Избранные произведения в одном томе

Она слышит мягкий и четкий голос Джей Ти. Он был здесь все это время — его не было видно, но она знает, что он все время был здесь. Она рассчитывает на него.

— Ты можешь, Ягодка, — кричит он. — Можешь!

Марион посылает лошадь и слышит, как он хлопает в ладоши.

И в этот момент она чувствует себя свободной.

Джим был готов. В самые темные ночные часы, как раз перед рассветом, он сидел в комнате с задернутыми шторами и заканчивал последние приготовления.

На полу перед ним лежали два пластиковых шара, наполненные пластилином ярко-пурпурного цвета; коробка прозрачных пластиковых пакетов; два мешка с наполнителем для подушек; четыре коробки женских колготок; коробка с гримом и очень дорогой парик черного цвета, который сделает его «на десять лет моложе», если верить продавцу. И, наконец, в руках у него была форма полиции округа Миддлсекс, которую он украл из шкафчика полицейского, слишком любившего, судя по его размерам, пончики из «Данкин Донатс».

Под резким светом голой лампы без абажура Джим трудился над формой, тщательно добавляя, где нужно, стежки и аккуратно удаляя нашивки.

В большинстве случаев простого появления человека в форме было больше чем достаточно: для неопытных глаз все полицейские выглядели одинаково. Однако различные службы, округа и города имели свои собственные знаки отличия. Например, ранг мог определяться лампасами на брюках, шпалами на воротнике или специальными нашивками. Каждый округ имел свой собственный фасон: брюки варьировались от прямых до галифе и отличались к тому же еще и цветом. Он изменялся от коричневого до синего и черного. Все это надо было тщательно продумать, потому что в следующие двадцать четыре часа эту форму будут изучать глаза людей, которые были настоящими профессионалами. Дойдя до этого этапа, Джим не хотел ставить всю операцию в зависимость от нашивки или знака, присутствия которых он не смог бы объяснить.

Рядом с ним лежала цветная иллюстрированная книга, в которой были показаны мундиры правоохранительных служб различных штатов и округов. У него была такая же книга по нашивкам, а также его собственная коллекция, которую он собрал в течение семи лет службы в полиции. Что-то из этой коллекции он купил, а что-то украл. Но и то, и другое ему пригодилось.

Отпоров последнюю нашивку, Джим поднес форму к свету и внимательно осмотрел ее. Годится.

Он отложил форму и обратился к предметам, лежавшим на полу. Начал с пластилина, который тщательно размял, придал ему соответствующую форму и положил в прозрачные пакеты. Когда он запихнет его в рот, у него появятся отвислые щеки. Отрезав верхнюю часть колготок, Джим набил чулки наполнителем для подушек и прихватил их несколькими стежками. Это сойдет за жирные бедра и округлый живот. Парик и грим понадобятся в самый последний момент.

Бекетт достал старую картонную коробку из-под обуви и перебирал свою коллекцию именных жетонов и именных нашивок, пока не нашел то, что искал. Жетоны он стал тащить пять лет назад. Проще всего их было воровать у детективов и новичков: у детективов, потому что они были слишком самоуверенны — им казалось, что никто не посмеет залезть к ним в карманы, а у новичков — потому что они были слишком глупы. Джим уже тогда подозревал, что оригинальные именные жетоны когда-нибудь ему пригодятся. Он тщательно подбирал свою коллекцию. А когда два с половиной года назад вдруг почувствовал, что за ним следят и его сопровождают два детектива в штатском, он закончил свою подготовку. Нашел идеальную лежку, куда положил свои жетоны, поддельное удостоверение личности, сто штук зеленых и — правильно — два паспорта.

Его аккуратность и тщательность подготовки не пропали даром. Полиция так и не нашла его укрытие, и Джим провел два года в тюрьме, зная, что рано или поздно ему представится возможность и он начнет именно с того места, на котором остановился.

Бекетт выбрал жетон и занялся нашивкой с именем. Бог скрывается именно в деталях.

Его беседа с сержантом Уилкоксом прошла очень удачно. Бекетт пригласил его на ланч и здорово накачал «Гальционом». Старина сержант проспал, как младенец, всю дорогу, пока Джим вывез его из города, привязал к дереву и приготовил свой армейский швейцарский нож. Он быстро получил необходимую информацию.

