Избранные произведения

8

И в оный мир я весь душой ушел, — Он всюду выжег след свой: то кровавый, То траурный, как черный цвет гондол, То, как палаццо дождей, величавый. Тот мир не опочил, не отошел… Он в настоящем дышит старой славой И старым мраком; память благ и зол Везде лежит полузастывшей лавой: Тревожный дух какой-то здесь живет, Как вихрь кружит, как вихрь с собой уносит; И сладкую отраву в сердце льет, И сердце, ноя, неотступно просит Тревожных чувств и сладострастных грез, Лобзаний лихорадочных и слез.

9

Я плыл в Риальто. Всюду тишь стояла: В волнах канала, в воздухе ночном! Лишь изредка с весла струя плескала, Пронизанная месяца лучом, И долго позади еще мелькала, Переливаясь ярким серебром. Но эта тишь гармонией звучала, Баюкала каким-то страстным сном, Прозрачно-чутким, жаждущим чего-то. И сердце, отозвавшись, стало ныть, И в нем давно нетроганная нота Непрошенная вздумала ожить И быстро понеслась к далекой дали Призывным стоном, ропотом печали.

10

Тогда-то ярко, вольно разлилась Как бы каденца из другого тона, Вразрез с той нотой сердца, что неслась Печали ропотом, призывом стона, Порывисто сверкая и виясь, Божественной Италии канцона, Которая как будто родилась Мгновенно под колоннами балкона, В час ожиданья трепета полна, Кипенья крови, вздохов неги сладкой, Как страстное лобзание звучна, Тревожна, как свидание украдкой… В ней ритм не нов, однообразен ход, Но в ней, как встарь, вулкана жизнь живет.

11

Ты вырвалась из мощного вулкана, Из груди гордым холмом поднятой, Широкой, словно зыби океана, Богатой звука влагою густой И звонкостью и ясностью стеклянной, И силой оглушительной порой; И ты не сжалась в тесный круг избранный, А разлилась по всей стране родной, Божественной Италии канцона! Ты всем далась — от славных теноров До камеристки и до ладзарона, До гондольеров и до рыбаков… И мне, пришельцу из страны туманной, Звучала ты гармонией нежданной.

12

К нам свежий женский голос долетал, Был весь грудной, как звуки вьолончели; Он страстною вибрацией дрожал, Восторг любви и слезы в нем кипели… Мой гондольер всё ближе путь держал К палаццо, из которого летели Канцоны звуки. Голос наполнял Весь воздух; тихо вслед ему звенели Гитарные аккорды. Ночь была Такая, что хотелось плакать — много И долго плакать! Вод сырая мгла, Вся в блестках от лучей луны двурогой, Истому — не прохладу в грудь лила. Но неумолчно северная нота Все ныла, ныла… Это было что-то

13

Подобное германских мастеров Квартетам, с их глубокою и странной Постройкою, с подземной, постоянно Работающей думой! Средь ходов Веселых, поражающих нежданно Таинственною скорбью вечный зов В какой-то мир, погибший, но желанный; Подслушанная тайна у валов Безбрежного, мятущегося моря, У леса иль у степи; тайный яд Отравы разъедающего горя… И пусть аккорды скачут и звенят, Незаглушим в Бетховена иль Шпора Квартете этот вечный звук раздора.

14

Ты помнишь лишь один, совсем больной, Квартет глухого мастера? Сидела Как статуя, недвижно ты, с слезой В опущенных очах. О! как хотела Ты от себя прогнать меня, чтоб мой Язык, тебе разоблачавший смело Весь новый мир, владеющий тобой, Замолк! Но тщетно: делал то же дело Квартет. Дышал непобедимой он, Хотя глухой и сдавленною страстью, И слышалось, что в мир аккордов стон Врывался с разрушительною властью И разъедал основы строя их, И в судорожном tremolo затих.

15

О, вспомни!.. И нельзя тебе забыть! Твоя душа так долго, так сурово Возобладать собою допустить Боялася всему, что было ново. Ты не из тех, которые шутить Спокойно могут с тайным смыслом слова, Которым любо век себя дразнить, Которым чувство каждое обнова… ты не из тех! И вечно будь такой, Мой светлый сильф, с душой из крепкой стали, Пусть жизнь моя разбита вся тобой, Пусть в душу мне влила ты яд печали, — Ты права!.. Но зачем у ног твоих Я не могу, целуя страстно их,

16

Сказать, что, право, честно ты решила Вопрос, обоим, может быть, равно Тяжелый нам? Безмолвна, как могила, Твоя душа на зов моей давно… Но знай, что снова злая нота ныла В разбитом сердце, и оно полно Все той же беззаконной жажды было. Где б ни был я — во мне живет одно! И то одно старо, как моря стоны, Но сильно, как сокрытый в перстне яд: Стон не затих под страстный звук канцоны, Былые звуки tremolo дрожат, Вот слезы, вот и редкий луч улыбки — Квартет и страшный вопль знакомой скрипки!

17

За то, чтоб ты со мной была в сей миг, За то, чтобы, как встарь, до нервной дрожи Заслушавшись безумных грез моих, Ты поняла, как внутренно мы схожи, Чтобы, следя за ходом дум твоих И холод их искусственный тревожа, Овладевать нежданно нитью их… О! я за это отдал бы, мой боже, Без долгих справок всё, что мне судил Ты в остальном грядущем!.. Было б пошло Назвать и жертвой это. Тот, кто жил Глубоким, цельным чувством к жизни прошлой Хоть несколько мгновений, — не мечтай Жить вновь — благодари и умирай!

18

Один лишь раз… о да! сомнений нет — Раз только — хаос груди проникает Таинственный глагол: «да будет свет!» Встает светило, бездну озаряет, И все, что в ней кипело много лет, Теплом лучей вкруг центра собирает. Что жить должно — на жизнь дает ответ; В чем меры нет — как море опадает; Душевный мир замкнут и завершен: Не темная им больше правит сила, А стройно, мерно двигается он Вокруг животворящего светила. Из бездны темной вырвавшись, оно Все держит властно, все живит равно.