Избранные произведения в одном томе

По окончании повествования он медленно покрутил головой:

— Знаете, на язык так и просятся слова «темная лошадка»…

— Не сердитесь… Конечно, надо было раньше сказать, да только еще неделю назад я считал, будто все осталось в прошлом.

— Вам не нужно извиняться…

И все же я видел, что Генри расстроен. Он принял меня под свое крыло, когда мне было очень плохо, а теперь выясняется, до какой степени я скрытен: ведь раньше он искренне полагал, что антропология в моей жизни носила чисто академический характер. И хоть я не врал явно, за такое доверие можно было бы вести себя и почестнее…

— Если хотите, я готов уволиться, — предложил я.

— Уволиться?! Изволите шутить? — Генри взглянул мне в лицо. — Впрочем, если вы и впрямь передумали, то…

— Нет. Конечно, нет. Я с самого начала не хотел вмешиваться и держал вас в неведении не специально. Просто мне самому противно было обо всем этом думать…

— Я понимаю… Это лишь немного неожиданно. Я же и понятия не имел, насколько… своеобразной работой вы занимались. — Он задумчиво посмотрел на озеро. — Завидую вам, честное слово. Я всегда жалел, что не подался в психологию. А ведь были такие амбиции, были. Естественно, ничего не вышло. Слишком много надо было учиться. А мне хотелось жениться на Диане, да и профессия терапевта приносила деньги быстрее. «Врач широкого профиля»! В ту пору это звучало вполне заманчиво…

— Не вижу никакой заманчивости в том, чем я занимался.

— Значит, испытывали хотя бы возбуждение, волнение… — Он окинул меня понимающим взглядом. — И не вздумайте утверждать, что вы ничуть не изменились за прошлую неделю. Это стало заметно даже до того ужина… пардон, барбекю. — Генри коротко рассмеялся, отыскивая трубку в кармане. — Как бы то ни было, неделька нам выпала еще та… Про второе тело новости есть? Личность установили?

— Пока нет. Будем надеяться, зубоврачебные карточки помогут.

Генри покачал головой, набивая трубку:

— Вот живешь, живешь здесь годами, а потом — бац!..

Он попробовал стряхнуть мрачное настроение.

— Пойду-ка я лучше проверю, как там наш ленч. Ко всей нынешней жути не хватало только пудинг передержать…

После этого мы старались вести разговор в более веселых тонах. Впрочем, к концу обеда Генри явно устал. «И не мудрено, — напомнил я себе. — Ведь последние дни он брал на себя и мою нагрузку». Я попробовал было заняться грязными тарелками, однако он и тут воспротивился:

— Да ничего страшного, правда. Все равно я положу их в посудомоечную машину. Буду только рад, если вы прямо сейчас побежите на встречу с подружкой.

— У нас масса времени…

— Если будете настаивать на своем, то и я не отступлюсь. И если честно, я бы просто допил остатки нашего винца, да и прилег бы на часок-другой.

Генри состроил утрированно-грозную мину.

— Или вы хотите испортить мне воскресный вечер, а?

* * *

Мы с Дженни договорились встретиться у «Барашка», на нейтральной территории, потому как рандеву возле ее дома слишком походило бы на настоящее свидание. Я все еще пытался доказать самому себе, что мы просто собираемся покататься на лодке, что речь не идет об ужине с неявной интимной подоплекой, где пришлось бы выискивать и разгадывать кажущиеся взаимные намеки. Нет, ничего особенного не предстоит…

С другой стороны, ощущение предвкушения и волнующего ожидания говорило об ином.

За ленчем я старался не налегать на вино, и хотя сейчас тянуло выпить чего-нибудь покрепче, мне стоило бы остановиться на апельсиновом соке. Идя к барной стойке, я встречал обычные приветствия кивком головы, в которых не удавалось прочесть ничего нового. Впрочем, одна деталь порадовала: Карла Бреннера нигде не было видно.

Я вынес свой сок на улицу и, прислонившись к каменной стене возле входа, в пару глотков осушил стакан. «Нервишки пошаливают», — подумал я, заодно отметив, что поминутно гляжу на часы. Дав себе слово так больше не делать, я посмотрел на дорогу, где увидел приближавшуюся машину. Старенькая малолитражка, а за рулем сидит Дженни. Она припарковалась, вышла, и у меня сразу поднялось настроение. «Да что происходит?» — удивился я и тут же про все забыл, когда девушка подошла ближе.

— А я-то думала, что окажусь первой, — улыбаясь, сказала она и подняла солнечные очки на лоб. Однако я знал истинную причину, почему Дженни решила сесть за руль: нынче далеко не многие женщины отваживались ходить пешком.

Сегодня на ней шорты и голубая безрукавка. Слабый, почти неуловимый аромат духов.

— Надеюсь, вы не долго меня прождали? — спросила она.

— Только что подошел, — ответил я и, перехватив ее взгляд на мой пустой стакан, виновато пожал плечами. — Пить очень хотелось. А вам что-нибудь взять?

— Да мне в общем-то все равно.

Так, начинается. Похоже, мы попали в ту фазу, когда неловкость заставляет любые слова звучать фальшиво. «Решайся! Ну же!» — приказал я себе, отлично сознавая, что этот миг задаст тон всему нашему вечеру.

— Может, что-нибудь захватим с собой? — предложил я, удивившись собственной находчивости.

Девушка расцвела улыбкой.

— Отличная мысль!

Пока я ходил в паб за бутылкой вина, Дженни ждала снаружи. Моя просьба одолжить пару бокалов и штопор встретила такое недоумение, что я дал себе мысленного пинка: «Мог бы и сам догадаться!» Впрочем, понятно, почему я не сообразил заранее. Просто подсознательно избегал всего, что способно было придать нашей встрече романтический характер. Кстати, похоже, что и с Дженни происходило то же самое.

— Секундочку, — сказала девушка, когда я вернулся, и сама нырнула в кабачок. Пару минут спустя Дженни вышла, помахивая пакетиками с хрустящим картофелем и орешками.

— На случай, если захочется пожевать, — весело сообщила она.

На этом неловкость растаяла. Мы оставили ее машину на парковке и пешком вернулись к озеру. Хотя на пристань можно попасть через садик, позади дома Генри имелась также полузабытая тропинка, по которой мы и направились, не желая беспокоить хозяина. Шлюпка неподвижно стояла на зеркальной глади воды. Ни малейшего дуновения ветерка.

Когда мы забрались внутрь, я сказал:

— Ох, сдается мне, под парусом сегодня много не походишь.

— Не важно. Главное, что мы на озере.

Махнув рукой на парус, я взялся за весла и вывел шлюпку на открытую воду. В солнечном сиянии она отсвечивала стеклом, да так ярко, что резало глаза. Нас сопровождал единственный звук — мелодичный плеск мерно окунавшихся весел. Дженни сидела ко мне лицом, и хотя наши колени соприкасались, никто не пытался отодвинуться. Я греб к противоположному берегу, а Дженни, опустив руку за борт, рассекала пальцами воду, оставляя за нами расходившийся рябью след.

Ближе к берегу озеро начинало мельчать, кое-где покрываясь непроходимыми зарослями соломенно-желтого камыша. В одном из таких мест мы заметили длинную пологую отмель, с обеих сторон прикрытую густыми ветвями плакучей ивы. Я провел шлюпку под одной такой веткой и, несильно затянув узел, принайтовился к старому дереву. Солнечный свет зайчиками испятнал листву, превратив ее в прозрачную зелень.

— Как здесь чудесно! — воскликнула Дженни.

— Хотите, погуляем?

Она заколебалась.