Позвонив жене сержанта, Бекетт объяснил, что сержант получил абсолютно секретное задание и что в течение нескольких дней его не будет дома. Звонить он тоже не сможет. Но к концу недели она получит дополнительную информацию.

Потом Джим позвонил в оперативную группу и представился дежурному офицеру как лечащий врач Уилкокса. Он сообщил, что сержант свалился с сильнейшим пищевым отравлением и будет недоступен в течение ближайших двадцати четырех часов. Естественно, что он немедленно вернется к исполнению служебных обязанностей, как только почувствует себя в силах это сделать.

Рано или поздно сержанта начнут разыскивать. Никаких проблем. Джиму нужно только двадцать четыре часа. К тому времени он уже все закончит.

Бекетт встал и потянулся всем своим крупным, тренированным телом. Триста отжиманий и пятьсот подъемов корпуса из положения лежа каждый день. Ни жиринки. Эд Кемпер, может быть, и больше, чем он, но в борьбе на руках Джим был уверен в своей победе.

Он расслабил руки и ноги. Сейчас ему хватало четырех часов сна. Сегодня он переходил ко второй фазе и был к ней готов. Он все продумал и все предусмотрел. И всемогущим он был не потому, что хотел им быть, а потому, что много над этим работал.

Джим гнил в Уолпоуле два года. Два года он провел в камере шесть на восемь футов в условиях максимально строгого режима, когда из камеры его выпускали всего на один час в день. Да и то только по будням. Но даже тогда на него надевали наручники и кандалы, прежде чем двое тюремщиков переводили его в зону отдыха строгого режима — еще один каменный мешок размером шесть на восемь, весь опутанный проводами систем безопасности, который прозвали «собачья будка».

Одновременно в зоне отдыха могло находиться не больше двух осужденных строгого режима, и их размещали как можно дальше друг от друга — так что даже разговаривать было затруднительно. Но это было неважно. В то время тюрьма контролировалась бандой «Латиноамериканские короли», а у Джима не было никакого желания общаться с этими нафаршированными наркотиками латиносами. Всем им нужна была только его задница. Он читал это на их лицах, когда его проводили вдоль камер. Он чувствовал запах их ненависти и похоти и видел их тайные сигналы, сопровождавшиеся шипением. Он любил играть с ними в гляделки — смотреть им в глаза до тех пор, пока они не отводили свои, потому что считали себя жутко крутыми, а в действительности ничего в этом не понимали. Они липли друг к другу, как уроды с трясущимися коленками, передавали наркотики при рукопожатии, убивали сокамерников по каким-то надуманным предлогам и считали, что все это делает их настоящими мужиками. Полная ерунда. Персонал тюрьмы быстро нашел на них управу. Уолпоул стал тюрьмой строгого режима, в которой были запрещены все физические контакты. И Джиму пришлось сидеть перед Шелли, отделенным от нее пуленепробиваемым и звуконепроницаемым стеклом, потому что до охраны вдруг дошло: через страстные поцелуи приходящих подружек можно передавать не только слюну.

Два года он провел в оранжевом [73] цвете. Два года он сидел на полу своей камеры и слушал, как бетонные стены вибрируют от ненависти и непродуманных действий администрации. Два года он провел без секса.

Больше ни за что. Он тщательно продумал все свои планы и предусмотрел все мелочи. В тюрьму он больше не вернется. И он отомстит.

Обнаженный, Джим свернулся клубком на голой лежанке. Он спал и во сне чувствовал, как рот Шелли высасывает его до капли. И как его руки обхватывают ее шею и сжимаются, сжимаются, сжимаются…

73

Особо опасных преступников, приговоренных к пожизненному заключению в тюрьмах США, одевают в оранжевые комбинезоны.

— Я иду к тебе, детка, — пробормотал он во сне. — Иду.

Глава 18

Тесс была готова. Она проснулась с первыми лучами солнца и медленно потянулась. Ее формирующиеся мускулы растянулись и сократились. Тереза видела свои крохотные бицепсы, растущие трицепсы и еще не до конца сформировавшиеся квадрицепсы. Она слегка разогрелась, не выходя из комнаты, и получила удовольствие от своих мягких, изящных движений.

Она движется в правильном направлении.