

Он отошел назад полюбоваться. Когда он находился в этой комнате, у него захватывало дух. На всех стенах фотографии, статьи, изображения смерти. Он представлял себе, как полицейские вынесут дверь в его квартиру и ворвутся внутрь. Они обнаружат эту комнату, это святилище и начнут фотографировать, и эти снимки опубликуют в газетах и в интернете, и однажды, очень скоро, о нем тоже напишут книгу.

Раздался тихий сигнал, с которым на электронную почту приходит письмо. Он подошел к компьютеру и щелкнул мышкой. Это было письмо от продавца с eBay. Он выиграл на аукционе винтажную простынь. Он улыбнулся, обнажив десны. Распечатал фотографию простыни и подошел с ней к фотографиями из квартиры Кейт Маршалл в Детфорде. Он сравнил фотографию простыни, которую купил, с изображением той, что была найдена в квартире Кейт, после того как Питер Конуэй напал на нее.

— Да, — сказал он, переводя взгляд с одного изображения на другое. — Подходит идеально.

Глава 45

В пятнадцати километрах от квартиры у Риджентс Парка Энид Конуэй сидела за столом у себя на кухне и готовилась передать Питеру последние сообщения от Фаната. Работа была грязная, ей приходилось разрезать ириски, чтобы выскоблить мягкую сердцевину. Вся ее одежда была покрыта пятнами, а к столу по всей поверхности прилипли застывшие потеки карамели и шоколада. Она работала хирургическим скальпелем — он помогал сделать идеально ровный разрез, — надев на руки резиновые перчатки. Работать с ирисками нужно было быстро, они таяли прямо в руках, поэтому она сначала их заморозила. Также она выключила отопление и открыла окна. Потоки холодного воздуха то и дело врывались в кухню и приносили с собой запахи уличной еды и выхлопных газов.

Обычно по ночам на улице было шумно, и за долгие годы она к этому привыкла, но в тот день уличный шум действовал ей на нервы. Двое детей на мопеде носились вверх-вниз по улице, и пронзительный звук, издаваемый двигателем, казалось, проходит прямо сквозь нее.

Энид взяла еще одну ириску и аккуратно развернула упаковку. Руки под перчатками вспотели, и ей было сложно держать конфету ровно, чтобы воткнуть в нее скальпель и разрезать по кругу. Разрез должен был быть ровным, чтобы, когда она снова соединит половинки, шов был незаметен.

В соседнем доме кто-то закричал, и от неожиданности Энид дернулась. Ириска, которую она держала в руке, выскользнула, и кончик скальпеля воткнулся прямо в подушечку большого пальца.

Мокрая от пота резиновая перчатка быстро начала наполняться кровью, и Энид поспешила к раковине.

— Черт! — закричала она, стягивая перчатку и подставляя палец под холодную воду. Боль была адская. Энид нажала на палец и посмотрела на порез. Он оказался глубоким. — Твою ж мать!

Она подержала палец под водой несколько минут, пока не перестала идти кровь. Затем, достав аптечку, она намазала палец антибактериальным кремом, туго замотала бинтом и сверху заклеила пластырем. Когда руки высохли, Энид достала из шкафа бутылку Teacher’s, налила виски в бокал и запила им пару таблеток обезболивающего.

Она оглядела бардак на кухонном столе: комками застывшая карамель, скомканные резиновые перчатки и пристроившийся на краю столешницы аппарат для термосварки. Виски согрел ее изнутри, и Энид подошла к микроволновке, рядом с которой лежали два паспорта. Она проверила, не просочилась ли кровь через повязку, и, убедившись, что все чисто, открыла паспорта.

В первом была ее фотография, но паспорт был на имя Джун Мунро. Джун было столько же лет, сколько Энид, только день рождения в другой день.

Ее поразило качество подделки: бумагу на ощупь было не отличить от настоящей, а в конце паспорта была толстая пластмассовая страница с биометрическими данными. Паспорт был действителен еще девять лет. Для правдоподобности в конце стояло несколько отметок о поездках: двухнедельное путешествие в Хорватию в прошлом году, в Исландию и в Штаты. В паспорте также стояла действующая американская туристическая виза. Энид взяла второй паспорт. Внутри стояли такие же штампы из Хорватии и Америки. Фотография Питера, сделанная в комнате для свиданий, подошла хорошо. Энид было непривычно видеть в паспорте другое имя — Уолтер Кинг, — но со своими седеющими волосами Питер и так был практически неузнаваем. Новый паспорт сделал его на год моложе.