Избранные произведения. Том 3

— У нас проблемы, Джума? — раздался сзади тихий голос Ромашина.

— Хамит,- коротко ответил Хан, неохотно отпустил плечо инспектора. — Оказывается,среди социоэтиков тоже попадаются некомбатанты. Парень, уходи из комиссии сам, иначе я позабочусь, чтобы от тебя избавились.

— Когда для дела нужны трое,двое не ссорятся,- миролюбиво заметил Ромашин. — Говорят, там внутри кто-то пристал к девушкам, надо помочь.

— Этот не помощник.- Джума окинул презрительным взглядом инспектора-социоэтика, державшегося за плечо, и направился ко входу в метро, потом вернулся,сорвал значок социоэтика и сунул в карман.-Это тебе не понадобится, слизняк.

В зале метро с линией кабин было почти пусто, кабины работали в основном на финиш, и выходящие пассажиры торопились удалиться, заметив группу разрисованных под тигровую шкуру мускулистых громил с бритыми головами. Их было человек восемь, и они, выстроившись кругом, с хохотом толкали в круг двух девушек. Одна из них, маленькая брюнетка, вскрикивала и плакала, а вторая,высокая красивая блондинка, закусив губу, отбивалась молча и яростно.

— Брейкеры,- хмуро сказал Джума.- А вот этих я уже ненавижу!

Сленг брейкеров состоял из дикой смеси языковых искажений, понять которую было очень трудно. Впрочем, весь смысл их разговора сводился к оценке девичьих фигур и перевода не требовал.

— Эй, орлы!- окликнул их Хан, подходя к группе вдоль металлического никелированного поручня с завесой турникетов, регулирующего вход-выход. — Не надоело?

Парни оглянулись. На их лицах отразилось недоумение, потом появились ухмылки. Девушки в это время попытались вырваться из круга, но двое парней схватили их за руки, притянули к себе. Блондинка, чем-то похожая на Карой, вскрикнула от боли.

— Отпустите!- негромко сказал Джума, темнея лицом. В ответ раздались смех, возгласы, циничные остроты,советы, самыми благопристойными среди которых были: «А не пошел бы ты…» Перед безопасником пенилась тупая и воинствующая наглость. Что ей увещевания, призывы к совести, добрые уговоры? Ей всегда были понятны только кулаки и зубы.

Джума вдруг коротко, почти без размаха, ударил ребром ладони по поручню, смяв и прогнув трубу. Смех мгновенно стих, парни молча переводили взгляд с трубы на фигуру безопасника, готового к прыжку.

— Покалечу!- тихо, но внятно предупредил Джума.- Отпустите их.

— И покалечит,- философски заметил, подходя, Ромашин.- Он может. — Эксперт напрягся, раздался стон металла, труба поручня медленно выгнулась в обратную сторону. Ромашин полюбовался ею, погладил вмятину, сжал ладонью, отпустил, и все увидели, что деформация поручня почти исчезла.

— Идите, мальчики. — На лице Ромашина появилась добродушная улыбка. — Пошалили и хватит. Вопросы есть?

— Трезверы,- с разочарованием проговорил один из бритоголовых.- Линяем, любы!

Парни отпустили девушек,упорхнувших к свободным кабинам метро,и потянулись к выходу, бормоча невнятные угрозы, а когда из кабины в конце зала вышли трое молодых людей в форме линейной службы общественной безопасности- кто-то, очевидно, вызвал контроль порядка, — брейкеры ретировались с завидной быстротой. Снаружи послышались свист, крики, топот.

— Надо рассказать им… — начал было Джума, но Ромашин потянул его за рукав.

— Опаздываем, сами разберутся.

В кабине метро Джума взял Ромашина за руку, внимательно осмотрел ладонь, хмыкнул.

— Как вы это проделали? Я имею в виду поручень.

— Ловкость рук и никакого мошенства,- улыбнулся эксперт, вытащил из кармана нечто вроде тонкой перчатки телесного цвета с металлическими нитями вдоль пальцев.

— Понятно, — кивнул безопасник. — Я не заметил, когда вы его надели.

Это был экзоскелет для кисти руки, пользовались такого рода усилителями мышц обычно скалолазы и спасатели, но этот был изящнее и почти незаметен.

Еще через несколько минут они выходили из зала второй станции метро Гомеля. У четырехместного нефа с голубой мигалкой на зализанной крыше их ждала Забава Боянова, тоненькая, очаровательно грациозная в белом кокосе с нашивкой: «Всемирный институт истории и социологии». Поздоровались.

— И на этой банке вы хотите найти Аристарха? — иронически осведомился Джума, хлопнув рукой по блистеру кабины.

Боянова с недоумением взглянула на него.

— Но ведь это удобная скоростная машина… А, поняла: мигалка? Разве она помешает? Машина техслужбы транспорта…

— Все равно надо бы антиграв понезаметней, а мигалка может насторожить.

— Что же делать? — растерялась девушка.

Ромашин едва заметно улыбнулся: Забава была похожа на сестру не только внешне, но Власта никогда не терялась в подобных обстоятельствах.

— Снимем мигалку, — сказал он, — всего-то и забот.

— А не боитесь гнева моей сестры? Она почему-то сердита на вас за какие-то проступки.

— Во-первых, одним проступком больше, одним меньше — не велика разница, а во-вторых, волка бояться…

Забава подняла брови, задумчиво разглядывая бывшего начальника службы безопасности.

— Вы такой, каким я вас и представляла. Не пугайтесь, это похвала.

— Не сомневаюсь, — наклонил голову Ромашин.

Демонтаж лампы-вспышки занял две минуты, и неф взлетел, имея на борту добровольную дружину риска по розыску товарища. Из всей троицы больше других, как ни странно, волновался Игнат Ромашин, как всегда предельно собранный и внимательный, опирающийся на точный прогноз событий и огромный опыт работы в отделе безопасности. Компас интуиции никогда его не подводил, а сейчас он предсказывал бурю.

6

Как произведение гроссмановых чисел зависит от порядка сомножителей, так и жизнь Мальгина в одномерном пространстве колеблющейся «сверхструны» зависела от порядка следования по «струне» его систем: сигнальной, нервной, парасимпатической, а также от уровня сложности управления телом. Не догадайся Мальгин вывести процессы управления метаболизмом на уровень сознания, он не дошел бы до конца пути целым и невредимым. Вернее, дошел бы, но в «урезанном», «отредактированном» виде, без многих органов и систем, если не вовсе без тела.

В моменты коротких остановок заработали и другие органы чувств, о которых Клим даже не подозревал,способные ориентироваться там, где пасовали основные и добавочные экстрасенсные чувства. Сознание взяло под контроль жизнедеятельность организма в форме «пачки информации» вплоть до клеточного уровня, и Мальгин впервые осознал, каков запас прочности у человеческого мозга! Его мозг сейчас включил на уровень сознания не два-четыре процента нейронов, как у обычных людей, и не десять-двенадцать, как у интрасенсов, а все сто!